Папа римский и удовольствие

Аркадий МАЛЕР, философ

30.09.2020

Христианин должен избегать чревоугодия и сладострастия. Но значит ли это, что само понятие удовольствия имеет дьявольское происхождение?

Недавно католический, и не только, мир потрясло заявление папы римского Франциска. Тот будто бы сказал, что удовольствия, получаемые от секса или еды, имеют «божественное» происхождение. Эта новость вызывала закономерный восторг у прогрессивной общественности и столь же закономерное негодование у консервативных христиан. Не изучив предмет, все только утвердились в своем мнении. Одни, что христианство наконец-то расстается со «средневековыми предрассудками», а другие, что папа-обновленец совсем уже веру потерял и впал в «блудное возбешение». 

На самом деле никаких специальных заявлений по поводу удовольствия и секса папа Бергольо не делал, а только лишь проронил не очень внятную фразу в светской беседе с итальянским писателем Карло Петрини для его книги «TerraFutura». Петрини – бывший коммунист, а ныне левый демократ, экологический активист, борец с фастфудом и основатель движения «Slow Food», культивирующего традиционную органическую кухню. Практически вся беседа с папой Франциском, как это всегда бывает, выдержана в очень политкорректных и дружелюбных тонах и посвящена глобальным экологическим проблемам с необходимым для латиноамериканца воспоминанием о загрязнении Амазонки и неизбежным для современного европейца упоминанием Греты Тунберг. И когда разговор перешел на приятные гастрономические темы, агностик Петрини решил подколоть папу: «Католическая церковь всегда немного унижала удовольствие, как будто его надо избегать». И на это Франциск возразил, что церковь осуждает «нечеловеческое, вульгарное удовольствие», но признает «человеческое, трезвое», «удовольствие приходит непосредственно от Бога, оно не католическое и не христианское, ни какое-либо другое, а просто божественное. Удовольствие от еды нужно для того, чтобы быть здоровым, так же как сексуальное удовольствие нужно для того, чтобы сделать любовь более прекрасной и обеспечить продолжение вида». 

Сказал ли на самом деле папа нечто революционное? Представление о христианстве как мрачной религии скорби и страдания чрезвычайно распространено в современной атеистической цивилизации, где потребность в неограниченном и сиюминутном удовольствии остается одним из главных мотивов человеческого существования. Но так ли это на самом деле?

Чтобы разобраться в этой теме, логично вернуться к началу начал христианского мировоззрения и узнать, насколько вообще возможно говорить о человеческом удовольствии как таковом в созданном Богом мире. Первые главы книги Бытия проясняют этот вопрос: Бог творит мир и человека совершенным, отмечая, что все созданное «хорошо весьма» (Быт 1:31). И внутри этого совершенного мира Бог отдельно насаждает Рай, иначе называемый Эдемом (название, близкое по значению еврейскому «эдем» – «наслаждение»), где «произрастил из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди Рая, и дерево познания добра и зла» (Быт 2:9). В отличие от ангелов, человек сотворен Богом не как бесплотный дух, а как духовно-телесное существо, и его существование в мире Божием предполагало постоянное наслаждение совершенным миром, прекрасными видами всего сотворенного и вкусом его плодов и растений (Быт 1:29). И именно в этом совершенном материальном мире Бог говорит: «не хорошо быть человеку одному» (Быт 2:18), создает Адаму его жену Еву и, таким образом, устанавливает первую семейную пару, «и были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт 2:25). Более того, среди других заданий, данных первым людям в Эдеме, Бог призывает их: «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Быт 1:28). Следовательно, размножение человеческого рода уже должно было быть в первозданном Раю, и хотя мы не знаем, каким именно образом оно должно было происходить, этот процесс не только не осуждался, а прямо благословлялся Богом. 

Между прочим, именно из распространенного представления о том, что в христианстве материальная реальность сугубо презренна и любое удовольствие греховно, следует столь же популярный и вульгарный миф о том, что грехопадение Адама и Евы состояло именно в их физическом соитии, хотя это прямо противоречит тексту самой Библии и его толкованию всеми святыми отцами. В действительности грехопадение было нарушением единственного запрета, данного Богом в Раю, – не вкушать плода от «древа познания добра и зла» (Быт 2:17), когда вначале Ева, а за нею и Адам по наущению сатаны решили без каких-либо личных усилий, чисто магическим путем стать «яко боги, знающие добро и зло» (Быт 3:5). Это событие стало абсолютной катастрофой всего первозданного мира, в результате которого была искажена вся мировая природа и природа самого человека: так в мире появились страсти, страдания, тление и, наконец, их закономерный итог – смерть. Грехопадение повредило всю природу человека, и телесную, и душевную, и отныне человек во всех своих проявлениях остается больше склонен ко греху, что, среди прочего, выражается в том, что потребности плоти он стал предпочитать потребностям духа и в конце концов даже усомнился в существовании духовного мира, воспринимая себя исключительно как плотское существо – именно так появился материализм и атеизм. А началось это плотское мировидение уже у самих Адама и Евы после их грехопадения: «и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3:7). То есть первая семейная пара в мире вдруг восприняла друг друга не как образ Божий должен воспринимать другой образ Божий, а именно как одно тело воспринимает другое тело, что в Раю было невозможно. 

Грехопадшая, а иначе говоря извращенная природа человека исполнилась душевных (психических) и телесных (физических) зависимостей, называемых в церковной аскетике страстями, большинство из которых завязано на банальном психофизическом удовольствии, которое грехопадший человек уже ничем не ограничивает и предпочитает самому Богу. В результате любое, самое невинное естественное удовольствие рискует обратиться настоящей страстью, а, что еще хуже, извращенная природа порождает потребность в извращенных, противоестественных удовольствиях. Поскольку же самые низменные и заметные из всех страстей – это как раз невоздержание в еде и в половом влечении, то когда Церковь учит аскетической борьбе, большинство людей сразу думают именно об этих двух страстях, и не случайно папа Франциск сравнил сексуальное удовольствие именно с удовольствием от вкусной еды. Следует ли из этого, что оба удовольствия как таковые греховны и желать их тоже греховно? Если бы это было так, то тогда каждое из них можно было бы считать противоестественным, искажающим природу человека, и Церковь не допускала бы их ни в какой степени, как Церковь не допускает потребление крови или однополые браки. Но первое чудо, которое Христос совершает в Евангелии, – это превращение воды в вино, и не где-нибудь, а на брачном пире в Кане Галилейской (Ин 2:1–12), следовательно, Христос благословил винопитие как таковое и брак как таковой. Вопреки многим псевдохристианским сектам, которые, по-своему интерпретируя Евангелие, чурались и того и другого. 

При этом часто путают высшее аскетическое служение, связанное с безбрачием, из которого возникло монашество, и восприятие брака исключительно как вынужденного попущения сексуальным страстям, забывая, что семья была уже в Раю, и что Христос установил таинство брака, а монашество возникло только в IV веке и при ином развитии истории вообще могло бы никогда не возникнуть.

В подтверждение этой позиции обычно ссылаются на слова Христа про «скопцов, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф 19:12), на основании чего некоторые христиане буквально самооскопляли себя, хотя Господь здесь имеет в виду именно об отказавшихся от брачной жизни. И на слова апостола Павла: «Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я. Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак» (Кор 7:8). В обоих случаях речь идет о людях, отказавшихся от всех земных дел, включая семью, и без остатка отдавшихся богопознанию и служению Богу. По этому поводу авторитетнейший толкователь Библии, святитель Иоанн Златоуст пишет, что отличительным признаком девы и замужней является не брак и не воздержание, а свобода от забот у одной и множество забот у другой, то есть не сожитие есть зло, а препятствие к любомудрию. Отрицание же брака как чего-то греховного, а не по причине святыни девства, осуждается Церковью (1 правило Гангрского Собора 340 г.). Также как осуждается гнушение вином как чем-то греховным в праздничные дни, если только оно не связано с воздержанием (51 и 53 Апостольские правила). 

Поэтому папа Франциск прав, когда говорит, что удовольствие как таковое создано Богом – человек получал естественное удовольствие в Раю и получает естественное удовольствие в грехопадшем мире.
Но римский папа не прав в двух отношениях. Во-первых, не прав в том, что не ввел необходимые богословские различия и уточнения, без которых любое рассуждение о Боге легко скатывается в профанацию. Во-вторых, Франциск не прав неосторожным употреблением термина «сексуальное», поскольку у массового современного читателя оно ассоциируется именно со страстями и зачастую именно извращенными страстями, так что слова понтифика были интерпретированы не как предупреждение от греха, а как потакание греху. Вполне вероятно, что эта риторическая ошибка главного католика отчасти преследовала миссионерские цели, что нередко бывает в наши дни, когда какой-либо проповедник ради привлечения внимания к Церкви готов говорить самые неожиданные красивые и эпатажные слова. 

В РКЦ такие заявления, подмигивания и подшучивания давно стали общим местом, дабы развеять инквизиторский образ католицизма. Ведь нужно иметь в виду, что по целому ряду параметров Католическая церковь выглядит оплотом архаичного аскетизма и «унижения удовольствия». Также, в отличие от православия, уже с XI века в католицизме всем священникам запрещено иметь жену, и поэтому каждый католический падре обязательно пребывает в целибате. 

Кроме того, можно также вспомнить особенное отношение к женской красоте в католичестве, вылившееся, в частности, в пресловутую «охоту на ведьм» XV–XVII веков, когда в католических и протестантских странах особенно красивые девушки могли считаться колдуньями, и их преследовали фактически только за их красоту. За редким исключением, на православном Востоке Европы подобные эксцессы были практически неизвестны и отношения духа и плоти носили менее конфликтный характер. Ситуация на католическом Западе радикально изменилась в ХХ веке, когда вследствие II Ватиканского собора 1962–1965 гг. и политики «аджорнаменто» (обновления) Католическая церковь стала все больше разрешать и все меньше запрещать, а по многим речам римских пап и кардиналов возникло широко распространенное убеждение, что РКЦ уже полностью подстроилась под мир сей и благословила все возможные удовольствия и развлечения. 

Если обобщить отношение Церкви к любому удовольствию, то оно оправданно только в том случае, если не связано с грехом, то есть нарушением Божией воли, явленной в Библии и канонах Церкви. Поэтому одно и то же удовольствие в одном случае может быть оправданным, а в другом нет. В христианстве все возможные естественные потребности человека не отвергаются, а полностью абсорбируются церковной жизнью с ее законами и традициями, призванными только к одной цели – спасению и обожению человека в Царствии Небесном, где уже не будет никаких страстей и неудовлетворенностей. Как говорил апостол Павел, «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор 2:9). Соответственно, как и в первозданном Раю, в Царствии Божием все люди будут пребывать в блаженстве и никто не будет как-либо страдать, и так же, как в Эдеме, это блаженство будет касаться не только душ, но и воскресших человеческих тел, в вечном общении с Богом, его святыми и другими спасенными людьми.