Наталия КУРЧАТОВА, литератор

11.09.2020

Чернокожий гей-разносчик пиццы все равно пойдет на фильм о приключениях «человека-муравья» вместо драмы по стандартам ABCD о превратностях судьбы лесбо-афро-американки с ограниченными возможностями.

На днях Американская киноакадемия представила новые стандарты для картин в категории «Лучший фильм». Выглядят они как эпизод из антиутопии: стандарт А определяет количество героев, ролей и тем, отданных «меньшинствам» — этническим, гендерным и людям с ограниченными возможностями; стандарт B касается присутствия меньшинств в составе съемочной группы; стандарт C предполагает стажировку на картине для представителей этих групп; стандарт D определяет необходимость присутствия меньшинств в рекламно-коммерческих структурах, связанных с кинокартиной. С 2024 года картины-номинанты должны соответствовать как минимум двум стандартам из этих четырех.

Будь я сама американским кинематографистом, а женщины тоже занесены в разряд «меньшинств», несмотря на нашу вроде бы изрядную численность, эта уже утвержденная буквой правил позитивная дискриминация доставила бы мне, скорее, психологические неудобства. Ломать голову каждый раз, взяли тебя на проект как творческую единицу или же попросту дополнительный «проходной балл», — занятие не из приятных.

По этой и другим причинам новоявленный «кодекс Хейса» уже взорвал интернет, породил массу шуток и, как теперь говорят, «мемасиков», в которых известные киногерои переопределяют себя и друг друга по новым обязательным категориям — например, совершают камин-аут. Впрочем, американцам не впервой жить в мире, отформатированном наведенной Голливудом иллюзией. Напомню, что в 1930 году, в разгар Великой депрессии, Ассоциацией производителей и прокатчиков фильмов был принят упомянутый кодекс Хейса, который запрещал показ насилия, эротики, употребления наркотиков, даже ограничивал в хронометраже сцены поцелуев. Запрещено было также и «восхваление» гомосексуальных отношений. Прошло чуть менее ста лет — и не то чтобы Земля налетела на небесную ось, но идеологический поворот на 180 градусов произошел определенно. При этом не оставляет ощущение, что, несмотря на разницу парадигм, причины появления кодекса Хейса и новых правил, что называется, однокоренные. Если в конце 20-х —начале 30-х годов XX века экономический кризис и связанное с ним недовольство общества было решено «залить» хлещущим с экрана позитивом, в качестве «продавца оптимизма» рекрутировали даже недавно появившуюся мультипликационную мышь — знаменитого впоследствии Микки Мауса, то в нынешние двадцатые ударивший по благосостоянию в основном неимущих слоев карантин, массовые беспорядки и движение Black Lives Matter, расколовшее общество, похоже, породят победный марш экранных героев с «правильной» родословной, ориентацией, etc. При всех сомнениях в эффективности пропаганды в ситуации отсутствия у людей куска хлеба и мало-мальских перспектив — путь этот для Америки освящен традицией.

Хотелось бы при этом заметить, что в двадцатом веке голливудская завеса оптимизма была далеко не единственным и, разумеется, не основным способом решения социально-экономических проблем. Главный рычаг, который вытащил Америку из Великой депрессии, — так называемый «Новый курс» администрации Франклина Д. Рузвельта (избран президентом в 1932 году), базой для которого стали идеи британского экономиста Джона М. Кейнса, ключевая из которых — свободный рынок не способен к саморегуляции в интересах общества, вмешательство государства в той или иной мере неизбежно. Кейнсианский подход так или иначе доминировал в странах Запада в послевоенный период и до начала 1970-х, когда на фоне очередных экономических неурядиц произошел поворот к неолиберализму. Гражданам России неолиберальная модель хорошо знакома на примере экономического курса 90-х годов, когда рынок и рыночные отношения были объявлены самостоятельной ценностью.

Не решаясь судить о специфике экономической модели в современных США, осторожно замечу, что столь масштабная социальная дестабилизация на фоне коронавирусного карантина говорит о целом ряде ее системных недостатков, шире — о несоответствии этой модели вызовам современности. Попытка разрешить эти проблемы и противоречия путем вмешательства не в экономику, но в идеологию, иными словами — путем пропаганды и «национальных квот», мало того что напоминает поздний СССР, но и выглядит откровенно неадекватной нынешней культурно-информационной парадигме. Да, в 30-е годы XX века главным окном в иллюзию был широкий экран кинотеатра, но сейчас эту роль выполняет, скорее, множество маленьких окошек личных смартфонов. Более того — и наиболее массовый кинематограф с его эффектами вроде 4DX по большей части проходит мимо премии Оскара и ей подобных статусных судилищ, предоставляя своим потребителям то самое, за что когда-то полюбили «великого Немого» — то есть не рефлексии на тему толерантности, а захватывающий аттракцион. И что-то мне подсказывает — чернокожий гомосексуальный разносчик пиццы в свой выходной скорее пойдет на фильм о приключениях «человека-муравья» или «девушки-осы», нежели на соответствующую стандартам ABCD драму о превратностях судьбы афро-лесбо-американки в инвалидной коляске. А проблемы, от которых он на пару часов отвлечется в кинотеатре, все равно останутся с ним — потому что сколько бы ни говорили о том, что жизнь подражает искусству, ввести это как правило не под силу ни одной киноакадемии мира.