Тихон СЫСОЕВ

16.07.2021

Материал опубликован в № 2 печатного номера газеты «Культура» от 25 февраля 2021 года в рамках темы номера «Русский язык: от чего и как его надо защищать».

Можно ли говорить о том, что интернет снижает уровень нашей грамотности? Как пренебрежение пунктуацией влияет на когнитивные способности человека? И почему общение в социальных сетях может повлиять на понимание законов? Об этом газета «Культура» поговорила с Еленой Буториной, профессором кафедры теоретической и прикладной лингвистики Института лингвистики РГГУ.

— Как новые цифровые технологии, и в частности интернет, влияют на русский язык?

— Изменения, которые происходят в речевой деятельности под воздействием веб-среды, скрывают в себе немало опасностей, хотя я бы не сказала, что они фатальны. Во всяком случае пока. Главное, к чему привел интернет сегодня, — это перераспределение внимания некоторых его пользователей с информационных аспектов взаимодействия на коммуникативные, развлекательные и продвигающие, что находит свое проявление и в речи.

В интернете потребителем вашего послания потенциально может быть кто угодно. Вас могут прочитать люди, значительно различающиеся с точки зрения образования, культуры, социального опыта. И это приводит к тому, что привычные жанры коммуникации размываются, трансформируются, для них выбираются иные речевые средства, а это рано или поздно отражается на языке.

Сейчас популярен такой термин, как «экономика внимания». Это когда человеческое внимание рассматривается как важный экономический ресурс. И люди, специалисты по интернет-маркетингу, точечно и профессионально работают именно с перераспределением нашего с вами внимания на уровне языка. Если человек не готов к этому или не знает, как работают эти языковые механизмы привлечения внимания, то он в такой коммуникации оказывается скорее объектом, нежели субъектом.

— Что вы имеете в виду?

— Подход, который превращает человека в Сети в объект манипуляции, вытесняя в нем значимого Другого, которым не манипулируют — с ним ведут диалог. И как раз на этом уровне мы можем зафиксировать самый существенный сдвиг, который произошел в современном общении на естественном языке под влиянием интернета: мы видим достаточно серьезное расслоение между теми, кто привык, условно говоря, преимущественно к языку социальных сетей, и теми, кто из этого контекста выключен или способен от него дистанцироваться.

Если целевую аудиторию в Сети постоянно вовлекают в интернет-коммуникацию — полистилистичную, поликодовую, предполагающую включение разных участников, делающую ставку на регулярное подогревание интереса к общению и глубокую в него вовлеченность, то тот язык, на котором привычно обращается к этим людям, например, учитель в школе или преподаватель в университете, иногда оказывается неэффективным и бьет мимо цели. Иными словами, сегодня нам всем приходится конкурировать с языком социальных медиа, который априори оказывается более привлекательным, потому что он прямо ориентирован на привлечение и удержание внимания.

— К чему приводит такая конкуренция?

— Это приводит к коммуникативному разрыву между теми же учениками и преподавателем: они начинают просто по-разному говорить друг с другом и по-разному думать. Есть очевидная вещь: тот или иной язык является хорошим или плохим с точки зрения того, выполняет ли он определенные функции и решает ли он определенные задачи. И тот язык, которым мы пользуемся в социальных сетях, для реализации функций и задач спонтанной непринужденной коммуникации очень хорош. Он поликодовый, краткий, легкий, остроумный. Он помогает легко и быстро войти с кем-то в контакт. Такой язык, вернее, его функциональный стиль, реализует прежде всего коммуникативную функцию, как и разговорная устная речь.

И именно поэтому мы так много времени проводим в социальных сетях, потому что нам там хорошо и приятно, и это удовольствие часто побеждает и пользу, и долг. Но с течением времени человек может слишком привыкнуть к одному функциональному стилю языка, в то время как в школе учителя не всегда помогают ему от этой речевой привычки дистанцироваться, не учат его тому, как распознавать различные механизмы манипуляции его вниманием и противостоять им. И это, в свою очередь, приводит к тому, что к текстам или к речи, которые устроены иначе, человек перестает быть восприимчивым. Для него они и скучны, и непонятны, и слишком занудны, и удовольствия никакого не приносят. Вот это вот знаменитое «многабукв», например.

Что мы имеем в итоге? По сути, медленно надвигающуюся катастрофу. А может быть, не так уж и медленно. Например, уже сейчас, по данным Института проблем государственного языка Санкт-Петербургского университета, тексты российских законов понимают не более 5% наших граждан. Хочу подчеркнуть: именно понимают. О том, что они готовы всерьез и содержательно эти законы обсуждать, никто уже не говорит.

— То есть, если предварительно резюмировать, выходит, что, привыкнув к тому русскому языку, который распространен в социальных сетях, человек с течением времени просто отвыкает от любых других способов языковой коммуникации?

— Да, и это очень важное следствие влияния определенного фрагмента интернет-среды на наш язык. Мы, конечно, не можем запретить людям пользоваться социальными сетями, но мы должны постоянно заботиться о том, чтобы они понимали, как функционирует язык в своем многообразии. Чтобы носитель этого языка умел дистанцироваться от того, что ему навязывают социальные сети, умел выходить из-под действия тех механизмов, которые ориентированы на привлечение и удержание его внимания.

— Если говорить более прицельно, то как именно русский язык преломляется в этой среде? Ясно, что его употребление здесь подчиняется требованиям краткости и лаконичности, что он должен работать так, чтобы контент «цеплял». И поэтому мы видим в социальных сетях множество сокращений, видим пренебрежение какими-то нормами языка, видим много смайликов и мемов, которые позволяют сделать послание более точным и эмоциональным. А что еще?

— Пока интернет влияет не столько на сам язык, сколько на речевые практики, что, конечно, в будущем приведет к изменениям в самом языке. И здесь я имею в виду даже не лексику, которая специфична для интернет-общения, потому что мы ее уже довольно часто воспроизводим в мессенджерах: какие-то мемы, словечки, которые характерны для электронной коммуникации, хорошо запоминаются и используются как сигналы для «своих» («ржунимагу», «чёта», LOL и т.п.).

Эта подсистема функционирует как молодежный жаргон: возникают словечки, которые внезапно появляются, потом исчезают так быстро, что не всегда можно говорить о том, что они вошли в язык, закрепились в нем: было «превед», потом «дратути», потом еще будет много разного. Такие слова и выражения были и до интернет-коммуникации. Их, согласитесь, никому в голову не придет употреблять в текстах другого функционального стиля.

В первую же очередь о чем стоит говорить, так это о синтаксических структурах, на которые в интернете, в общем-то, не принято специально обращать внимание. Ведь сама по себе структура, модель, например, предложения — это тоже язык, его синтаксический уровень. Более того, синтаксис сильнее всего связан с когнитивными механизмами, потому что сама человеческая речь начинается с синтаксиса, с предикации. Все остальное можно сравнить с сигналами приматов, с отдельными криками, а вот когда они получают синтаксическое оформление, мы уже имеем дело с языком. Особенность же русского языка в том, что в нем действительно очень сложная грамматика. Но его сложность — это на самом деле и преимущество, потому что чем сложнее морфология и синтаксис, тем более дифференцировано и тренировано внимание, умение его концентрировать и распределять.

Соответственно, то упрощение русского языка на уровне его синтаксиса, которое происходит в разговорной речи и некоторых сегментах интернета, в которых люди проводят все больше времени, может привести к тому, что такие люди отучаются не только высказывать сложные мысли, но и понимать их. Точнее сказать: не отучаются, а так и не могут научиться. Если человек привык на ходу или в транспорте только сканировать простые тексты, чтобы быстро и коротко ответить, то он просто не владеет навыком изучающего чтения.

И теперь приходится специально работать с тем, чтобы такие люди учились просто интерпретировать грамматическую структуру предложения, замечать неоднозначность толкования, различать то, на что влияет порядок слов, и так далее.

— Можете привести пример?

— Скажем, ситуация с предложениями, которые включают слова с совпадающими формами именительного и винительного падежа. В предложении «Осень сменяет лето» порядок слов оказывается для понимания не так критичен, потому что наших базовых знаний достаточно для того, чтобы понять, что за чем следует. Но вот возьмем предложение «Русский вытесняет английский». Вопрос о том, где в этом предложении субъект, а где объект, решается уже не так однозначно, и читатель должен это увидеть, чтобы искать уточнение в контексте или задать вопрос автору. А человек, не привыкший обращать внимание на грамматику, потому что нужное слово он выделяет интонацией в устной речи, графически в интернет-коммуникации или оно просто определяется из ситуации общения, такой неоднозначной интерпретации не замечает. И это, как можно видеть, простое предложение из трех слов, со сложными еще интереснее.

Таким образом, если мы привыкли вместо конвенциональных (обычных) знаков препинания использовать, например, смайлики, то, с одной стороны, ничего плохого в этом нет, потому что это позволяет отразить гораздо более широкий спектр состояний. Однако, с другой стороны, для логически корректной интерпретации предложений иногда необходимо опираться именно на традиционную пунктуацию. Например, можно взять такое предложение: «Человек предполагает Бог располагает». Если вы поставите после «предполагает» «запятую», будет один смысл. Если «двоеточие» — другой, а если «тире» — третий. Точный смысл здесь передается только при помощи выбора знака препинания.

Фото: www.fb.ru.