Америку взорвала пропаганда

Наталия КУРЧАТОВА, журналист

14.08.2020

Мир с удивлением следит за масштабными протестами в США, которые быстро переросли в массовые беспорядки. С удивлением — потому что события до оторопи напоминают сразу все «цветные» революции «Твиттера» и «Фейсбука», от «арабской весны» до украинского майдана. Известная шутка боливийского президента Эво Моралеса о том, что в США не может быть «цветной» революции по той простой причине, что там нет посольства США, стремительно теряет в актуальности.

Естественным образом возникает вопрос — что это, системный сбой, змея укусила свой хвост? Каким образом в американском обществе оказалась накоплена критическая масса горючего материала, которому оказалось достаточно одной искры для масштабного социального пожара? Я совершенно убеждена, что одной из главных причин событий в США стало не что иное, как стремящаяся к тотальной пропаганда.

Последним советским поколениям хорошо знаком экспортный вариант американского мифа, являвшийся, как ясно сейчас, элементом так называемой «субпропаганды» — по определению французского исследователя Жака Эллюля. От активной пропаганды она отличается как призыв накормить голодных — от демонстрации полных полок супермаркета. Американский миф того времени являл миру именно что страну изобилия и равных возможностей, своего рода позитивный Вавилон, где люди разных рас, культур и происхождения путешествуют на добротных машинах «from California to the New York island», заезжают в дайнеры, где едят непременные бургеры, хорошо зарабатывают, покупают дома в кредит и устраивают соседские барбекю на заднем дворе. И, разумеется, при полной свободе мнений все исповедуют более-менее одинаковые ценности.

Пятнадцать лет назад мне самой случилось побывать в Америке. Знакомство со страной началось с американского юго-востока, старых «конфедератских» штатов. Еще у трапа самолета товарищи по поездке пошутили насчет моих синих джинсов и пальто — мол, там, куда мы едем, предпочитают серый — цвет мундиров армии Юга, в то время как синий носили как раз северяне. И действительно — в каждом южном городке тогда стоял памятник солдату Конфедерации, blood-stained banner — «окровавленный флаг» с Андреевским крестом был законной частью местного колорита, как и «мяукающий» южный акцент, и даже бургерам местные предпочитали стейк или же блюда креольской кухни. В миссисипском Оксфорде, университетском городке и сердце фолкнеровской «Йокнапатофы», мне показали улицу Авраама Линкольна, которая представляла собой тупичок с помойными баками. По словам местных, была федеральная разнарядка называть «стриты» именами президентов, которую применительно к нелюбимому здесь Линкольну южане выполнили, что называется, с выдумкой.

Позже я имела немало случаев убедиться, что такого рода региональное разнообразие — и есть настоящая Америка. Парадоксальным образом в этом и был залог устойчивости системы, при общем единстве сохраняющей своего рода набор резервных копий, отличающихся друг от друга живописными частностями. Сейчас, когда памятники «героям Юга» падают, что твои Ленины после майдана, мне сложно избавиться от ощущения атаки наведенной иллюзии — на живую и многоцветную реальность.

Процесс этот шел давно. Наблюдая за американским кино- и телепроизводством — ключевой индустрией «субпропаганды», нельзя было не заметить, как постепенно оформляется новая идеологическая система политкорректности и позитивной дискриминации, где толерантность к меньшинствам являлась панацеей от всех проблем. В которой по умолчанию считалось, что как будто если сто раз показать чернокожую женщину из неблагополучной семьи в роли президента корпорации, возможности «черных мам» из гетто по волшебству сравняются с возможностями wasp`ов из университетов Лиги Плюща. Реальные действия по демонтажу социальных барьеров таким образом подменялись иллюзией.

Одно из лучших определений пропаганды мне случилось услышать от киноведа и историка Михаила Трофименкова: «Пропаганда — не ложь и не правда, а попросту другая реальность». Как в позднем СССР, так и в современной Америке пропаганда определенной идеологии — усталого застойного коммунизма или стремительно одряхлевшей политкорректности — в какой-то момент попыталась перейти от унификации реальности к полноценной ее подмене. Сглаживание противоречий и замалчивание проблем, подгонка разнообразия огромной страны под удобный шаблон в обоих случаях создало систему искусственных декораций на месте живого общественного ландшафта. Масса людей оказались в своего рода заместительной виртуальной реальности, имея в голове которую невозможно рано или поздно не войти носом в нарисованную дверь в глухой стене. Тем не менее, «первая реальность» упорно отказывалась трансформироваться во «вторую» по слову пропагандистов; сколько ни говори «халва», во рту слаще не становилось. В обоих случаях после определенной точки невозврата оставалось только засечь время и ждать, когда рванет.

Но если в СССР конца восьмидесятых народ с упоением поддался на «субпропаганду» западного образа жизни, поменяв наскучившую советскую сказку на другую, модную и молодежную, и под это дело разломал собственную жизнь и страну, то в нынешней Америке с этой задачей пока справляются самостоятельно.

Материал опубликован в № 6 газеты «Культура» от 24 июня 2020 года