01.10.2024
На 79-м году ушел из жизни замечательный советский и российский композитор и певец, народный артист РФ Вячеслав Добрынин.
Без многих песен Добрынина, которые исполняли наши лучшие артисты — от Иосифа Кобзона до Льва Лещенко и от Анны Герман до Валентины Легкоступовой, — лучшие страницы отечественной эстрады невозможно себе представить.
На протяжении многих лет Вячеслав Григорьевич оставался в тени, выступая только в роли автора, и лишь на изломе эпох (в конце 1980-х — начале 1990-х) решил сам встать у микрофонной стойки в составе основанной им группы «Доктор Шлягер». Этот карьерный шаг сыграл в судьбе Добрынина двоякую роль: с одной стороны, выход на авансцену, несомненно, добавил артисту популярности, с другой — исполнение таких непритязательных хитов, как «Не сыпь мне соль на рану», «Синий туман» и «Колдовское озеро», слегка отодвинуло на второй план в людской памяти тот факт, что Вячеслав Добрынин — автор многих, действительно выдающихся композиций из сокровищницы нашей песенной культуры.
Ведь далеко не каждый сегодня навскидку вспомнит, что автором музыки к таким выдающимся произведениям, как «Все, что в жизни есть у меня», «Родная земля», «Кто тебе сказал», «Прощай», «Бологое», «Не волнуйтесь, тетя», «Ни минуты покоя», «Ягода-малина», «На теплоходе музыка играет», «Большая медведица» и многим другим, является именно Добрынин...
Нельзя сказать, что Вячеслав Григорьевич был простым в общении человеком, но и упрекнуть его в чрезмерной заносчивости и снобизме, так часто сопутствующим многим творческим личностям, ни в коем случае невозможно. Он действительно с небольшой охотой шел на контакт с прессой (и на то у него были основания), но нашему изданию композитор в общении не отказывал. В частности, дал два больших откровенных интервью (в 2016 и 2021 годах), наиболее яркие фрагменты из которых мы и приводим ниже.
О собственном творчестве и современной песне:
«Я написал столько, что с легкостью хватило бы на две жизни. Но сейчас сочинять регулярно и помногу мне просто неинтересно. Да и, к тому же, не для кого. Я ведь пою преимущественно для тех, кто вырос на моих песнях, — причем делаю это по их же просьбе. Мне ведь часто на концертах присылают записки с жалобами, что современных, так называемых «звезд» слушать порядком надоело. Людям бывает невдомек: о чем эта песня, откуда взялась, зачем она вообще, да и можно ли ее назвать песней в конце концов?
Песни как таковой (а именно ей я посвятил основную часть жизни) сегодня почти не существует. Исчезла хорошая мелодия с приличными словами, которые сочиняли профессиональные авторы. Ушла образность, метафоричность, а порой налицо даже банальное незнание русского языка. Улетучилось понятие массовой, в хорошем понимании этого слова, композиции: когда люди собирались вместе и пели. А ведь это очень важно».
О роли интернета в социуме:
«Ушедшая в народ фраза «нам песня строить и жить помогает» в свое время родилась не случайно. Но сейчас ничего этого нет и в помине: она и строить не помогает, и даже жить порой мешает. Необразованные в музыкальном отношении и не читающие книг молодые люди создают какие-то сомнительные треки, которые поглощают примерно настолько же интеллектуально «подкованные» потребители.
Молодежь проводит в Сети практически все свое время. А там пишут чернуху и несусветную чушь — причем делается это намеренно, дабы кратчайшим и простейшим путем оказывать влияние на неокрепшие мозги. Вот и получается, что интернет, помноженный на телевидение (тоже отнюдь не высокого качества), воспитывает оглумленное или, если угодно, огламуренное поколение.
Я, откровенно говоря, за подавляющее большинство выкладываемых в youtube.com файлов не дал бы ни единого голоса. Хотя, разумеется, интернет нельзя рассматривать с позиций «плюс» или «минус». Нельзя однозначно утверждать, что глобальные перемены в информационном пространстве — это благо или зло. Истина, как обычно, где-то посередине, но то, что интернет во многом разделил современную эпоху на «до» и «после», несомненно».
О преемственности поколений:
«Наше поколение композиторов возникло не на ровном месте. Нашими предшественниками были великие Борис Мокроусов, Матвей Блантер, Никита Богословский, Василий Соловьев-Седой, Марк Фрадкин, Александра Пахмутова, Ян Френкель, Оскар Фельцман и другие. И именно они направляли песенную культуру в некое русло, определяли, так сказать, моду. Но дело в том, что когда в 1970-х зазвучали вещи композиторов моего поколения — Евгения Мартынова, Юрия Чичкова, Александра Морозова, Юрия Антонова, Вячеслава Добрынина, — представители «старой» песенной школы отнеслись к нам с изрядной долей недоверия.
Наши песни были более ритмичными, к тому же изрядно снабженными электронными аранжировками. Они звучали в ресторанах, кафе, на танцах и прочее. То есть, подчеркнутая лиричность, растяжность произведений старших коллег уступала место импульсивности, дерзкости сочинений молодых авторов. Иными словами, менялись поколения — менялась и музыка.
Но дело в том, что когда мы в свое время привносили новые штрихи и свежие интонации, то все равно следовали традициям и ничего не отрицали. Просто хотелось играть более модную музыку, и наше желание оказалось созвучным многим молодым людям — собственно, так и возникло мощное движение ВИА. Его суть была проста: вооружившись гитарами, синтезаторами, ударными установками и усилителями, самодеятельные исполнители постепенно превращались в профессионалов. Но песню как таковую не извращали. А сегодняшние, с позволения сказать, «творцы» учителей слушать не хотят. Да они их, возможно, и не знают».
Об индикаторах популярности:
«Построенный на жесточайшей конкуренции, телевизионный бизнес во многом напоминает спорт: кто больше, кто меньше, кто дальше, кто ближе. Тут-то на передний план и выходит изрядно поднадоевшее за последнее время словечко «рейтинг». Я, кстати, до сих пор до конца не разобрался, что именно за этим термином скрывается и как, сугубо технически, он работает. Например, мои большие концерты получали необыкновенно высокие рейтинги, а я все недоумевал: что такого особенного я и мои коллеги сделали, дабы эти самые рейтинги были запредельными и заметно опережали многих коллег-музыкантов?
Очевидно лишь одно: рейтинг — это показатель успешности средств масс-медиа, своего рода индикатор проделанной ими работы. И это, кстати, далеко не всегда напрямую зависит от уровня и статуса исполнителя. Вот, скажем, я написал песню — она везде звучит, ее повсюду поют. А кто-то другой тоже сочинил — но ее не поют, в народ она не идет. Что это значит? То, что я успешный, архиталантливый и все в этом духе, а другой автор — нет? Ничего подобного, это неправда. Просто, видимо, рейтинги складываются из ряда обстоятельств. Меня, например, больше показали по телевизору, чаще прокрутили на радио и так далее, а другому не так сильно повезло. Словом, успешность — не всегда синоним таланта артиста и качества произведения. Случай, умение находиться в нужное время в нужном месте играют не менее важную роль».
О газете «Культура»:
«В 1970-х среди творческих людей, спортсменов, представителей некоторых других профессий существовала популярная форма общения: отправляться в поездки по стране, в ходе которых собирать так называемый устный журнал. Однажды мы ездили на атомную станцию в город Десногорск, где, помимо меня, присутствовали такие выдающиеся люди, как поэт Леонид Дербенев, писатель Аркадий Арканов, шахматист Михаил Таль.
Так вот, по мотивам этой замечательной поездки я написал две песни: «Я на БАМ уходил комсомольцем» и «Атомная станция (Песня про Десногорск)». Это был первый случай в моей жизни, когда песня была напечатана в газете — в газете «Культура» (тогда еще, разумеется, «Советская культура»). И я экземпляр той самой газеты храню до сих пор».
О слухах и мифах:
«Люди порой считают меня героем скандальных хроник. А это абсолютная чепуха — никогда таковым не являлся. Многие дешевенькие газетенки и так, и эдак пытались ко мне подобраться, дабы всеми правдами и неправдами втянуть в свою «желтую» орбиту. Порой писали такую брехню, что с ними оставалось только судиться. Но поди их засуди — владельцы подобных изданий придумывают витиеватые юридические хитросплетения, которые вовек не распутаешь.
Но есть и другое, сложившееся вокруг моей персоны, «общественное мнение», против которого ничего не имею. Меня все время убеждали, что я любимец женщин, дамский композитор, поющий о любви. Этот «шлейф» никогда не делал меня хуже, даже в собственных глазах. Напротив, всегда гордился, что меня таковым считали».
Фото: Сергей Бобылев/ТАСС и Сергей Фадеичев/ТАСС