18.10.2018

В России каждый умеет быть критиком. Кто-то — вдумчивым и осторожным, кто-то — едким и язвительным, кто-то — безапелляционным и наглым. Всякому найдется своя мантия. Читатели громят книги, зрители — фильмы, профессионалы — все, что попадет под руку. Актеры плохие, текст неровный, исторические детали не на своих местах. И это — без политических или тусовочных аспектов, а уж когда начинаются они — туши свет. Ругань до небес. Все привыкли. Даже скучно.

С похвалой — гораздо сложнее. Обычно «кукушка хвалит петуха», то есть реверансы — лишь своим, и это настолько бросается в глаза, что неловко. Хорошо и честно принято писать о мертвых, но культуру все-таки делают живые люди. Они ошибаются, имеют свойство говорить в интервью лишнего, часто сбиваются на долгие воспоминания о лучших временах (вечная беда именитых мастеров) и, в общем, постоянно ждут шесть топоров в спину. Что бы ты ни сделал, какое бы решение ни принял, всегда найдется тот, что выльет на тебя ушат помоев.

Проблема беспристрастного разговора о достижениях не нова для России, и ложная скромность очень вредит — не столько отдельным людям, сколько положению дел в целом. Если все у нас так уж плохо, если отовсюду слышна ругань, замаскированная под «а мы ведь хотим как лучше, стараемся указать на недостатки», то рано или поздно у самого стойкого человека появляется понятное желание махнуть рукой и отправиться выращивать бегонии. Не нравится вам все? Ну и счастливо оставаться, тоже мне, зоилы, сделайте лучше.

Существует и иной путь — беречь и хвалить тех, кто делает хоть что-то, не отталкивать никого, говорить о живых художниках объективно и искренне. Это очень трудная задача, слово «пиар» в России принято воспринимать в штыки, но ведь в этом явлении пользы больше, чем вреда. Скажем честно: Белинский открыто «пиарил» молодого Федора Достоевского, и пусть взаимоотношения выдающегося критика и одного из лучших русских писателей складывались трудно, значение «неистового Виссариона» для нашей словесности невозможно переоценить. Хорошо, не нравится «пиарщик», пусть будет антрепренер. Кто сейчас осудит Сергея Дягилева? Кому придет в голову всплеснуть руками: «ах, он же пиарщик». Разумеется. В ноги ему поклониться за это.

Сегодня в России нет дефицита талантов. Есть, пожалуй, переизбыток извечного «фи, это все не так» и страшный, чудовищный, невозможный недостаток таких людей, как Белинский и Дягилев. Хороших мемуаристов хватает, но жить чьим-то посмертием — не самое великое удовольствие.

Книга драматурга Михаила Крупина «Никита Михалков: Он русский, это многое объясняет...» — очень хороший пример того, как именно можно эту тенденцию переломить.

Во-первых, герой повествования — активный и деятельный участник современного культурного процесса. Он не заперся в башне, как Сэлинджер, не ушел из кино, но продолжает работать, а значит — может ответить, оспорить любое слово, дать свое объяснение тем или иным событиям, о которых идет речь в книге.

Во-вторых, Крупин — не биограф в прямом смысле этого слова. Да, он рассказывает в основном о прошлом (современности посвящена финальная часть книги), скажем, о съемках фильма «Утомленные солнцем», но интересуют автора не только детали, но и смысл явлений.

Характерный пример — сюжет с полемикой между Михалковым и режиссером Игорем Масленниковым во время съемок знаменитой «Собаки Баскервилей», картины, которая вошла в золотой фонд русской культуры. Крупин дает возможность высказаться обеим сторонам (речь была, разумеется, о главенстве — так случается, когда рядом оказываются амбициозные художники), расставляя акценты очень грамотно: у каждого — своя правда, однако важным является не конфликт, но результат. «Главное, чтобы кино получилось», — пишет автор, и это подлинный девиз книги, которая исполнена любви и уважения, но лишена славословий и мелочного копания в грязном белье.

Кино, в-третьих, получается тогда, когда мы говорим не только о личных взаимоотношениях, но и о том, как развивалась культура, какие этапы проходила. Крупин много и интересно пишет, как менялся сам Михалков, откликаясь на зов эпохи. Например, автору важно найти ответ на вопрос, почему в «основе последнего по времени фильма («Солнечный удар») — короткий бунинский рассказ», как вписана лента в контекст исторических споров etc. Герой Крупина — не парящий в безвоздушном пространстве гений, а художник, переживающий вместе со страной и обществом большие перемены, участвующий в этой эволюции, имеющий собственную точку зрения на все происходящее.

Книга, разумеется, комплиментарна по отношению к Михалкову (хотя и людям, оценивающим режиссера пристрастно, дано слово), и это будто бы должно пойти ей во вред. Но получается наоборот. Похвала удается. Не самому Никите Сергеевичу, но русскому искусству, которому тот давно и верно служит.