16.01.2018

Пермь в последние годы стала культовым для российского кино- и телезрителя городом. Так, например, именно здесь разворачивается действие фильма «Географ глобус пропил» по одноименному роману Алексея Иванова. В городе на Каме снимался и сериал «Реальные пацаны», где показано, как юные «соленые уши» превращаются в зрелых людей, по-прежнему ветреных и не всегда ладящих с законом и моралью, но даже в своих прегрешениях остающихся симпатичными.

Юношеская агрессия лишь на экране (да и то не всегда) выглядит привлекательно. В жизни все значительно более грубо, примитивно и прозаично. Реальная Пермь 15 января показала это во всех подробностях. Здесь в одной из школ произошла настоящая резня, ее устроили подростки 16 лет. По версии следствия, инциденту предшествовала подготовка. Старшеклассники взяли в заложники детей и их учителя, Наталью Шагулину. В результате пострадали более десяти школьников и учительница. Правоохранительные органы возбудили уголовное дело о покушении на убийство двух и более лиц.

Разумеется, история вышла на федеральный уровень, и многие комментаторы в ужасе разводили руками: мол, невероятно, что такое вообще могло произойти, как в это поверить!

К сожалению, пермская трагедия не уникальна. Криминальные и полукриминальные истории то и дело происходят в школах: одни ученики унижают и лишают здоровья товарищей, а порой даже учителей, другие приносят ружья и топоры, нападают на сверстников и педагогов (СМИ быстро забыли об «ивантеевском стрелке», но проблема ведь никуда не делась).

В ответ то и дело раздаются голоса о том, что стоит вообще отказаться от социологического взгляда и списать все на неизменную грешную природу человека. Но автор этих строк прекрасно помнит, как в начальной школе оказался в толпе, обступившей ни в чем не виновного одноклассника и монотонно скандировавшей оскорбительную кричалку. Помнит парализующий эффект толпы, и с тех пор весьма настороженно относится к биологической стадности, четко отличая ее от здорового коллективизма.

Природа человека — ​слабый аргумент для развитого социума, а то, что пермская ситуация вопиюща, но не единична — ​повод говорить о проблеме всерьез, без экзальтации.

И тут-то громыхает: «Это все интернет виноват!», «Запретить соцсети!» и так далее. Список мер давно известен и широко обсуждается (масла в огонь подольет то, что пермские подростки были хорошо знакомы с темой массовых захватов школ, изучали ее). Это, конечно, не поможет, сделав запретный плод еще слаще.

Проблема не в природе и не в Сети, а в иерархии и ценностях. Подростки старались перейти грань всегда, но чеховские мальчики Королев и Чечевицын все же собирались в Америку сражаться с дикарями (первым перевалочным пунктом маршрута, кстати, была намечена Пермь), а не тыкали ножами друг в друга и в сверстников. А когда в шишковской «Угрюм-реке» Прохор Громов сгоряча полоснул оппонента-семинариста — ​его из гимназии безжалостно исключили. Даже в лихое безвременье Гражданской шкидовские Купцы и Янкели при всей любви к «бузе» стремились уйти от поножовщины к знаниям, а не наоборот.

В зрелую советскую эпоху школа подчеркнуто и институционально была местом формирования не только интеллекта, но и личности ребенка. Существовала внятная система ценностей и точек социализации, разнообразных кружков, «звездочек», дружин, целый ритуал взаимодействия педагогов и родителей. Чувство локтя и шефство старших над средними, средних над младшими сглаживали все недостатки. И главное — ​помогали «вытягивать» ситуацию там, где не справлялась семья.

Либеральный образовательный курс, хронологически не закончившийся вместе с девяностыми, имел важные особенности. Общественную миссию и целеполагание обучения механически заменили, а вовсе не забыли, как принято думать, — ​и тому порукой знаменитая фраза экс-министра Фурсенко о необходимости воспитания квалифицированного потребителя вместо человека-творца. А вот работу с учениками вне пределов класса свели почти до нуля. Но, как оказалось, совсем без наставника человеку жить не удается. Если его не воспитывают педагоги и родители, эту миссию на себя берет уличная среда, телевизор, интернет и собственные инстинкты. Результат этого простого арифметического умножения мы увидели в Перми.

К идее воспитания мы возвращаемся медленно. И, пожалуй, пермская история должна научить общество тому, что подростковая безнадзорность так же опасна, как и беспризорность. Но надзор стоит понимать предельно широко — ​как формирование системы поддержки человека. Назовите это наставничеством, социальными лифтами, менторством — ​главное, чтобы оно работало. Мать одного из участников нападения на школу, Льва Биджакова, отказалась навещать сына в больнице со словами: «Нет, не поеду, а зачем?» Именно здесь и стоит искать точку отсчета, ключ к проблеме — ​не в женщине, которой дела нет до сына, а в изъяне конструкции, когда выпавший элемент невозможно даже увидеть, не то что заменить. Воспитание само по себе, без должного институционального оформления, рискует стать переливанием из пустого в порожнее, и именно здесь, в создании совершенного новых социальных практик, и состоит главный поколенческий вызов эпохи. Случай в Перми еще раз доказывает, что отвечать на него придется.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции