Наталия КУРЧАТОВА, литератор

26.11.2020

Сериал «Бомба» демонстрирует, как изменился взгляд российского общества на свое историческое прошлое за последнее десятилетие.

Недавно телеканал «Россия 1» завершил показ нового сериала о советском атомном проекте «Бомба», сделанного продюсерским центром Валерия Тодоровского. Героями постановки стали как вымышленные персонажи, так и исторические личности — нарком Берия, академики Харитон и Курчатов, темой — история создания ядерного оружия в СССР. Я не буду давать оценку разработке сюжета, актерской игре и прочим художественным достоинствам или недостаткам работы. Меня заинтересовало, как именно в этом сериале показывается наше прошлое, своего рода эстетическое заявление, сделанное авторами.

Сериалы Тодоровского для этого представляют собой благодатную почву, так как вот уже лет десять Тодоровский-младший прочно ассоциируется у широкого зрителя с визуализацией советского наследия. В этой связи многим памятны его картины «Стиляги» и «Оттепель». Теперь вот — «Бомба», написанная сценаристом Максимом Белозором при участии режиссера Игоря Копылова.

В «Стилягах», снятых в 2008 году в форме ретро-мюзикла, основной конфликт фильма можно обозначить как противостояние советского большинства и заводных, интересных внешне молодых людей, «стиляг». Идея сериала находит свое отражение и в его эстетическом оформлении. Большинство предстают на экране серым обществом в мешковатых брюках, стиляги — яркой общностью, идеологически и социально до комизма напоминающей московскую прогрессивную интеллигенцию нашей поры. Сюжет картины — история перековки «маленького жлоба» из рабочей семьи в представителя той самой прогрессивной интеллигенции, а заканчиваются «Стиляги» шествием по Москве неформалов разных лет, от стиляг до панков восьмидесятых и хипстеров нулевых, своего рода декларацией пресловутого разнообразия, новой идеологии глобального мира. Смысл жизни — быть собой и быть разными, заявляют нам с экрана.

В «Бомбе» все выглядит иначе. И дело не только в том, что взят более ранний исторический пласт и само действие происходит в серьезных кругах. Для начала мы видим свадьбу молодых научных сотрудников и кабинет И.В. Курчатова, откуда его забирают сотрудники НКВД. Сотрудники Лаборатории № 2 АН СССР, конечно, не пролетариат, но и не высшая государственная элита, однако на экране они показаны вполне по-человечески. На Курчатове — неброский, но приличный костюм. Квартира знаменитой артистки, матери главной героини в исполнении Натальи Сурковой, где живут молодожены, при явных приметах статуса и элегантности не режет глаз роскошью, запомнившейся по квартире советского дипломата в «Стилягах», хотя между временем действия постановок — чуть больше пяти лет. Вообще, картинка из «Бомбы» сообщает нам о том, что советские люди, от академика до кастелянши, вполне чувствуют золотую середину и вполне способны находить общий язык с представителями других социальных групп.

Да, это внешнее, но то внешнее, которое я не стала бы недооценивать. Впрочем, сами герои «Бомбы» также озабочены вовсе не покроем пиджаков, у них есть дела поважнее. И тут надо признать, что ни мелодраматический любовный треугольник главных героев, ни лагерная линия, по счастью, не отвлекают зрителя от главной темы — создания даже не бомбы, но ядерного паритета между США и СССР.

Если в «Стилягах» по контрасту советская реальность была показана как бы глазами детей, то в «Бомбе» мы видим этот же мир глазами взрослых — со всей жестокой прямотой и одновременно гибкостью подобного взгляда. С осознанием сложности, порой даже амбивалентности большинства жизненных ситуаций.

На мой взгляд, такое повзросление взгляда характеризует не только и не столько героев сериала, сколько его создателей, которые, в свою очередь, реагируют на доминирующие общественные настроения. Что же такого произошло за двенадцать лет, что наш взгляд на прошлое настолько явно «заматерел»?

Думается, за это время самим ходом жизни оказалась преодолена или почти преодолена мифологическая инерция того инфантильного взгляда позднесоветского человека, который лучше всего передан в «Стилягах» через возмущение главного героя, узнающего о том, что в реальной Америке никто, кроме эстрадных звезд и их юных фанатов, не носит «коки» и «трактора». Что у взрослых людей там взрослые проблемы.

Поколение, вошедшее в жизнь уже после развала Союза и начинающее сейчас задавать тон в обществе, на опыте обнищания девяностых и необходимости, в буквальном смысле, борьбы как за собственное благополучие, так и за существование страны это правило усвоило очень хорошо. Так же как и правило паритета: если у твоего соседа по планете есть бомба, а у тебя нет, то никакой стильный оранжевый галстук не спасет тебя и твою семью — в лучшем случае — от роли туземной обслуги. Это жестоко, но так устроена жизнь. Поэтому проблема этического выбора ученых, делать бомбу или не делать, здесь скорее упомянута, чем поставлена ребром. Понятно, что для поколения, пережившего войну на уничтожение, она практически не стояла. Наш опыт, при всей его несоразмерности, говорит примерно о том же.

Сказки о diversity еще могут работать для представителей отдельных групп, или, скорее, субкультур — вроде активистов ЛГБТ или борцов за абстрактную демократию. Но это, скорее, сродни надежде детей на понимание у товарищей по играм; взрослые же люди рано или поздно осознают, что плодотворное сотрудничество рождается на основе общих ценностей и задач, а не на почве любви к определенному стилю одежды или даже сексуальных предпочтений. И что подлинное многообразие мира подразумевает реальную возможность сосуществования разных культур и цивилизаций, а не размывание их мозаичной diversity, когда борец с глобальным потеплением из Москвы скорее поймет Грету Тунберг, чем соседа по лестничной клетке, увлекающегося хип-хопом, и уж точно откажется понимать собственных родителей.

Кажется, сейчас наше общество начинает понимать не только собственных родителей, но и дедушек с бабушками. При всей запоздалости этого сдвига, мне видится в этом хороший знак.