Точка сборки современного героя
31.01.2020
Много лет российская литература жила без героя. Сейчас мы видим робкие попытки его появления. Кто же он и какой?
В русской литературе герой был всегда. И даже когда литературы еще не было, герой уже был. В героическом эпосе он олицетворял общенародную мораль, был сводом лучших народных черт. Настройка коллективного сознания на положительный образ неплохо регулировала общественные отношения, может, получше Уголовного кодекса: искреннее стремление эффективнее внешних запретов.
Годы шли. Культурный герой становился все более «некультурным». Он воплощал уже не только лучшие, но и худшие черты своего народа, как, например, Печорин в «Герое нашего времени». Однако, через одобрение или через отрицание, люди все равно настраивались по нему. Понимали себя и эпоху — через него. У трубадуров герой был рыцарем, сражающимся с драконом, в классицизме военачальником, в романтизме поэтом, в XIX веке стал «маленьким человеком», в ХХ — винтиком в механизме всеобщего счастья, к началу ХХI века... исчез.
Литературные критики забили тревогу. В их статьях нулевых годов то и дело звучали слова о «мертвом герое», «призраке героя», «литературе без героя в поисках героя». Что случилось, куда подевался герой?
А случилось следующее: после 1991 года мейнстримом стало то, что находилось в андерграунде, и в права официального метода вступил деконструктивизм. Он-то героя и уничтожил, отменив идею личности и выдвинув принцип «смерти субъекта». В деконструктивистской (постмодернистской) парадигме индивид теряет целостность, самоидентичность, личностный стержень: кирпичики, из которых он слагается, случайны, это набор материальных и нематериальных деталей: образование за границей, гаджеты, счет в банке, три книги, два спектакля. Или другой набор: телевизор, пиво по вечерам, отдых в Турции, ссоры с соседями. Возможны любые варианты «сборки» и «разборки» человеческого текста, вот только человека как индивидуальности тут нет. И поэтому нет героя.
Однако в конце советской эпохи литературный постмодернизм был даже благотворен. Он разрушал старое мировоззрение, расчищал место для нового. В 1970-е годы обсуждали В. Ерофеева, С. Соколова, А. Битова. 1980-е — годы новой эстетики и ярких экспериментов Д. Пригова и В. Сорокина. В 1990-е любили Пелевина, показавшего, что за ширмой привычной реальности скрываются кукловоды, а у них есть свои кукловоды, и вообще все не то, чем кажется.
Но к концу ХХ века постмодернизм себя исчерпал. Татьяна Толстая это зафиксировала романом «Кысь» — текстом постмодернистским и одновременно высмеивавшим постмодернистский дискурс.
В начале нулевых заговорили о дефиците идей, о необходимости личности в литературе. Радовались, что закончился постмодернизм, «который и по сути своей не гениален, а уж в отечественном изводе оказался просто убог и провинциален». Но… и пятнадцать лет спустя лакуну официального метода у нас до сих пор занимает он же. Вернее — его мумифицированный труп. И современные «лидеры мнений» увлеченно придают дохлому вид живого, бинтуют его филологическими терминами и покрывают премиальной позолотой. Вот, скажем, по поводу совсем новенькой книжки на днях прозвучали все те же старые-престарые слова: «современная литература беспрерывно деконструирует мнимое единство индивидуальности, показывая: там, где обычно видится мнящее свою суверенность «я», в реальности находится культурный конструкт, совокупность дискурсов и аффектов».
Мы привыкли к Ленину в Мавзолее. К деконструкции в литературе. И вроде нормально. Но читателя не проведешь. Человеку прежде всего интересен он сам, а чтобы себя понять, ему нужен Другой. В том числе — литературный герой. В поисках героя читатель ушел из большой литературы. Думаете, люди стали меньше читать? Посмотрим: на сайте жанровой литературы Author.Today (а подобных множество) у одной книги миллионы прочтений, тысячи комментариев, сотни рецензий. В то время как книга премиального списка имеет 2000 экземпляров, дюжину отзывов и пару-тройку рецензий.
А потому что в жанровой литературе герой, хотя и примитивный, все же герой, и его история рассказывает о том, как важно человеку быть собой, а иногда и больше себя.
Сегодня, в ситуации отсутствия общезначимой истины, единственной реальностью стал сам человек. Еще не настало время больших идей — мы до сих пор не верим в идеи. Сейчас время частного человека — только в нем противоречия сходятся, только он может их совмещать, колебаться, сомневаться, но все же идти вперед.
Появляющийся новый герой современной литературы — обычный человек. Блогер, домохозяйка, нормальный мужчина. Читателю интересна его история, его характер, то, как он изо дня в день справляется с жизнью, — точка сборки его личности.
Так пишут Маша Трауб, Марта Кетро, Ольга Савельева. Это книги личного опыта, человеческие документы. Среди них попадаются настоящие шедевры, например «Хочешь, я буду твоей мамой» Олеси Лихуновой (Олеся — мама девятерых детей, пятеро из которых приемные). Еще более сильная книга о принятии Другого — «Наверно я дурак» Анны Клепиковой. Это дневник антрополога, работавшего волонтером в психоневрологическом интернате. Анна знакомит нас со своими подопечными, с теми, кто годами не может выйти из серой каменной клетки ПНИ и увидеть солнце.
Надо отметить и появление так называемой нормальной мужской прозы, написанной мужчинами о мужчинах. Герои этих книг — обычные современные мужики, которые ходят на работу, любят жену и родину (что взаимосвязано), поступают по совести, несут ответственность за ближних. Они могут жить в северной деревушке, как герои романа А. Бушковского «Рымба»; могут работать дальнобойщиками, как в «Рассказах о животных» С. Солоуха; егерями на Алтае, как в «Точке сборки» И. Кочергина; или быть реальными людьми (В. Авченко и А. Коровашко, «Олег Куваев. Повесть о нерегламентированном человеке»; В. Серкин, «Большая книга Шамана»). Но в любом случае это мужчины, которые живут осознанно, отвечают за результат своего труда и за судьбу своих близких, надеются изменить мир к лучшему. «В течение жизни мы должны сделать рывок, качественный скачок. Из одного мира в другой мир… В этом рывке и заключается наш смысл жизни. Он в том, чтоб своим детям оставить новый мир, качественно лучший», — пишет Андрей Рубанов в книге рассказов «Жестко и угрюмо».