12.03.2014

Из всех литераторов, коих предписывала чтить наша обязательная школьная программа, мне, как ни странно, удалось полнее и лучше всего перенести в воспоминаниях через десятки лет образ Кобзаря. Учительский рассказ о страданиях его жизни запечатлелся в памяти стократ отчетливее, нежели, к примеру, описания каторги Достоевского или Одоевского, неволи Короленко. Да что там Достоевский с его почти неизвестным нам, советским школьникам, «мертвым домом», — даже казнь Рылеева со товарищи, помнится, не впечатляла так сильно, как судьба Тараса Шевченко.

Наверняка на раннее восприятие этого образа повлиял замечательный советский фильм с Сергеем Бондарчуком в главной роли. Возможно, хорошим «катализатором» стали крылатые шевченковские метафоры и призывы: «Ревет и стонет Днепр широкий…», «Как умру, похороните на Украйне милой» (пожалуй, ни одно другое слово так не воздействует на детскую психику, как «умру»).

Позднее, в зрелые годы при сравнении фразы «ревет и стонет» с ее украинским эквивалентом «реве та стогне» как гораздо более выигрышный воспринимался уже второй вариант. И петь красивую песнь про Днепр на языке оригинала было намного приятнее.

«Канонизация» Шевченко, состоявшаяся во времена СССР, в наши дни вполне может подлежать пересмотру. Давайте поговорим о нашем герое спокойно, без пафоса и дежурных славословий. На фоне масштабных полотен Толстого и Пушкина, блистательного Лермонтова, бесподобных сюрреалистических картин Гоголя, грандиозных религиозно-философских композиций Достоевского… Кобзарь — за вычетом немногих по-настоящему ярких, подлинно талантливых строк — впечатляет несильно. Но ведь иногда всего лишь два-три стихотворения позволяют войти в историю в ранге Поэта…

Находим ли мы Шевченко по-прежнему безупречным рыцарем, этаким дерзким Прометеем, бросившим вызов земным богам — царям? Дерзость в сочетании с известной наивностью была Шевченко, конечно же, присуща. Но говорить о рыцарском духе тут вряд ли уместно. Тарас бравировал перед многочисленными собутыльниками своим пасквилем, в котором вульгарно высмеял мнимые физические недостатки императрицы, и это его явно не красит. Хотя бы потому, что именно царица за несколько лет до того сделала все необходимое для предоставления крепостному поэту вольной.

Как бы то ни было, и в досоветские, и в советские, и в постсоветские годы мы, русские, считали и продолжаем считать Кобзаря нашим, своим. Культурно, цивилизационно, этнически, как угодно. Со всеми его достоинствами и недостатками, высокими душевными порывами и низкими моральными девиациями. Находим в нем знакомые черты среднерусского поэта-гуляки, импульсивного и ранимого enfant terrible, дипломатично закрываем глаза на странноватые поступки…

Шевченко и все, что с ним связано, — значительная часть русской, российской истории. Тараса постоянно окружали «москальские» художники, писатели, критики и просто добрые, отзывчивые россияне. Избавили его от участи крепостного, причем за очень большие деньги, типичные великороссы. И такие же подлинные русские неизменно опекали проштрафившегося поэта в годы солдатчины, а затем и вызволили из нее. Кстати, не только художественную прозу, но и личные, дневниковые откровения Тарас Григорьевич предпочитал излагать на русском языке. И следовательно, он является не только и не столько украинским, сколько русским писателем.

Родился, жил и умер Тарас Шевченко в России — как бы те места рождения, жизни и смерти ни назывались. И наверное, именно поэтому все вирши, которые он оставил, мы, обычные русские люди, читаем запросто. А вот то, что лает какой-нибудь Сашко Билый, боюсь, не поймем и с помощью самого искусного переводчика.

Самопровозглашенные «последователи Кобзаря», объявившие себя властью на Украине, варварски громят и уродуют по всей республике памятники. Причем в первую очередь тем, кто эту самую Украину в целостности сохранил, так или иначе способствовал рождению и становлению ее нынешней «государственности» — Кутузову, Ленину, советским солдатам.

В то же время в России широко отметили 200-летие со дня рождения Тараса Шевченко. В столице заново открыли после реставрации монумент перед гостиницей «Украина», поставленный в 1964-м по инициативе Никиты Хрущёва. Это не значит, что автор строчек про ревущий Днепр сделал для России больше, чем, скажем, Кутузов для нынешней «самостийной и незалежной». Откровенно говоря, значительно меньше. Это значит всего лишь, что Россия не кричит о «европейском» подходе, а руководствуется им в повседневной практике. Наше отношение к Шевченко — яркий пример противостояния истинно цивилизованных людей дикарям.