Денис Мацуев: «Страсть я привносил не только на сцену, но и в свои спортивные хобби»

Алексей ФИЛИППОВ

12.04.2021



Знаменитый пианист рассказывает о футболе, своей семейной вере, пандемической реальности классической музыки и ее постковидном будущем. А еще о том, как он был и Обломовым, и Зорро.

— Приятель-музыковед как-то рассказал мне историю, в которую я не могу поверить. Он говорил, что в молодости вы выбирали между музыкой и футболом. Я уверен, что это неправда.

— Не то чтобы выбирал, но и типичным вундеркиндом, который по 10 часов сидит за роялем, не являлся. Я был обычным ребенком и все успевал: позанимавшись на рояле пару часов, шел играть в футбол или хоккей.

— Вы не берегли руки?

— Я три раза ломал руки и пальцы. Для нашей семьи это было трагедией, но я тогда на все смотрел по-своему. Да и нет худа без добра: сломав правую руку, я получил возможность выучить леворучный концерт Равеля. И не писать контрольную по математике. Для меня это было счастье…

Пронесло, как говорится, но я не мог без спорта. А родители понимали, что остановить меня невозможно. Страсть я привносил не только на сцену, но и в свои спортивные хобби. Меня даже брали в юношескую сборную Иркутска по футболу, я тогда достаточно неплохо играл.

— Насколько я знаю, ваша семья не вполне обычна для нашего сегодняшнего мира, где не очень хорошо с дружбой и самопожертвованием. Ваша бабушка, к примеру, продала квартиру и вручила вам 16 тысяч долларов, чтобы вы и ваши родители могли жить в Москве. В вашей родительской семье глубокие, очень разветвленные музыкальные корни, и при этом в ней была такая же глубокая дружба и взаимопонимание — это так?

— Это на сто процентов верно.

— Что для вас семья?

— Если бы не семья, моя жизнь состоялась бы совсем иначе, я в этом глубоко убежден. Наша общая семейная вера, конечно же, существует, и она проявляется в любой ситуации, что бы ни происходило. Вот представьте: на дворе 1991 год, рушится Советский Союз, мне нужно уезжать из Иркутска. Я родился в 1975-м, и если бы я и дальше отсиживался в родном городе, на моей музыкальной карьере можно было бы поставить крест. Родители понимали, что надо быстро переезжать в Москву и вариться в атмосфере Центральной музыкальной школы при Московской консерватории, лучшей музыкальной школы мира, где преподавали самые талантливые музыканты нашей страны. Промедление было смерти подобно.

А я не хотел никуда уезжать и устраивал страшные скандалы. Родители со слезами на глазах отрывали меня от Иркутска, друзей, двора и спорта. Я тогда был и Обломовым, и Зорро, — становился им, когда выходил на футбольную площадку в нашем дворе. При этом все дворовые конфликты я пытался решать в футбольных сражениях, а не в драках. Я был миротворцем. Хотя случались разные ситуации... И вот мне надо уехать из своего счастья! Но родители купили меня тем, что я смогу смотреть игры «Спартака» вживую, на стадионе. Были применены очень правильные семейные дипломатические методы, и они сработали.

Они бросили все, что у них было в Иркутске, с их стороны это была огромная жертва. В нашем городе мои мама и папа были очень видными педагогами и музыкантами. Уезжая в Москву, они ехали в неизвестность, и это был страшный риск: в 1991-м на улицах стреляли; не обнадеживали и телетрансляции путча. Но семейная вера была сильна, ее разделяли не только мама и папа, но и бабушки с дедушками и все родственники.

Существовала целая индустрия, называвшаяся Наша Семья, и она хотела, чтобы у меня все получилось. Без этого очень сложно жить.

— А теперь вы и сам помогаете талантливым детям и их родителям…

— Мне приходится очень много общаться с родителями талантливых детей по делам нашего фонда «Новые имена». Быть ими большое искусство, талант мам и пап должен быть не меньше, чем талант их чад. Это важная история, тонкая материя. Некоторые мамы вундеркиндов — чего греха таить! — когда их отпрыска показали по телевизору, считают, что это уже все, кульминация и венец карьеры. Впереди концерты в Карнеги-холле, которые преподнесут на блюдечке, и будущее их ребенка раскрывается алмазной россыпью. Здесь нужен очень четкий щелбан либо холодный душ — чтобы ни в коем случае не потерять контроль, который должен быть со стороны родителей и педагогов. Если этот дуумвират работает, тогда есть шанс, что алмазные россыпи будут и концерты в Карнеги-холле состоятся.

Наша задача помогать одаренным детям развиваться постепенно, чтобы все пришло в свое время. Тогда, когда это должно прийти. При виде вундеркинда все умиляются, но здесь есть огромная опасность: ребенок может сорваться, эмоционально сгореть. Бывает так, что кульминация игры наступает и в 12, и в 14 лет. Повзрослев, дети становились музыкантами, но прежней искры в их игре больше не было.

Нужно правильно понять, к какому педагогу надо идти ребенку, какой ему нужен репертуар, как выстраивать творческую подготовку, а потом уже думать о концертах и карьере. Хотя карьера в нашей профессии не самое плохое, в нашем понимании она равна концертам. Ради чего мы занимаемся? Чтобы играть концерты.

— Каково придется строящим карьеру молодым музыкантам в новой, постковидной реальности?

— После потрясений, с которыми мировая музыкальная цивилизация столкнулась из-за пандемии и закрытия границ, после банкротства мировых концертных агентств и проблем, которые возникнут у знаменитых оркестров из-за длительного простоя, будет сложнее не то что пробиться, а элементарно иметь концерты.

Ситуация с закрытием всего и вся, конечно, беспрецедентная. Вспомним «испанку» и рассказывающие о ней письма Прокофьева — он тогда жил в Америке и писал их в Нью-Йорке. Умер его сапожник, умер его парикмахер; по официальным цифрам, испанский грипп унес 50 миллионов людей — но концерты проходили. Масштаб той давней трагедии не укладывается в голове. Глядя на сегодняшние цифры заболевших и погибших, понимаешь, что это не чума. Так я думал, но когда от ковида начали умирать мои вовсе не старые друзья, понял, что это серьезная и опасная штука.

Я не ковидиот, я «масочник». Я за то, чтобы мы сохраняли свою жизнь и здоровье. Если под угрозой человеческие жизни, то концерты могут подождать. Наша отрасль переживает трагедию, музыканты не могут без сцены, это так, но все это не идет в сравнение с риском для здоровья исполнителей и публики. На любом из моих фестивалей, которые сейчас, к счастью, продолжаются, мы всегда даем благотворительный концерт для врачей, потому что это действительно герои нашего времени.

Я надеюсь, что и ковид ослабеет, и вакцина поможет, и коллективный иммунитет сформируется, но давайте будем аккуратны и станем соблюдать меры безопасности. Потому что самый опасный момент наступает, когда цифры заболевших идут вниз и людям кажется, что начинается нормальная жизнь. Буквально за последний месяц, на фоне положительной пандемической статистики, у меня много знакомых заболело. И заболели они тяжело.

В этой болезни самое страшное не то, как она протекает, а ее последствия. Моя знакомая из Иркутска умерла в 23 года от тромба. Ковид у нее как насморк протекал, а через месяц ее не стало. Здоровая, молодая, красивая девушка, секретарь директора музыкального театра — прямо во время фестиваля это было... Для всех участников фестиваля это был шок.

Эта болезнь опасна не только для пожилых. Она страшна для всех. Поэтому будем аккуратны, станем соблюдать все меры безопасности, но при этом продолжим ходить в концертные залы. И будем надеяться на то, что жизнь, в том числе музыкальная, наладится.

Фото: Сергей Киселев / АГН «Москва»