Ария арабского шейха

Александр МАТУСЕВИЧ

13.07.2017

После реконструкции неугомонная «Геликон-опера» взяла головокружительный темп. Уже второй сезон премьеры здесь пекут, как блины, удивляя публику необычным прочтением классики и совершенно диковинными новинками. Не успели поклонники театра прийти в себя после экстравагантного «Чаадского», как на Большой Никитской показали еще одну премьеру — вердиевского «Трубадура».

Это сочинение принадлежит к знаменитой триаде 1850-х годов, вознесшей автора на вершину популярности как в Италии, так и по всему миру. Однако если сравнивать «Трубадура» с «Риголетто» и «Травиатой», а также более поздними шедеврами мэтра («Доном Карлосом», «Балом-маскарадом», «Аидой» или «Отелло»), то ранняя работа уступает им. При всем декоративном великолепии и выпуклости музыкальной фактуры в «Трубадуре» гораздо меньше искренности, простоты, сердечности — того, что отличает великие оперы композитора. Одни говорят, дело в несовершенном либретто, кто-то возлагает ответственность на запутанную драму Гутиерреса, но, так или иначе, в произведении еще очень много «оперности» как таковой, то есть праздника вокала, за которым не всегда явственно проступает подлинное чувство и истинное вдохновение. 

Для Дмитрия Бертмана подобная опера — подарок, для театра — серьезное испытание. Режиссеру справиться с «Трубадуром», где мало душевности и много внешних эффектов, — раз плюнуть. В качестве лейтмотива Бертман выбирает тему мести, которую железной рукой проводит через весь спектакль. Безумие, помутнение рассудка делает из цыганки Азучены не жертву, не страдающую дочь и мать, а ловкого манипулятора, в итоге даже убийцу — ведь именно она направляет руку Графа ди Луны с пистолетом в сторону его единокровного брата Манрико. Для театра, где уже однажды Микаэла (а не Хозе) убивала Кармен, ход не революционный, да и добавляет ли он смысла творению Верди — большой вопрос.

Откликаясь, по своему обыкновению, на политическую актуальность, Бертман привносит в спектакль еще один штрих. Ди Луна и его окружение — мусульмане, бегающие по сцене и карабкающиеся на решетки-арматуры (сценография Игоря Нежного) в бедуинских платках на голове, а противостоящие им Леонора и цыганский табор должны выглядеть как христиане-европейцы, хотя, по правде, больше смахивают на головорезов Че Гевары (костюмы Татьяны Тулубьевой). В фойе развернута огромная фотовыставка российских корреспондентов, посвященная ужасам бомбежек в Алеппо, — чтобы ни у кого не возникало сомнений, чем руководствовались создатели спектакля, превратив испанского гранда в арабского шейха. То, что такой ход априори бессмыслен, — ведь в XV веке противостояние мусульман и христиан на Пиренейском полуострове еще не завершилось, и на чьей стороне баррикад мог быть арагонский аристократ, совершенно очевидно, — в «Геликоне», видимо, мало кого волнует. Леонора в финале даже надевает хиджаб. Постановка получилась злободневной, хотя определение «конъюнктурная» подходит лучше.

Эстетика капустника, гипертрофированной театральности, которой почти всегда привержены в «Геликоне», остается неизменной. Леонора и Манрико в ключевые, ударные моменты своих партий вдруг превращаются в выступающих на сцене артистов. Они принимают картинные позы, им аплодируют и дарят букеты, а за спинами парочки откуда ни возьмись появляется кордебалет. Безусловно, эффектно и постмодернистски свежо, но разрушающе для замысла. Впрочем, провокация — хороший тон современной режиссерской оперы.

«Трубадур» — крепкий вокальный орешек, предназначенный для пяти выдающихся голосов. Справиться с такой задачей театру пока не удается. Мастерством и харизмой веет от баса Дмитрия Скорикова, но его герой Феррандо, хотя и открывает оперу, ключевым не является. Из квартета же первачей ярче и безупречнее иных звучит баритон Михаил Никаноров. В образе ди Луны артист раскрывается необыкновенно, даже неожиданно. Сопрано Алиса Гицба божественно парит на пианиссимо, но, увы, одного этого для партии Леоноры маловато. Меццо Ксения Вязникова поначалу пугает пестрым звуком и тусклыми низами, и хотя по ходу действия ее цыганка становится более убедительной, идеального исполнения достигнуть не получается. Дебютант из Новосибирска Иван Гынгазов не блещет пока ни актерски, ни вокально. Хороший певческий материал — это на сегодня все, что у него имеется, так что роль Манрико в столичном театре выглядит скорее авансом. Приглашенный из Мадрида маэстро Оливер Диас, кажется, влюблен в испанскую оперу Верди и стремится подать ее максимально выгодно. Но то ли пока опыта не хватает, то ли таланта, градус высекаемых эмоций весьма умеренный. Все звучит аккуратно, ладно, собранно, однако в эмпиреи такая трактовка не уносит, особенно если сравнивать с тем, что три месяца назад смог сделать в Москве с этой лоскутной партитурой знаменитый израильтянин Даниэль Орен.


Фото на анонсе: Рамиль Ситдиков/РИА Новости