Денис БОЧАРОВ

28.03.2022

На апрель запланирован релиз нового альбома одного из величайших гитаристов-виртуозов современности — Джо Сатриани. Пластинка, состоящая из четырнадцати треков (по нашим временам весьма внушительное количество), получила название The Elephants of Mars («Слоны Марса»).

Сатриани — пятнадцатикратный номинант премии «Грэмми», человек, записи которого разошлись по миру тиражом, заметно превышающим десять миллионов экземпляров. Что, между прочим, делает его лучшим в категории, которую условно можно обозначить так: «бестселлер среди рок-гитаристов-инструменталистов всех времен».

В послужном списке Джо более тридцати дисков, сотрудничество с такими группами и артистами из высшей рок-лиги, как Deep Purple, Chickenfoot, Ингви Мальмстин, Стив Вай, Иэн Гиллан, и многими другими. Сегодня музыкант, которого поклонники и коллеги по цеху уважительно называют Профессором, на связи с «Культурой».

— Расскажите немного об альбоме. Какова его предыстория?

— Он максимально эклектичен, мы «пожонглировали» многими жанрами, от традиционного рока до фолка, и в итоге постарались выдать на суд публики лучший альбом в истории (смеется). А если предельно серьезно, в «слонов» действительно вложено много сил, энергии и времени.

Несколько лет назад я написал фантастическую фикшн-стори, в которой Марс осваивают не люди, а... слоны. Мне показалось забавным и уместным переложить эту тему на музыкальную основу. Отсюда, собственно, и название диска. Мы уже запланировали европейский тур в поддержку The Elephants, в рамках которого думали посетить и Россию, но в данных обстоятельствах вынуждены были перенести даты концертов на год. Надеюсь, весной следующего года все состоится.

— Было время, когда Джо Сатриани являлся участником суперпроекта G3, в рамках которого вы в разные годы играли с Ингви Мальмстином, Стивом Ваем, Эриком Джонсоном, Джоном Петруччи и другими виртуозами гитары. Но в один день подобное сотрудничество перестало подавать заметные признаки жизни. Было ли это связано с тем, что почувствовали: ничего нового вы миру более предложить не можете? Или все куда банальнее: просто поняли, что, как говорят в России, трем медведям в одной берлоге не ужиться?

— Нет, эта тема никуда не исчезла, и история с медведями к нам не имеет особого отношения, хотя, конечно же, фактор амбиций и эго никто не отменял. Но даже при этом мы не стараемся заткнуть друг друга за пояс — просто хотим представить наилучшее шоу, на которое способны. Где-то раз в два-три года возвращаемся к формату G3 и с удовольствием ездим по миру, пусть и в разных комбинациях. Проблема лишь в следующем: чтобы собрать состав больших гитаристов в единое время в одном месте, требуется более-менее совпадающий рабочий график. А, говоря об упомянутых вами ребятах, добиться этого не так уж просто, сами понимаете.

— Вас часто называют Профессором... Есть соображения, почему?

— Возможно, все дело в том, что будучи еще начинающим исполнителем, я давал уроки игры на гитаре. Очевидно, многие ребята в округе замечали, что я являлся уже довольно продвинутым в этом отношении парнем. Так, кстати, познакомился со Стивом Ваем — он был на три года младше меня, мы жили неподалеку друг от друга, однажды он пришел ко мне со словами: «Не научишь ли ты меня играть?» Ну как устоять перед таким трогательным и в то же время заманчивым предложением? Словом, я учил его примерно три года, мы стали лучшими друзьями. Затем в моей жизни появились Кирк Хамметт, Алекс Сколник, Дэвид Брайсон, Кевин Кэдогэн (соответственно гитаристы групп: Metallica, Testament, Counting Crows, Third Eye Blind. — «Культура») и другие музыканты. То есть молодые ребята, которые, каждый по-своему, стремились оставить свой след в музыкальной истории. Видимо, поэтому слух обо мне как о преподавателе в определенных кругах распространился — ну а там уже и до профессора, наверное, рукой подать. Как бы то ни было, Профессор — не худшее прозвище для человека, вы не находите? (Улыбается.)

— Без малого тридцать лет назад, в 1993-м, вас пригласили в Deep Purple с целью помочь закончить турне, которое строптивый Ричи Блэкмор вероломно прервал, покинув группу. Что вам дал данный опыт, каково это — заменить Ричи и почему вы отказались стать участником «темно-лиловых» на постоянной основе?

— Участие в Deep Purple — один из самых незабываемых и восхитительных моментов в моей творческой карьере. Великолепный ансамбль, в особенности в первой половине 1990-х, — если мы примем во внимание, что то был эпизод, когда парни выступали в классическом составе Mk II (Блэкмор/Лорд/Гловер/Пейс/Гиллан) в последний раз.

Но я, несмотря на то, что был на вершине блаженства, все же четко осознавал: заменить Блэкмора попросту невозможно. Скорее всего, это и послужило главной причиной, почему я отказался от столь заманчивого предложения: продолжить карьеру в рядах DP.

Парни обратились ко мне с предложением выучить все партии Ричи буквально за неделю до начала их японской части тура — можете себе представить, каково это. Изначально я отказался, потому что всегда был поклонником Purple и просто не осмеливался примерить на себя мантию «человека в черном». Но потом подумал: эй, тебе не обязательно копировать Блэкмора — достаточно уже того, что предоставляется некий шанс воздать должное коллективу, к которому ты всегда был неравнодушен. Надеюсь, мне удалось не подвести преданных фэнов одной из лучших рок-групп в истории рок-н-ролла. И я всегда вспоминаю об этом времени с теплом и любовью.

Но главное: я всегда воспринимал себя прежде всего как соло-артиста. Не то чтобы был не готов работать в коллективе, что называется, на паритете — просто возможность самовыражения в рамках собственного проекта всегда представлялась мне более заманчивой.

— Легко ли сегодня, в мире, где правит попс, хип-хоп, R'n'B и прочее, оставаться классической рок-звездой?

— А сейчас, по-моему, такого понятия, как «рок-звезда», вообще не существует. Возможно, это прозвучит по сегодняшним меркам несколько запоздало и даже архаично, но многое изменил интернет, из-за которого каждый может сегодня ощущать себя отличным от других — и даже уникальным. Все вправе делиться друг с другом своими чувствами, переживаниями, восприятием, в том числе и музыкальным.

Поэтому заведомо пытаться предполагать, в какой точке земного шара появится очередное музыкальное откровение (будь то Сан-Франциско, Сантьяго, Париж, Квебек, Индия, Подмосковье или какое бы то ни было другое место на карте) — занятие неблагодарное. И это, кстати, неплохо.

Другое дело, что я все же не стал бы утверждать, что рок-н-ролл — музыка интернациональная. Возможно, когда-то она таковой и была, но сегодня рок как жанр, по сути, умирает. Да ну и что с того? Давайте успокоимся: ничего плохого в этом нет. Это всего лишь наша повседневность, реальность, неумолимое течение времени, против которого не попрешь. Рок-н-ролл — всего лишь маленький островок в безбрежном океане музыки. А она, в самом широком смысле, действительно неистребима и всегда будет являться главным связующим звеном между социальными слоями, возрастами и государствами.

— Профессия музыканта сколь поэтична и романтична, столь же и ненадежна. Каково это — постоянно ступать по зыбкой почве?

— Хороший вопрос. Вы знаете, здесь очень важен элемент везения, назовем его так. Ведь в этом непростом бизнесе действительно удача — не последний спутник, вне зависимости от уровня вашего таланта. Но мне, судя по всему, повезло. Поскольку у меня никогда не было того, что принято называть regular job.

Я с четырнадцатилетнего возраста был профессиональным музыкантом. У меня нет профессионального образования, я не учился на врача, юриста, экономиста — словом, на тех, чей диплом дает им уверенность смотреть в завтрашний день, не унывая. Но, видимо, меня выручила вера в собственные силы.

Я с малолетства чувствовал, что мое предназначение на этой Земле — играть на гитаре, сочинять музыку, записывать альбомы... Вот и вся история. Мне кажется, по таким базовым правилам человек и существует: нащупать свой путь, поверить в себя, работать не покладая рук — а все остальное приложится. И еще, что немаловажно: никогда никому и ни на что не надо жаловаться. Все зависит исключительно от тебя.

— Верите ли вы, что искусство в целом и музыка в частности способны спасти мир? В наше непростое время вопрос отнюдь не праздный...

— Я надеюсь, что искусство располагает подобными ресурсами, скажем так. Поясню на собственном примере. Я был еще ребенком, когда совершались покушения на больших политиков, порой заканчивавшиеся трагично. Прекрасно это помню. Но именно музыка спасала людей от тотального безумия. Это универсальный язык общения. И разочарование в данном постулате станет непростительной ошибкой для всего человечества, вне зависимости от того, откуда вы родом. Поэтому моя задача, как гитариста, музыканта, артиста — назовите как хотите, — состоит в том, чтобы люди не теряли надежду. Надежду в наше завтра, если угодно, как бы пафосно это ни прозвучало. 

Фотографии: www.rocknews.co.uk; www.i.ytimg.com.