24.09.2014

Кинокритик Юрий Гладильщиков в статье с привычным для либеральной прессы заголовком «Каша в раше» рассуждает о том, как за последние четверть века изменялся образ России в голливудском кинематографе. От вечно пьяных нищих коммунистов девяностых через умных и достойных соперников нулевых к врагам номер один последнего времени. Гладильщиков пишет: «Россия столь старательно работала над изменением своего внешнего имиджа, чтобы в момент экономического кризиса переключить граждан на внешнего врага, что своего таки добилась».

То есть кинокритику даже в голову не приходит, что экономический кризис имеет место быть не только в России. Вот и в США, допустим, он есть. Ему даже в голову не приходит, что Голливуд просто берет и обслуживает политические интересы Вашингтона. Более того, свою статью Гладильщиков начинает с представления политического боевика «Человек ноября». В этом фильме одним из главных злодеев является будущий президент России. Рекламировать фильм к нам приезжал Пирс Броснан. Интересно, правда? Россию в ленте опять подают как источник мирового зла, но не забывают приехать сюда, чтобы уважаемые россияне лучше покупали билеты на такую киношку. Зло-то злом, а деньги не пахнут. А представить себе ситуацию, что фильм с таким сюжетом не пускают в отечественный прокат, так вся мировая пресса захлебнется от возмущения: вот поганцы — не хотят финансировать фильмы, где они изображены поганцами, правда глаза колет, бла-бла-бла…

У нас, быть может, и не самый большой рынок для импортного кинематографа, но здесь дело не в доле, а в самом принципе. Уж раз мы такие злодеи и варвары, то почему бы нам не скачать замечательную работу Броснана с какого-нибудь пиратского торрента? Не в кинозале? Ну ничего, дома попкорн пожуем. Наши-то фильмы, в которых Америка представлена страной зла с Гуантанамо и Абу-Грейб, пока в американском прокате не наблюдаются.

К чему это я? К тому, что защита собственного информационного пространства, по нашему обыкновению, началась только тогда, когда жареный петух клюнул. Трудно сказать, насколько действенными окажутся те меры, которые нам предлагают. В частности, в Государственной думе в первом чтении приняты поправки в закон о СМИ: доля иностранного капитала в российских медиа не должна превышать 20 процентов (сейчас — 50). Газета «Ведомости», комментируя этот закон, указала, что под него могут подпасть около половины всех российских изданий. Вместе с тем газета оговорилась, что капитал во многих случаях — не иностранный, а российский, просто пропущенный через офшоры.

Само собой, новый закон вызвал бурную реакцию в российской Сети. По удивительному совпадению огромное количество наших оппозиционных деятелей как раз и являются журналистами, работающими в изданиях с большими долями иностранного капитала. Конечно, они сразу заговорили о том, что мы превращаемся в Северную Корею (мы уже столько раз в нее превращались, что устали считать), что ни одна цивилизованная страна мира не ограничивает долю иностранцев в печатной прессе, что мы можем потерять наши лучшие издания — самые компетентные, самые непредвзятые и т. д. и т. п. Тут же появились вбросы о том, как российская прогосударственная пресса размещает у себя «джинсу» (то есть проплаченные политические или экономические материалы без рекламных пометок), с пояснением, что вот, дескать, «Ведомости» и «Форбс» в подобном никогда замечены не были. Часто встречалась такая фраза: «Бедная наша пресса теперь вся будет зависеть от десятка кремлевских денежных мешков».

Повторю: я не знаю, насколько эффективен будет закон. Торопливыми предписаниями в таком серьезном деле ничего путного не сделаешь. Информационной политикой надо было заниматься гораздо раньше, тем более, что положительные примеры удачного вложения государственных средств у нас есть. Но поразительна сама позиция журналистов, обсуждающих новый закон. Ни разу никто из них не сказал ничего ни о зрителях, ни о читателях. Простите, но ведь рыночные механизмы подразумевают, что за ваш продукт своим трудовым рублем должен голосовать именно конечный потребитель. Как же так? Сегодня есть интернет — любой может стать сам себе изданием. Так о чем тогда плач? О грядущей цензуре? Или все-таки о вкусных импортных окладах, за которые только и можно писать бесконечную кашу о раше?