Государство и слово

Михаил РОГОЖНИКОВ, публицист

25.08.2020

Для всего «государственного» приоритетны нормы, законы. И для языка норма — основа основ. Значит, поиск и установление твердых норм после творческой анархии минувших десятилетий и станет для государственной политики в отношении русского языка главной линией.

С августа этого года правительство РФ в формате комиссии займется разработкой «языковой политики» в отношении русского языка. Премьер-министр объявил об этом на первом заседании месяца, сославшись на поручение президента.

Это праздник на улице всех лингвистов и филологов: будут новые «словари, справочники и грамматики», экспертиза правил орфографии и пунктуации, больше внимания к профессиональному языковому образованию. И хотя по мере работы комиссии многие интересанты непременно еще наплачутся — стиль работы бюрократии не позволит избежать и таких эмоций, хорошего в данном событии больше.

«Языковых эпох» в России было немало, поскольку и в целом крупных по значению, этапных, ярких, выразительных, переходных и даже переломных эпох в ее истории — с избытком. Ураганом пронесся по языку великий Петр. Развитием русского языка целенаправленно занимались Ломоносов и Тредиаковский, затем Карамзин, спонтанно, но гениально — Пушкин, одновременно с возникновением в России университетской филологии. Государство занялось языком в том веке, который и вообще-то, по выражению Э. Хобсбаума, «заставил правительства править», то есть в двадцатом. И сразу с большевистским задором.

Мы и живем в языковой среде, сформированной той революцией. Спорно? Но, бесспорно — в ее орфографии, модифицированной при Хрущеве. Обращение к языковому вопросу Сталина на язык не повлияло, но в данном контексте можно сказать, оно подчеркнуло то обстоятельство, что крупная эпоха без внимания к этой теме обойтись не может. Именно она породила и главный мем, который успел «приклеиться» к новой правительственной инициативе. Это, конечно, «Товарищ Сталин, вы большой ученый, в языкознании знаете вы толк», из Ю. Алешковского.

Обращение к теме языка — это знак историчности нашей эпохи. А актуальный аспект состоит в том, что на появление этой инициативы повлияло, скорее всего, принятие поправок к Конституции. У русского теперь функция языка государствообразующего народа (Ст. 68 в новой редакции). Можно сказать, сам язык («язык», к слову, по-старославянски и есть «народ») становится государствообразующим. При том внимании, которое уделяется в Российской Федерации государству как институту, при синонимичности с начала 2000-х в политической речи слов «государство» и «страна» (с чем можно спорить концептуально, но как практика это факт), значение русского языка получается огромное.

Не вполне понятно даже, что с этим значением делать. Но если начать рассуждать, можно прийти к таким выводам. Для всего «государственного» приоритетны нормы, законы. Да и для языка норма — основа основ. Значит, поиск и установление твердых норм после творческой анархии минувших десятилетий и станет для государственной политики в отношении русского языка главной линией.

Государство не станет развивать образность нашей речи, обогащать ее метафоричностью и прочими «цветами красноречия». Вот канцеляризмов оно подбросит наверняка, в том числе в самих документах по языковой политике! И споров вокруг этих документов будет видимо-невидимо.

Тут скрывается еще одна грань, роднящая государство и язык. В современных государствах источником суверенитета является народ. Народ и есть, по сути, источник государства. Источником языка тоже является народ. Из чего следует, между прочим, что и то, и другое — стихийные сущности.

В отношении государства это звучит, согласимся, непривычно. Но само оно про себя это знает, вот и считает издавна своей главнейшей задачей усмирять законами основополагающее стихийное начало. Язык тоже был не сам по себе, он долгое время регулировался церковными нормами. Не ими одними, но — по преимуществу. Конечно, в языке есть диалекты, а также социальные диалекты, присущие речи различных профессиональных корпораций. Так и в государстве есть области, а также разные ведомства.

Кстати, сегодня государство выглядит стройной иерархией, охватывающей все сверху донизу, но не всегда было так. Средневековые короли имели куда меньше власти на всей территории страны, чем нынешние президенты.

Язык сохранил черты архаичного государства. Нынешние короли языков, а это авторы словарей (и выпускающие их, в разных странах свои, институции), не могут управлять на всей территории бытования языка. У них в руках мало санкций. Их власть распространяется на официальную сферу, на школы, на крупнейшие СМИ.

Но значение «языковых королей» потихоньку растет. И вот у нас власть берет правительственная комиссия. Казалось бы, это власть самого государства. Но в комиссию непременно войдут («по согласованию», как пишут в официальных документах) ученые. И именно они будут задавать нормы. Так язык усилит свою властную иерархию.

Напрашивается, конечно, и языковой парламент. Специалисты-филологи из университетов, писатели, учителя, наш брат журналист — наверное, и кто-то еще должен войти в этот представительный орган языка. Которому, таким образом, будет присущ, в силу отмеченной выше архаичности языковых дел, фактически сословный характер. Сословность — слово… Как все-таки у государства и языка много общего.