Алексей КОЛЕНСКИЙ

01.09.2021

29 и 30 августа Академия кинематографического и театрального искусства Н.С. Михалкова завершила очный набор актерской мастерской.

В начале Гоголевского бульвара стоит каменный теремок — ни низок, ни высок, в неорусском сказочном стиле с двумя приземистыми башенками, обвитыми пилястрами. Усадьба XVIII века была перестроена и украшена зятем брата галериста Третьякова Александром Каминским в 1887 году. Затем дом купил Рябушинский, а в 1918-м его оккупировал Ревтрибунал, но в восьмидесятых приют муз оживил расположившийся здесь Российский фонд культуры. Внутренние покои не пострадали: в парадной зале второго этажа царит барокко, инкрустированное в строгий классицизм внутреннего декора, под шестиметровым потолком парит живописная квадрига Аполлона, средь облачков беззаботно вьются щекастые амурчики. Толстощекие младенцы резвятся и на настенных барельефах, но сорока абитуриентам, отобранным из более чем четырехсот претендентов в 53 городах России, не до амуров: на носу третий очный тур, который может изменить все. Далеко не первый экзамен в жизни 34 выпускников актерских факультетов, но самый ответственный — дающий шанс покорить столичные подмостки и экраны — под руководством Никиты Михалкова.

Ректор председательствует во главе обширного стола, одесную и ошую — дюжина академических педагогов: театровед, руководитель Щепкинского училища Борис Любимов, художник и режиссер Александр Адабашьян, режиссер Игорь Яцко, проректор Игорь Беляев, режиссеры Андрей Левицкий, Михаил Милькис, Алексей Дубровский, кастинг-директор Лариса Сергеева... Входящих просят представиться, рассказать, где учились и служили, почитать на выбор. Половина начинает прозой, другая — стихами.

Первый блин оказывается скомкан. Выпускница ГИТИСа давала эмоцию поверх зажима, но внезапно, словно подслушав михалковский совет: «Зажался — ори!», раскрыла лирический темперамент в романсе Юлия Кима «Не покидай меня весна» — жюри оценило ее творческий подвиг. Следующая абитуриентка донесла боль и слезы сквозь «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева. Страстное, сконцентрированное соло раскрылось в речитативном исполнении хита Земфиры «Крым»: «Если ты будешь со мною жить, Я совсем перестану петь, Ты не сможешь меня терпеть, Мои нервы, депрессии, мат, Бесконечные злость и боль!»

— Почему вы идете к нам? — негромко интересуется Никита Сергеевич.

— Наверно, это внутренний вызов для меня, изучить актерское мастерство в современной форме и научиться работать с камерой, перезагрузиться, — признается саратовская выпускница.

— А что бы вы хотели сыграть?

— Если брать персонажей, что-то подобное Джокеру...

— Вы понимаете, что Джокера играть легко? Разве вы не чувствуете, что обстоятельства, предлагаемые этому персонажу, настолько остры, что там не так много значения имеет его внутреннее состояние? Джокер творит все что хочет, но почему он стал таким?

— Видимо, какие-то моменты биографии его к этому подтолкнули...

— Вы любите импровизацию?

— Если успеваю поймать от нее кайф!

Очевидно, абитуриентка показалась интересной, но обнаружившиеся эстетические противоречия сработали против кандидатуры. Выпускница ярославского театрального вуза, напротив, покорила искрометным прочтением эстрадных евтушенковских «Чулочниц» и страстным монологом Настасьи Филипповны.

— За что вы ударили этого человека? — внезапно импровизирует Никита Сергеевич.

— Он... смеялся надо мной, унизил и ударил, я бы убила его! Я запуталась в себе, все так сложно и горько, и с ним невозможно, и без него никак... — энергично откликнулась партнерша, и ее судьба была счастливо решена.

— Занято, она поступает к нам во второй раз, раньше не смогла сильно показаться, — размышляет Михалков. — Это очень важно, она видит, что читает.

Актриса воронежского ТЮЗа заворожила лучезарной улыбкой и боевым настроем. Позитив осветил неяркий репертуар — стихотворение Ирины Астаховой, проза Марины Влади, «Слона и Моську». Приподнятая энергетика была признана эффективным орудием индивидуальной защиты и, одновременно, творческого дерзания, а импровизированный диалог развеял остатки сомнений.

— Вы часто плачете? — неожиданно уточняет Никита Михалков.

— Наверное, больше, чем другие люди...

— А отчего?

— В последнее время от счастья. Можно расскажу историю? Я уехала в Петербург, и мне надо было скорее вернуться в Воронеж, а РЖД как раз объявили большие скидки. Стояла огромная очередь, часа на два, и впереди меня стоял мужчина — натуральный гопник, невоспитанный и даже хамоватый. Нас оставалось уже человек шесть — подходит женщина, просит пропустить поменять билет ее ребенку, которому дали в другой вагон. Он тихонько выматерился, но пустил. За ней бабушка слезно просит, подбегает красивая девочка в короткой юбке — всех пускает, отчаянно матерясь. И вдруг парень в шортах, сланцах, прямо плечом оттирает от окна, требует билет. Мужик просто берет его за шкирку и оттаскивает в конец — вся очередь так хохотала! А парень садится на корточки, начинает плакать, бормочет: «У меня отец умер, прямо сейчас на похороны, я в отпуске был!» Толпа замолчала в одну секунду. Матерившийся мужик поднимает и приводит его к окошку: «Хочешь я билет тебе куплю?» Я наблюдаю за жизненными историями, и во мне все отзывается, но когда грустно, тоже плачу.

— Отчего?

— Возможно, себя жалею, а поделиться бывает не с кем...

— О чем думаете сейчас?

— Ни о чем, просто белый шум в голове… А вы о чем?

— Думаю, о чем бы вас спросить, чтобы унизить. Что вас может унизить?

— Наверное, этого никто не знает, кроме меня. Но, может быть, вы еще что-то такое найдете, как скажете.

— А часто себя жалеете?

— Не слишком, чаще ругаю.

Девушка прощается, покидает зал, как и все абитуриенты, не вдруг справившись с позолоченной дверью, объявившей им беспощадную войну.

С ребятами все сложнее. Комиссия нередко отмечает «отрицательное обаяние» — эмоционально открытых, пластичных, наполненных юношей, в самом деле, раз-два и обчелся. Корпулентное исключение — 26-летний выпускник Петербургской академии театрального искусства, предложивший осмысленное прочтение «Одиночества» Бродского и прочувствованный монолог Мечтателя из «Белых ночей», а затем залакировал откровение лихой джазовой импровизацией по мотивам сюткинского хита «Дай мне этот день, дай мне эту ночь!». Увы, заслуженно оцененный пример не служил другим наукой — многие хватались за инвективы Федора Михайловича, прятались за есенинским разудалым рыком, шмыгали мимо нот хорошо поставленными голосами и, как водится, блистали темпераментом… Немногие сознавали, что искусство служит самовыражению лишь в той мере, в какой является инструментом общения, приподнимающего публику над собой.

В чем причина год от года «убывающего плодородия» мужских талантов? Возможно, роковую роль играет традиционная форма актерского обучения, когда за первый курс студенту начисто стирают личность, а далее принимаются грузить «культурным багажом», да только вот характера, способного усвоить и вынести эту ношу, уже не остается. Палочкой-выручалочкой для выпускников порой становятся ТЮЗы, ведь сыграть славную елочку или глупого зайчика гораздо трудней, чем байронического Печорина, дрожащего Мышкина или насупленного оборотня в погонах. Вероятно, женская природа скорее успевает войти в гибкий рост и одолеть «проклятие первого курса», а из пластилина затоптанных натур формируются лишь корявые пеньки, дающие хилые побеги...

Итоговое обсуждение намеченных кандидатур выдалось жарким и увлекательным. Скрупулезно оценивалось буквально все: фактура, пластика, видение материала, сила подачи, энергетика и — не в последнюю очередь — открытость новым открытиям. Часто отмечали «уже-сделанность», предсказуемость, закрытость, а кто-то «словно циркуль проглотил», иные вокально «забивали верхи и низы», третьи «все видят, все чувствуют, но остаются необаятельны», а крайние, нестабильные — «в случае зачисления во второй состав легли бы на трамвайные рельсы». Добрых слов также было сказано немало. В итоге Академия «подросла» на восемь прекрасных дам и семерых ребят.

Отстаивая будущих слушателей, Никита Сергеевич примирил коллег:

— Мы даем им уникальную возможность — нигде в мире этого нет, чтобы за них платили и они могли попасть на любой спектакль, или выставку, или концерт… Слушали потрясающие мастер-классы, смотрели кино, и общежитие имели, и стипендию им платили. За год они могут добрать все то, чего были лишены пять лет предыдущего обучения.

Это первое, что они должны понимать, а вот второе: когда мы подходим к финалу обучения, начинается очень жесткая конкуренция. Кто-то получил все, что мог, но оказался нелучшим, и мы не обязаны выпускать его на сцену, извините! Он скажет: «Ой, а меня так учили!» Это неправда, ты всему научился раньше, а просто не попал на наш уровень и скажи спасибо — за ради Бога, ты получил все то, что и остальные. И из 15 человек на сцену могут выйти шесть, здесь нет ничего страшного, мы все увидим в процессе занятий. Если Бог даст, шестого числа будет мастер-класс, мы все здесь соберемся и торжественно вручим студенческие билеты.

В первую Академию мы отобрали 24 человека, а сейчас 15. Почему? Клиповое мышление очень влияет на внутренний мир и внутренний ритм человека, на мышление и взгляды, это очень заметно и сказывается на нашем отборе, ведь мы предъявляем поступающим те же требования, что и семь лет назад, осуществляя сугубо избирательный отбор. Для нас принципиально важно, чтобы каждый заканчивающий нашу Академию имел перспективу в театре, кино и на телевидении. К нам приходят готовые актеры, которые уже работали на сцене, и мы видим, насколько они могут отказаться от штампов. Бывает, что хороший, даже прекрасный, артист в какой-то степени уже зацементирован и для каких-то спектаклей это годится, но расти выше у него меньше возможностей. Штампы — естественная вещь, но если человек остается открыт к тому, чтобы воспринимать то, чего раньше не делал, — это наш клиент.

По завершении экзамена академические педагоги так же поделились с «Культурой» свежими впечатлениями от нового набора.

Борис Любимов:

— В целом я рад, что так активно, уже седьмой год, реализуется давняя идея Никиты Сергеевича, и она не обманывает ничьих ожиданий: ребята будут жить в Москве, получат выдающихся педагогов, увидят лучшие события культурной жизни и сделают лучшее, на что способны. Сложности состоят, может быть, в том, что нас сильно вышиб ковид — кто-то мог бы активнее показываться, кто-то просто не доехал до нас... Культура в целом сейчас не то чтобы падает, а как бы мультиплицируется. На верхней планке человек читает Достоевского, а на нижней — стихи бездарных поэтов. Заполняемые анкеты также поражают эклектикой — среди пяти лучших фильмов и книг попадаются и гениальные, и пустые. Как уживаются в сознании высшие взлеты и низший сорт? Видно, придется мне читать культурологические лекции так, чтобы подтягивать низы культурного уровня к верхам.

Михаил Милькис:

— Главное — мы убедились, что люди из регионов могут составлять конкуренцию обучавшимся в Москве и Петербурге. Вместе с тем, все отмечают, что девушки показываются более внятно, чем мужчины. Фактура последних размывается и из года в год куда-то уходит. Но вследствие чего? Может быть, из-за долгого отсутствия войны или вкрадчиво побеждающего феминизма сильный пол становится все инфантильней. Наши успехи всегда связаны с тем, что человек яснее начинает понимать свою природу. Лично у меня все направлено на парную работу по системе Станиславского — на создание реальной среды в паре. Поначалу люди, исходя из заданного восприятия, играют друг с другом, но постепенно начинают адекватно общаться без всякой театральщины. Сейчас форма все чаще становится идолом, но прийти к ней можно, лишь добившись простого, очищающего человеческого общения.

Выпускник Академии Александр Ведменский:

— Я каждый год хожу на приемные экзамены. Мне кажется, сильных девочек становится все больше, а мальчишки в дефиците. Когда мы поступали на очных прослушиваниях, было более двухсот абитуриентов, сейчас около ста шестидесяти. А зажимы? Они случаются всегда и со всеми, кому-то удается сконцентрироваться и преодолеть их, а кому-то нет; экзамен — всегда рулетка!

Фото предоставлены пресс-службой Академии Н.С. Михалкова