Верь, проси, не бойся

Игумен Нектарий (МОРОЗОВ), настоятель храма св. апостолов Петра и Павла, Саратов

02.01.2014

Терроризм — это всегда очень страшно. И не только потому, что жертвой террора можешь стать ты сам, или твои близкие, твои друзья. Нет. Страшно просто от сознания того, что где-то совсем рядом с тобой — на одной земле, в одной стране, в одном городе живут люди с такой сатанинской злобой в сердцах. Они могут ничего не иметь лично против тебя, против любимых тобою людей, но если ваши пути пересекутся в определенный для теракта момент, то без малейшего колебания они приведут в действие смертоносный заряд. Каждый человек — удивительный, загадочный, таинственный и прекрасный мир. Мир, связанный бесчисленными невидимыми нитями с множеством других таких же миров. Мечты, надежды, планы… Какие-то заботы, дела… Любовь… И вот все это в одно мгновение уничтожается, рушится в огненном смерче взрыва. И вместо всего — покореженный, обгоревший каркас троллейбуса, обуглившийся холл вокзала, едкий запах гари. И кровь.

Это действительно очень страшно. Настолько, что большинство старается отогнать от себя самую мысль о происшедшем. «Не со мной, не с нами, не на моей улице, в другом городе…». Хочется уверить себя в том, что все это и правда никак не коснется тебя и твоего, обойдет стороной. Хочется. Так же, как хотелось и тем, кого не обошло, кого коснулось.

Опасность, к сожалению, реальна. Волгоград не эпицентр боевых действий, не прифронтовая зона, не очаг напряженности. Но все случилось там. А могло… Могло и в любом другом месте. И — может. Ведь мы не знаем, кто это сделал, почему в этом многострадальном городе, почему сейчас. И поэтому опять — страшно.

Что делать? Не ездить на троллейбусах, даже близко не подходить к железнодорожным вокзалам? Но взрываются и автобусы, и маршрутные такси, и даже трамваи. И даже автомобильные парковки — вместе с домами, под которыми они устроены. Падают самолеты. Нет безопасного в полном смысле слова уголка, если только не в тайгу бежать. Но не бежать же?

Хочется, чтобы кто-то защитил, сберег… Ведь власть она на то и власть, это же ее долг! Может быть, она возьмется всерьез за проблему исламского экстремизма в современной России, может быть, хоть кто-то проследит те пути, которыми расходятся по ней вчерашние выпускники исламских университетов, заразившиеся ядом радикализма, такие отрешенные, сумрачные и уже совсем, ни в какой мере не русские по духу люди. Может быть, постарается кто-то наконец понять, как происходит все это с ребятами и девушками из российской глубинки, как из живых людей превращаются они в роботов, зомби, готовых бестрепетно убивать и умирать с непоколебимой верой в посмертное воздаяние. Может быть… Дай Бог, чтобы именно так это и было, да, наверное, и будет все же, ведь происходящее и направлено в первую очередь против власти. Или даже вообще — только против нее.

Но мы — не власть, мы обычные, простые люди. Смертные опять же. И что нам посоветовать не власти, а себе?

Мне кажется, что важнее всего для нас сейчас две, на первый взгляд, противоречащие друг другу вещи. Во-первых, не пытаться забыть о волгоградской трагедии, не гнать память о ней прочь, не стараться отнестись к ней как к кошмарному сну, который с наступлением утра закончился и нет его. Наоборот, отнестись к случившемуся, как к нашей собственной боли и беде, как к собственному несчастью, пережить как общее, как свое. А во‑вторых, при всем при этом не бояться, не давать страху овладеть нашим сердцем.

Первое важно потому, что это огромная ошибка — считать, что вот, «пронесло», вот, ты — жив, и это самое главное, а все остальное… Когда не замечаешь чужую боль, когда закрываешься от нее, то однажды она обязательно станет и твоей, вторгнется в твою жизнь, а ты окажешься к этому не готов. И тогда она сломает и уничтожит тебя. А умение сострадать и сопереживать делает сильным. Тем более, если это сострадание побуждает тебя к тому, что всегда в твоих силах и притом действеннее всего — к молитве. За тех, кто ушел от нас в мир иной в эти предновогодние дни, ушел так неожиданно и страшно. И за тех, кто остался — оглушенный взрывом, на больничный койке. Или оглушенный горем, один в квартире, где прежде царило веселье и звучал смех. Мы не можем, за редким исключением, помочь им каким-то внешнем, материальным образом, им нужны сейчас совсем не деньги, но эта, молитвенная помощь и поддержка стоит дорогого. Она и нам самим — помощь в том, чтобы оставаться людьми, не боящимися чувствовать и жить и по-настоящему.

А второе… Я не знаю, какие конкретно были цели у этих безумцев, которые готовили взрывчатку, планировали теракт, зомбировали смертников. Но одно очевидно: они действительно хотели нас напугать, посеять панику, превратить в мечущееся, разрозненное человеческое стадо — самое жалкое и горестное, что только может быть. Возможно, как-то плакатно, пафосно звучит это облетевшие все новостные агентства: «Нас, волгоградцев, не сломить». Но это только если не вслушаться опять же сердцем. Это тоже очень и очень важно: не бояться. Страх страшнее всего, страшнее, чем самое то, чего человек страшится. Он делает человека рабом, послушной игрушкой того, кто смог ему этот страх внушить.

А чтобы не бояться… тоже нужно молиться. Власть, спецслужбы, меры безопасности, антитеррор — все это, конечно, очень серьезно, важно, необходимо. Но жизнь человека — и в подобные моменты это ощущается с особенной силой — находится все-таки, в первую очередь, в руках Божиих. И к кому, как не к Нему обращаться со всем этим — со своим страхом, своей беспомощностью, своим бессилием, своим горем?

… Когда молишься, страх уходит, сердце успокаивается. В руках Божиих хорошо на самом деле, чтобы ни происходило вокруг. Когда молишься, понимаешь, что все остальное не так важно, как то, что ты — в них.

И тогда, действительно, не сломить. Потому что вера, основанная на любви и любовью наполненная, не может преодолеваться лже-верой, ненавистью дышащей. Без нее — как?..