Ксения ПОЗДНЯКОВА

29.10.2018

Во-первых, нужно сказать, что сегодня я начинаю понимать, какую роль Караченцов сыграл в моей жизни. Не только в творческом плане. Он был для меня образцом человека, который всецело посвящает себя своему делу. Он с огромной любовью дарил себя сцене, зрителям, никогда не щадил себя. Ему по-настоящему нравилось то, чем он занимался.

Я часто вспоминаю, как начиналась наша работа. Еще до «Юноны и Авось» мы сделали «Звезду и смерть Хоакина Мурьеты». Коля как раз сыграл у Захарова свою первую по-настоящему заметную роль в спектакле «Тиль». Вот тут у нас и возникла мысль сделать первую русскую рок-оперу. Задача была невероятно сложная, сразу по нескольким причинам. Мы должны были сделать либо очень высоко, либо вообще не браться. Начали репетировать для экспериментального спектакля в фойе «Ленкома». Собралась компания энтузиастов: Захаров, я, Караченцов, Абдулов, Люба Матюшина и группа «Аракс». К нам в зал периодически заглядывали актеры старшего поколения, прославленные, народные артисты, и посмеивались: «Ну-ну, ребята, давайте, пробуйте. Молодежь!» Чтобы это пробить для большой сцены, нужно было приложить невероятные усилия. Я ловил буквально каждый звук Николая Петровича. Он человек невероятно музыкальный, плюс соответствующее образование. С ним было очень легко работать. И тем не менее мы искали наиболее выгодные регистры для него. В итоге получилась уникально сшитая партия Смерти. Она была специально создана для Караченцова. Мы чувствовали, что ставка больше, чем жизнь, мы должны прорваться. В результате именно этот энтузиазм и пробил стену недоверия управления культуры и всех цензоров. Нам удалось убедить высокое начальство, что в таком исполнении рок-опера может жить в Советском Союзе. И вот, когда мы закончили «Мурьету», появилась идея «Юноны и Авось». Представить себе спектакль без Караченцова было невозможно. Кто, как не он, мог воплотить на сцене образ графа Резанова. И, конечно, материал музыкальный писался с учетом его возможностей. Но надо сказать, что занимался он самоотверженно: брал уроки вокала, занимался особой дыхательной гимнастикой, развил диапазон голоса. Его исполнительский уровень вырос невероятно, он даже начал брать теноровые ноты. Он вообще предельно серьезно отнесся к работе. Результат оказался ошеломляющим. Как у нас, так и за рубежом. В Париже, в Нью-Йорке нас также ждал успех. Самые высокие похвалы. Но звездой постановки всегда был Караченцов. Причем с годами он не сбавлял градуса, не опускал планку.

Спектакли ведь тоже рождаются и умирают. Исполнители выдыхаются, теряют энтузиазм, но здесь этого не происходило. Это было чудо. Именно поэтому спектакль пользовался такой любовью, люди пытались попасть, а это было очень сложно, почувствовать, прикоснуться. Многие называют это актерским подвигом Караченцова. Но сам он так к этому не относился, он получал удовольствие оттого, что пел эту роль, и делился этим со зрителями.

Когда в 2005 году с ним случилось несчастье, в это невозможно было поверить. Я встречался с ним и в эти годы. Мне была невероятно дорога его поддержка «Юноны и Авось», которую мы поставили в нашей творческой мастерской. Он пришел на один из наших показов. Ему тяжело было говорить, но в финале он поднял обе руки с поднятыми вверх пальцами. Мне и моим ребятам было очень важно получить его одобрение, потому что, конечно же, для всех актеров моего театра он был и остается кумиром. Для нас он всегда рядом.