30.09.2019

Ушел из жизни Марк Захаров, кавалер всех четырех орденов «За заслуги перед Отечеством».

Ушел Марк Захаров, член Коммунистической партии Советского Союза, сжегший свой партбилет в прямом эфире перестроечной программы «Взгляд». Много позже он скажет: «По прошествии лет готов честно признать: это был дурацкий, спонтанный поступок, о котором горько сожалею. Акт сожжения краснокожей книжицы носил форму необузданной и абсолютно излишней театральности. С  Компартией Советского Союза следовало расставаться совершенно по-иному — ​спокойно и достойно».

Нет с нами больше Марка Захарова, который написал для «Белого солнца пустыни» вот эти строки: «А еще хочу приписать для вас, Катерина Матвеевна, что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет. Думаешь, как-то вы там сейчас? Какие нынче заботы? С покосом управились или как? Должно быть, травы в этом году богатые… Ну да не долго разлуке нашей тянуться. Еще маленько подсоблю группе товарищей, кое-какие делишки улажу и к вам подамся… А ежели вовсе не судьба нам свидеться, Катерина Матвеевна, то знайте, что был я и есть до последнего вздоха преданный единственно вам одной».

Нет больше Марка Захарова, который так оценил поход Советской армии на Прагу от 1968-го: «Это есть демонстративный сокрушительный марш высокопрофессиональной армии с наисовременнейшим по тем временам и, более того, непревзойденным оперативным и стратегическим мышлением». Я вот лично спорить не возьмусь. По военной науке, в химически чистом ее виде так оно и есть. Конечно, эта оценка датирована не 1968-м, когда самые отчаянные из диссидентов протестовали у Кремля, а на кухнях и за кулисами их поддерживала не столь отчаянная, но трепетная интеллигенция. Много позже оценка эта выйдет на страницы воспоминаний, когда страна отболеет очередной оттепелью, дивно похожей на чешскую, только с бедой и кровью, в которой едва не утонет. А человек, в особенности если он главреж знакового театра, с такими актерами и авторами, вернется к горькой, железной, неотменяемой и единственно верной мудрости.

А в чем она? А в том, что неча ныть, что в Кремле не те, да самиздатом зачитываться, надо звонить поэту Андрею Вознесенскому. «Андрюша, давайте сделаем спектакль по «Слову о полку Игореве». Андрей Андреич: «Ого! Не потяну! Что предлагаю? Есть у меня поэмка, «Авось». Не «Слово», может, но развернуться есть где. И Россия с Америкой, и патриотизм, и беды наши вечные, русские. И любовь — ​сто пудов любви». Потом подтянули Алексея Рыбникова, написавшего потрясающую музыку — ​и всё. Зовите Пастернака: «Какое, милые, у нас тысячелетие на дворе?» Что там за окном? Застой? Афган? Перестройка? Ускорение? Нулевые? Десятые? Не важно. «Ты меня на рассвете разбудишь…» Вот что важно.

Они после генеральной репетиции еще не знали — ​а вдруг не разрешат? Пошли и поставили свечи Казанской иконе Божией матери. Всё разрешили. Даже аллилуйю.

Надо понимать, что Марк Захаров не был ни ортодоксом, ни диссидентом. Все он видел. Все понимал. Но силен был тем, что умел алхимически переплавлять горечь в лекарство. Утишить боль. Сделать сталь зеркальной. Рассмешить! Широко, всласть, с кукишами во всех карманах и перерывами на умеренный гедонизм, умел пользоваться внутренней свободой, как спецраспределителем, не упирая на ее площадной и жертвенный извод. Мудрость его была широка, доброжелательна и иронична.

Марк Анатольевич любил людей, и люди отвечали ему взаимностью. Мой любимый его фильм — ​«Формула любви». Оно, наверное, и «Дом, который построил Свифт», и «Убить дракона» навсегда войдут в список для обязательного просмотра непримиримого борца с режимами — ​какой ни подвернись: Сталин, Трамп, Путин, Николашка Кровавый. Но мне-то это зачем?

Да и снимал Захаров, по-моему, «Дракона», скорее, рассчитывая на безукоризненное попадание в тираноборческую классику, чем от всей души. Его герой все-таки Мюнхгаузен. Ему как-то естественней с умным доктором — ​Броневым: «Да, это от души… Ложки у меня пациенты много раз глотали, не скрою. Но вот чтобы так, за обедом на десерт, и острый предмет — ​замечательно. За это вам наша искренняя сердечная благодарность». Калиостро — ​стареющий мошенник, да как его не понять артисту? «Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на неокрепшие умы». Я уж тут прочитал, что Марк Анатольевич, конечно, режиссер первостатейный, но недостаточно любил русского мужика. Ну, не знаю. Степана, который мог карету починить за день, но не за десять, он точно любил и понимал: «Ну, барин, ты задачи ставишь! За десять дён одному не справиться, тут помощник нужен — ​хомо сапиенс!»

Драконы, конечно, разлетались, но вы лучше прочтите, что Марк Анатольевич писал о том, зачем Достоевскому такой длинный абзац и такая сложная словесная связь, и вы поймете, если захотите, какого точного и глубокого человека мы потеряли: «Похоже, она (фраза. — ​авт.) приобретает характер яростного, но скрытого, временами неврастенического движения по сложному маршруту с постепенным приближением к болевым точкам страждущей души, с постепенным ощупыванием всевозможных промежуточных ступеней познания, Достоевский как бы не уверен в обязательном и точном попадании в сердцевину проблемы, он мудр, но деликатен, он слишком хорошо ощущает бесконечность мироздания, безмерную сложность человеческой души».

Когда так пишут — ​пишут отчасти и о себе.

     Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции