Какое дело сделал мавр

Александр МАТУСЕВИЧ

05.06.2019

Завершая юбилейный сотый сезон, Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко вновь обратился к «Отелло» Джузеппе Верди. Впервые предпоследний шедевр великого итальянца появился на Большой Дмитровке в середине 1990-х. Тогда вердиевские традиции труппы были еще не слишком богаты и постановка одного из самых сложных опусов гения многим казалась неоправданной самонадеянностью станиславцев. Но театр с задачей справился. Добротный традиционный спектакль Алексея Бородина оказался удачным, и музыкальное прочтение Владимира Понькина не лишено вдохновения, а солисты — ​признанные звезды труппы Вячеслав Осипов и Лидия Черных — ​вокальным мастерством и артистической харизмой не уступали певцам Большого.

За прошедшие годы «Отелло» так и не появился более в репертуаре ни одного из московских театров, хотя такие намерения высказывались неоднократно. Зато в начале этого сезона Москва познакомилась с привозным: на Новой сцене Большого спектакль француженки Надин Дюффо показал Савонлиннский оперный фестиваль из Финляндии. В то же время в самом «Стасике» собственных вердиевских работ за этот период появилось немало, что говорило как об изменении репертуарных предпочтений, так и о высоком певческом уровне труппы, для которой любая партитура великого итальянца по плечу.

Для громкого финального аккорда столь знакового сезона театру нужно было более чем громкое имя, и Андрей Кончаловский подходил на эту роль как никто другой: режиссер русский, но со значительной карьерой на Западе, киношник, но не без оперного опыта. Спектакль он предложил традиционный. Но это только на первый взгляд, без сюрпризов не обошлось. Начинающееся на средневековом венецианском Кипре, в окружении волшебных золотых византийских мозаик и райских кущ благословенного Средиземноморья (сценография Мэтта Дили) во втором акте действо неожиданно телепортируется в эпоху дуче — ​а посол Лодовико (бас Феликс Кудрявцев), приносящий Отелло весть о сложении полномочий правителя и возвращении в метрополию, недвусмысленно предстает в образе Муссолини. Есть шажок и дальше по временной шкале: явившийся душить супругу в сером военном кителе и темных очках кудрявый смуглолицый Отелло неминуемо напоминает ливийского лидера Муамара Каддафи. Получается забавная параллель: в финале сломленный, обрушившимися на него несчастьями «Каддафи» сдает шпагу «Муссолини». Таким образом, идея о расовом неприятии, жестком противостоянии, «вечном» превосходстве европейцев над африканским Востоком подана режиссером многослойно, в том числе и через политические фигуры ХХ и ХХI веков. В довершение всего над рушащимся миром Отелло нависает огромная голова белого человека — ​гигантский беломраморный монстр в римском стиле торжественно выезжает из глубины сцены, недвусмысленно указывая на бесперспективность борьбы за права и человеческое достоинство.

Легендарных времен титульный герой превращается в тоталитарного деспота? История о слепой ревности и коварстве манипулирования вечна и вневременна, стара как мир и потому всегда актуальна? Подобных уточняющих вопросов в попытке разгадать режиссерскую идею можно задать массу, и каждая версия-ответ будет иметь право на существование и одновременно может быть откровенно факультативной, необязательной и, в общем-то, не важной. Спектакль Кончаловского ценен вовсе не своим робким стремлением снискать лавры продукта актуального, избежать обвинений в излишнем традиционализме, а потому желанием держать в кармане пусть маленькую, почти невинную по меркам современного режиссерского театра, но все же фигу. Гораздо важнее в нем естественное и оттого впечатляющее выстраивание мизансцен, умение простыми средствами достичь напряжения. Например, первое появление Дездемоны и знаменитый любовный дуэт «Gia nella notte»: Отелло на авансцене, она в глубине, нить, связующая главную лирическую пару, словно натянутая струна, держит пространство сцены. Позже подобные визуально выразительные антитезы появятся еще не раз. Или мастерское владение массовкой: учитывая киноопыт Кончаловского, конечно, это неудивительно, но для оперного театра, в котором статика нередко оправдывается особенностями жанра, динамизм и логичность в использовании хора и миманса смотрятся свежо и впечатляюще. Важнейший образ оперы — ​злодея Яго (известно, что сам композитор имел намерение назвать оперу его именем) — ​неожиданно решен почти в комическом ключе: этот змей-искуситель и шутит, и приплясывает, его интонации мягки и вкрадчивы, и даже душевный эксгибиционизм в минуты мрачных признаний не устрашает, а скорее вызывает брезгливость.

Режиссерское прочтение находит отражение и в вокальных работах. В частности, Алексей Шишляев на удивление поет своего Яго без напора, крика и брутальности. Прекрасен молодой тенор труппы Кирилл Матвеев в небольшой партии Кассио — ​в перспективе это, наверное, очень качественный Отелло, пока же его спинто рисует образ отважного и прямого солдата. Наталья Петрожицкая — ​вокально тонкая, интонационно изящная Дездемона, но музыкальному образу все же несколько не хватает глубины и объема, такого, как давали ему «волшебные», тембрально невероятные сопрано прошлого (такие как Рената Тебальди на Западе или Тамара Милашкина у нас). А вот Николаю Ерохину труднейшая партия титульного героя легла на голос практически идеально, и в лучшие моменты его звучание явно отдавало атлантовскими интонациями, что тем не менее не говорит об эпигонстве — ​у артиста с избытком своего, только ему присущего, ярко индивидуального.

Темпераменту Феликса Коробова эта вердиевская партитура отвечает в гораздо большей степени, чем многое другое, что он делал ранее: здесь «погреметь» и «пережать» даже уместно, накаляя страсти до предела. Если бы не несколько досадных провинциальных моментов в игре оркестра (как то: «ковыряние» меди или нестройные унисоны виолончелей), его интерпретацию можно было бы счесть более чем интересной и вполне законченной. При этом полное удовлетворение принесла работа хоровых коллективов. Экспрессивное и стройное звучание взрослого хора (хормейстер Станислав Лыков) и светлые, ангельские краски у детей (хормейстеры Татьяна Леонова и Алла Байкова) буквально зачаровывали.


Фото на анонсе: Сергей Родионов