Зачем Христос всходил на гору Фавор

Аркадий МАЛЕР, философ

21.08.2020

Праздник Преображения Господня, хоть и признается всеми христианами, великим стал только для православных. Почему?

Если для стороннего наблюдателя в Православной Церкви есть какие-то совсем странные, загадочные праздники, то это, конечно, Преображение Господне, отмечаемое 19 августа по новому, то есть современному стилю. Событие Преображения Господня, на первый взгляд, само по себе ничего не меняет и никакой новой информации о Христе не открывает: на своем последнем пути из Галилеи в Иерусалим, за сорок дней до грядущего распятия, Иисус взошел на одинокую гору Фавор, взяв с собой самых близких учеников, апостолов Петра, Иакова и его брата Иоанна. Именно от названия этой горы в латинском языке появится глагол favere, означающий — благотворить, благоприятствовать, а отсюда и слово «фавориты», каковыми были эти три апостола по отношению к Иисусу. 

И вдруг произошло чудо: Иисус «преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии» (Мф 17: 2–4). 

Формально после этого события ничего не изменилось, и произошедшее на Фаворе можно записать лишь в одно из многочисленных чудес, совершаемых Иисусом. Но постараемся увидеть это событие глазами самих апостолов: никто из них не знал будущего, а сомнения в божественном происхождении Учителя могли посетить их в любой момент, и вот уже после почти трех лет своего учительства столь знакомый ученикам Иисус из Назарета предстает перед ними в совершенно новом, преображенном виде: он источает из себя, подобный солнцу, ярчайший свет, до сих пор невиданный и незнакомый, светоносны даже его одеяния, а рядом с ним возникают фигуры наиболее авторитетных, ключевых наставников ветхозаветной веры, каких только можно было себе тогда представить: главный законодатель Моисей, выведший народ Израиля из языческого египетского плена, и первый крупнейший пророк Илия, обличавший народ Израиля, когда значительная его часть впала в новое язычество. Более того, если Моисей умер и о его могиле никто не знает, дабы она не стала местом языческого поклонения, то Илия, как благочестивейший Енох, был живым вознесен на небо, и они оба вернутся в конце времен, перед Вторым пришествием, обличать власть антихриста. То есть это те самые «закон и пророки”. В восприятии апостолов самим своим присутствием рядом с Иисусом Моисей и Илия символически свидетельствовали, что именно он есть тот самый Мессия, по-гречески «Христос», которого все иудеи ждали как своего Спасителя и завершителя мировой истории перед последним Судом. Но вспыхнувший из самого Иисуса, ни с чем не сравнимый свет, свидетельствовал о бесконечно большем, чем мессианство. Этот свет явно открывал иную, нечеловеческую, а именно — божественную сущность Иисуса, не только как Христа, но как самого Бога, озаряющего сотворенную материю самим собой, своим собственным, неиссякаемым — нетварным светом… 

Ничего прекраснее этого света, названного впоследствии Фаворским, апостолы на себе никогда не испытывали, на тот момент для них самих это был апофеоз их жизни, обретение настоящего блаженства, и ничего иного они уже не желали. Именно поэтому Петр предложил Христу здесь и сейчас соорудить три кущи, то есть три шатра, для него самого, для Моисея и для Илии, чтобы остаться в этом месте, возможно, навсегда. Но это внезапное Фаворское блаженство не могло быть смыслом и целью апостольского служения, и не для того Христос явился в мир, чтобы создать здесь небольшой рай для трех человек, да и сам этот мир в своем грехопадшем состоянии уже не мог быть раем ни для кого и никогда. Христос подарил этим трем ученикам момент подлинной божественной благодати, после которой они узнали об Иисусе уже нечто несравнимо большее, чем все остальные апостолы. Но вдруг вместо уже знакомого голоса Иисуса они услышали незнакомый, нездешний голос его Отца из внезапно осенившего их светящегося облака: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение” (Мф 17:5). Аналогичные слова Отец уже сказал самому Иисусу три года назад, в момент его крещения в водах Иордана, когда Святой Дух снизошел на него в виде голубя и был глас с небес: «Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!» (Лк 3:21–22). Но теперь эти слова отчетливо услышали трое самых близких учеников Христа, и у них уже не могло быть никакого сомнения: перед ними не только Мессия, а сам Сын Божий, и об этом свидетельствует уже не сколь угодно авторитетный законодатель и пророк, а сам Бог. «И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались» (Мф 17:6). 

Однако даже после столь беспримерного мистического опыта апостолы еще не осознали, что Иисус не только Сын Божий, а сам Бог, и также в истории Церкви на протяжении многих веков его истинное вероучение оставалось сомнительным для многих простых и непростых христиан. И хотя аскетическая практика стяжания Фаворского света была знакома всем поколениям православных мистиков, называемых иначе исихастами, окончательно сформулировать и защитить учение о нетварных божественных энергиях пришлось только в XIV веке епископу Фессалоник Григорию Паламе, против которого выступали весьма влиятельные богословы того времени. Критики Паламы утверждали, что бесконечный Бог по определению непостижим и опытное познание божественной благодати невозможно. Но в таком случае вся христианская мистика благодати оказывается бессмысленной, включая само Причастие. Каким образом человек может причаститься Плоти и Крови Христа, если приобщение к божественной природе сверхопытно? Палама разрешил эту дилемму с помощью философских уточнений: в нетварной природе Бога необходимо различать непостижимую сущность, ибо Бог бесконечен, и постижимые энергии, позволяющие людям приобщаться к божественной природе, становиться «причастниками божественного естества» (2 Пет 1:4), достигать сверхцели христианской жизни — не только негативной, спасения от греха, но и позитивной, обожения. 

Учение Паламы о нетварных божественных энергиях было принято на Константинопольском Соборе в 1351 году и оно стало последним до сих пор догматом, принятым в Православной Церкви. В православии этот догмат объясняет всю мистику стяжания божественной благодати, как в богослужебной жизни, так и во всей священной истории, и прежде всего в том, что произошло с Иисусом Христом на горе Фавор: он явил свою божественную природу, открыл себя апостолам как Богочеловека, как Бога. Поэтому для Православной Церкви Преображение Господне не могло не стать одним из великих праздников и, наверное, самым богословским и самым философским праздником во всем календарном круге. Ради особо торжественного почитания этого праздника его даже переместили на несколько месяцев. Дело в том, что чудо на Фаворе, по преданию, состоялось за сорок дней до Пасхи, а в церковном календаре этот день всегда выпадает на очень строгий Великий пост. Поэтому Преображение было перенесено Церковью на сороковой день до праздника Воздвижения Креста Господня (27 сентября по новому стилю), тем самым проведя параллель между Пасхой, как вершиной новозаветной истории, и Крестовоздвижением, как символической вершиной, — и постоянной задачей — всей постбиблейской истории. Вот почему Преображение Господне празднуется 19 августа по новому стилю.

Понимание богословских смыслов Преображения напрямую сказывается на реальном статусе этого праздника во всех христианских конфессиях. Если для православия, утверждающего постижимость нетварных божественных энергий, это один из самых главных, ключевых праздников, коих всего двенадцать (а также Пасха Христова, но это праздник всех праздников, выше двенадцати), то уже для католицизма, не принимающего паламизм и отрицающего постижимость нетварных энергий, это лишь один из праздников, но совсем не главный. Еще со средневековых времен в католической Церкви, служащей по латинскому обряду, существовала очень громоздкая, многоуровневая система всевозможных праздников, и Преображение Господне терялось в этой сложной системе. В 1969 году, в результате «либеральных» реформ Второго Ватиканского собора, все праздники были ранжированы на четыре уровня, из которых самый высший — это 17 главных праздников-торжеств (solemnitas). Среди них есть такие специфические католические «торжества», как праздник Сердца Иисуса или праздник Христа-Царя, но Преображения Господня там нет, оно осталось среди рядовых праздников (festum). Поэтому обычные католики не относятся к этому празднику столь трепетно, как православные. В большинстве протестантских или неопротестантских церквах и сектах к этому празднику относятся еще проще, если он там вообще есть. Протестанты не просто отрицают возможность постижения нетварной благодати, но вообще стремятся минимализировать мистическое содержание христианской веры и не придают особого значения Фаворскому чуду, предпочитая толковать его в чисто символическом и моральном ключе.