Стихия Елены Стихиной: дебют «мариинской» оперной дивы в «Зарядье»

Александр МАТУСЕВИЧ

23.10.2020


В Москве выступила молодая звезда из Питера, недавно ставшая лауреатом столичной премии Casta Diva.

Вечное соперничество между Москвой и Петербургом многогранно: конкуренция идет по всем фронтам уже четвертое столетие. Столичный статус, переходивший от города к городу и обратно, безусловно, всегда играл большую роль, но были и другие важные ипостаси.

В дореволюционную эпоху Северная столица стабильно перетягивала из Москвы певцов на первенствующую императорскую сцену — это касалось и исконно московских артистов, и тех, кто выбился из провинции, сделал себе имя в Первопрестольной, но потом неизбежно «утек» в Питер. Правда, было одно парадоксальное исключение: в начале 1840-х предпочитающая итальянскую оперу и европейских солистов придворная петербургская аристократия «сослала» в старую столицу целиком родную оперную труппу, и Большой театр, таким образом, неожиданно «прирос» лучшими голосами страны. Но торжество Москвы продолжалось всего десятилетие — Николай I повелел вернуть оперную труппу обратно, и на сценах Петербурга вновь возобновилось острое соперничество между итальянской и бурно развивавшейся национальной оперой, между иностранными и русскими вокалистами.

В советское время ситуация поменялась: Большой театр СССР стал первенствующим, и в Москву из Ленинграда на протяжении почти всего ХХ века рано или поздно перебирались лучшие артистические силы: Марк Рейзен, Павел Лисициан, Георгий Нэлепп, Галина Вишневская, Елена Образцова, Владимир Атлантов — список можно продолжать бесконечно. И Кировский театр, и МАЛЕГОТ, и Ленинградская филармония, и Ленинградская консерватория стабильно поставляли лучшие кадры для Москвы — в городе на Неве этим были недовольны все (и руководители театров и концертных организаций, и власти, и, конечно же, сама публика), но поделать с этим едва ли что-то было возможно. Столица притягивала.

Встречная рокировка была редка и, скорее, уже была характерна для более поздних времен. Вспоминается переход в Кировский в середине 1980-х Любови Казарновской, до того сделавшей себе громкое имя в Москве: в Театре Станиславского и в Большом. В 90-е альтернативой столичному статусу стал мощный культурный подъем Мариинского театра — Гергиев сумел вывести его на звездные позиции не только во всероссийском, но и в мировом масштабе, главная петербургская сцена стала составлять серьезную конкуренцию главной московской. В гергиевские годы нередки стали переходы в Мариинку певцов из московских театров; несмотря на сильную вокальную подготовку в Консерватории имени Римского-Корсакова, выпускники ее московской конкурентки также оказывались весьма востребованными в петербургских театрах.

Один из последних ярких примеров — сопрано Елена Стихина, отучившаяся в Москве у знаменитых солисток Большого Ларисы Рудаковой (в Консерватории) и Маквалы Касрашвили (в Центре Вишневской), но в московских театрах не приглянувшаяся. К Гергиеву она попала через Владивосток: еще до присоединения Приморского театра оперы и балета к конгломерату мариинских сцен она стала там солисткой, после поглощения автоматически сделалась примой Приморской сцены Мариинки, а в 2017-м дебютировала в Петербурге. Ни больше ни меньше — сразу в премьере «Саломеи» Рихарда Штрауса, сложнейшей опере — и вокально, и актерски: та роль, которой Казарновская в 1997-м завершила свой многолетний роман с Мариинкой, для Стихиной стала первым свиданием с этой сценой.

Выбор по-настоящему пугающий: на этой партии срывали себе голоса многие. Для молодой и не очень опытной певицы это настоящее испытание. Однако Стихина с успехом его выдержала и продолжает осваивать самый разнообразный репертуар – и Моцарта, и бельканто, и Верди (например, лирико-колоратурную Виолетту и драматическую Аиду), и немецких авторов — Вагнера и Штрауса, и весьма затратный русский репертуар — в основном драматический (Лиза, Ярославна, Кума, Земфира, Рената).

Ее голос называют драматическим сопрано — по тому амплуа, которое она себе выбирает. И вправду, есть в ее голосе пробивная мощь, сила, масштаб, но в то же время много и нежности, лирических красок, мягкости в звукоподаче. Скорее, ее драматизм — в глубокой актерской и музыкантской интерпретации роли, нежели в громкости пения, в интонационных красках и идеально ровной эмиссии звука, а еще в его яркости и ясности, способной прорезать звонкостью оркестр самого массивного состава. И кроме всего прочего, голос Стихиной откровенно красив, тембр уникален — этот звук самоценен сам по себе, его хочется слушать и слушать. Красива и сама артистка: высокая, стройная, с ладной фигурой, с большими и выразительными глазами, чувственными губами и мягким овалом лица – идеальная оперная героиня.

В Москве Елена появляется уже не впервые. Три года назад состоялся ее официальный дебют — в Большом зале Консерватории, где ей аккомпанировали Большой симфонический оркестр им. Чайковского и маэстро Михаил Грановский, а на днях она вернулась в столицу за оперной премией Casta Diva, лауреатом которой стала. Премий у певицы уже с избытком — петербургские «Онегин» и «Золотой софит», «Опералия» Пласидо Доминго. Еще более впечатляющи ее ангажементы: она успела дебютировать на таких великих сценах, как парижская «Гранд-опера», нью-йоркская «Метрополитен-опера» и Зальцбургский фестиваль.

В «Зарядье» под аккомпанемент Светлановского оркестра (дирижировал Александр Соловьев) Стихина исполнила утонченную и раритетную, совершенно эксклюзивную программу из гардероба немецкой музыки, как оказалось, близкой ей и значимой для нее. Прозвучали Пять песен на слова Рюккерта великого Густава Малера и «Четыре последние песни» на слова Гессе не менее великого Рихарда Штрауса. Полутона и светотени, меланхолическая печаль и радостный экстаз, темные трагические краски (показанные лишь чуть-чуть) и лирическая умиротворенность, возвышенность — столь богатая выразительная палитра брала в эмоциональный плен беспрекословно.

Музыка позднего романтизма сегодня звучит не так часто, как хотелось бы, все более уступая место барокко. Помимо аккомпанемента певице, оркестр исполнил и обширную собственную программу — Адажиетто из Пятой симфонии Малера и сюиту из «Кавалера розы» Штрауса. В первом ощущалось господство возвышенной грусти, во втором — стихия театрального веселья и одновременно рафинированной чувственности: качество звучания коллектива оказалось выше всяких похвал — и мастерским, и стилистически безупречным, и исключительно выразительным, музыкальным. Но если сравнивать первый опус со вторым, то, кажется, Малер получился интереснее и свежее, несмотря на то, что маэстро Соловьев — большой специалист именно по опере Штрауса (в 2012-м именно он спас ее премьеру в Большом, заменив заболевшего Василия Синайского). Весомые оркестровые высказывания служили хорошими прелюдиями-настройками для публики к восприятию вокальных опусов тех же композиторов, ведь составление программы — это тоже искусство, и тут оно было явно на высоте.

Фото предоставлены КЗ «Зарядье»