В старинном особняке на Пречистенке неожиданно сошлись посмертные пути, скрестились судьбы двух гениальных людей — «солнца нашей поэзии» и феноменально одаренной московской девочки, прожившей только 17 лет. Даже по сравнению с коротким веком поэта эта цифра поражает своей ничтожностью.

Однако, как выяснилось, и 17 лет — совсем немало. Достаточно, чтобы войти если не в историю, то уж точно в память современников. По сей день исследователи осмысливают «загадку Нади Рушевой». Неслучайно ее наследие хранится в московском музее, посвященном «нашему всему». А это без малого 10 тысяч листов — мог бы позавидовать и состоявшийся профессиональный художник, не у каждого в музей возьмут столько работ.

Кто знает, кем бы стала Надя, проживи дольше? Поступила бы в художественный вуз или в какой-то другой, быть может, более «надежный», с точки зрения прагматика? Впрочем, вряд ли выбрала бы иную профессию, ведь рисовать для нее означало жить и дышать. Но могли бы и не принять куда-либо вроде Суриковки — ведь там на экзаменах требуется академический рисунок, а Надя Рушева рисовала совсем не так, как учат в школах: правильная штриховка, перспектива, светотень… У нее рисунок летящий, беглый, словно спешащий уложиться в краткий срок, отведенный небесами, и безмерно далекий от канонов артобразования. Зато очень остро, прямо-таки до удивления, напоминающий рисунки Пушкина — те, что теснятся на полях «Онегина» и черновиков стихов, то ли опережая, то ли подтверждая поэтические строки.

Родные передали в Музей А.С. Пушкина не только графику Надежды Рушевой, но и всякие художнические атрибуты: мольберт, перья, карандаши входят в единый художественно-мемориальный фонд. Рисунки здесь не только по пушкинским строкам или на тему биографии поэта. Немало навеяно произведениями других поэтов и писателей — от Лермонтова, Гоголя, Шекспира до Гофмана и Сент-Экзюпери. Последний рисунок, который Надя сделала незадолго до своей внезапной, почти необъяснимой, несмотря на все выкладки медиков, смерти, — «Аполлон и Дафна». Увлеченность Древней Грецией тоже сближает ее с Пушкиным, особенно — лицеистом.

Представить Пушкина 60-летним, солидным, убеленным сединами патриархом отечественной литературы трудно. Вообразить Надю Рушеву в роли «заслуженного художника», этакой гранд-дамы от искусства, — тем более немыслимо. Пусть они останутся в нашей памяти рядом — великий, родной всем поэт и темноволосая девочка в очках, которая любила назначать друзьям встречи «у Пампуши». То есть близ памятника, по сей день лучшего в России.