Во время карантина театр оказался под особенно сильным ударом: сорваны тысячи постановок, творческие процессы замерли… О перспективах выхода из кризиса и театральном образовании в новых условиях «Культуре» рассказал ректор главного театрального вуза страны.

— Насколько тяжело пришлось театральному миру?

— Конечно, тяжело. Даже государственным бюджетным театрам, которым и федеральное Министерство культуры, и департамент культуры Москвы сразу пообещали компенсировать даже недополученные доходы, а не только платить минимальную заработную плату.

— Деньги уже выплачены?

— Во всяком случае, многие театры, которые можно отнести к категории высшей лиги, эти деньги сейчас получают. Чем более успешный театр, тем больше денег он платил своим артистам, тем больше была подушка безопасности. Но даже самые богатые театры не могут позволить себе платить эти зарплаты больше трех месяцев. И не нужно забывать, что любой театр — это еще и огромное количество технического персонала, без которого выпустить спектакль на сцену невозможно. Как сказал генеральный директор одной крупой авиакомпании, нам выгоднее, чтобы самолеты летали пустыми, чем потом снова восстанавливать штат уникального наземного персонала. В театре то же самое. Это те специалисты, которых невозможно найти по объявлению. Когда я искал водителя для ГИТИСа, на предложение с не очень высокой заплатой откликнулись человек 300. Когда же нам понадобились осветители — не откликнулся никто. Есть специалисты, дефицит которых существенен даже в мирное время. Поэтому просто так разбазарить эти кадры — означает не иметь потом возможности вернуться к нормальному творческому процессу. 

— Каким образом выживают негосударственные театры, среди которых немало весьма достойных?

— Самый сильный удар, конечно, пришелся по ним. Два года назад мы провели исследование при поддержке фонда «Вольное дело», посчитав все театры России. Результат оказался сенсационным: больше тысячи частных театров. Другое дело, что многие из них, как это было до революции, собираются если не на один сезон, то на два-три года. Это средний срок жизни частного театра. Но есть и долгожители. Это и «Коляда-театр», и Независимый театральный проект Эльшана Мамедова, и фактически превратившийся в театр «Арт-партнер» Леонида Робермана, и, конечно, «Квартет И» и «Театр.doc». Имея разную степень доходности, они не готовы были к простою. 

— Они оказались за бортом госпомощи?

— Министерство культуры говорит о готовности помогать частным театрам. Но пока концепция этой помощи не сформулирована, и когда это произойдет, неизвестно. Никаких бюджетов на поддержку частных театров заложено не было, то есть понять, когда частные театральные компании смогут рассчитывать, а тем более получить такую поддержку, сложно.

— На этом стрессовом фоне появилась ли какая-то солидарность между работниками театра? Зародились какие-то новые движения?

— В очередной раз стало понятно, что Союз театральных деятелей не владеет ситуацией и не готов быть выразителем, представителем и защитником профессионального сообщества. Занимаясь самыми разными, в том числе замечательными творческими проектами, он, к сожалению, совсем упустил вопросы профессиональной защиты.

— То есть он самоустранился вообще?

— Нет, он готов чем-то заниматься. Но, очевидно, только распределением бюджетных средств. Ясно же, что сами театры справятся с этим лучше.

— Но это же, наверное, касается всей олдскульной системы союзов различных деятелей?

— Конечно, профсоюзы по всей России нуждаются в перезагрузке. Как руководитель ГИТИСа я считаю одной из важнейших своих задач создание театрального профсоюза. Все, что произошло в этом году, только подтвердило мое намерение этим заняться. Меня поддержали и старые профсоюзные боссы. Я встречался с очень интересными людьми еще из советских профсоюзов металлургов, шахтеров. 

— И ты готов создать прогрессивный профсоюз деятелей театра по типу передовых шахтерских синдикатов?

— Понятно, что такой профсоюз необходим, понятно, как он должен функционировать. Осталось только понять, кто его возглавит.

— Как тебе удалось справиться со стихийным бедствием в образовательном процессе, учитывая, что это не финансовый вуз, а живая школа?

— Нам очень повезло. В позапрошлом году мы приняли участие в национальном проекте «Культура» и федеральном проекте «Творческие люди», который предполагает организацию в опорных вузах центры повышения квалификации и дополнительного образования. Нам в прошлом году выделили огромные деньги, которые позволили закупить технику и оборудовать шесть помещений ГИТИСа фактически как телевизионные студии высочайшего класса. Поэтому, когда начались эти неприятности, мы решили с 17 марта перейти на онлайн. С этого дня все теоретические лекции проходили в онлайн-формате. А практические дисциплины мы преподавать перестали. Это не значит, что преподаватели перестали встречаться со студентами. Наши спонсоры установили у преподавателей на дачах, где они самоизолировались, сумасшедшее оборудование, которое ловит интернет из космоса и дает качественный сигнал. Но мы оформляли эти встречи не как занятия по актерскому или режиссерскому мастерству, а как творческие встречи в рамках того президентского гранта, который мы получаем на повышение зарплаты и поддержание наших выдающихся преподавателей. А очные занятия мы перенесли на посткарантинный период. 

Плюс я придумал, что мы должны взяться за повышение квалификации всех актеров государственных театров России, чтобы актеры, оказавшиеся без ежедневного выхода на сцену, не сходили с ума. Я рассказал об этом министру культуры, и она горячо поддержала эту идею. И за это время мы повысили квалификацию более тысячи актеров российских театров, а буквально в эти дни начинаем работать с актерами русских театров постсоветского пространства. Украина, Грузия, Казахстан, Армения, Азербайджан. Мы поняли, что не важны наши сегодняшние политические отношения, зато очень важны творческие связи и дружба. Мы смотрим в жизнь с большим оптимизмом, чем некоторые американские университеты, которые на своих сайтах размышляют, не объявить ли двухлетний академический отпуск для студентов и преподавателей.

— Если возможно проводить квалификационные курсы онлайн, почему невозможно проводить занятия для студентов?

— Совершенно исключено. Когда речь идет об обучении, необходим личный контакт. Иначе это не будет тем индивидуальным обучением, которым мы привыкли гордиться. Никаких лауреатов Берлинского или Каннского фестиваля онлайн вырастить невозможно. Есть разные движения, которые пытаются бороться с жесткостью при обучении актеров, музыкантов. Мы тоже будем думать над принятием какой-то хартии на эту тему. Но есть аспекты, где определенная жесткость и телесный контакт необходимы. Без поставленной руки музыкант не научится играть, без расслабленных плеч актер не сможет свободно разговаривать на сцене.

— Фактически это нечто, близкое к телесным практикам, направленным на духовное развитие?

— Это отношения между учителем и учениками, совершенно отличные от тех, что существуют в любом другом классическом университете. Не случайно Станиславский с конца первого десятилетия ХХ века, потом в 1910-е и 1930-е годы так внимательно и глубоко погружался в техники йоги. Он понимал: это то, что может открыть новые возможности для актеров.

— На фоне тотальной угрозы цифровизации звучит обнадеживающе.

— У нас есть хорошая бригада противостояния этому, и главное, у нас есть потрясающая поддержка со стороны министра культуры Ольги Борисовны Любимовой, которая мгновенно отреагировала на наше обращение о необходимости очных испытаний. Она говорит, что такого взаимопонимания никогда не было между министерствами науки и образования, как при обсуждении программы академического лидерства. Это программа, которая предполагает, что пять российских университетов должны войти в сотню лучших вузов мира. На это были потрачены огромные деньги, но, как мы видим, не зря. Многие вузы вошли не только в сотни, но и выше поднялись в предметных рейтингах. Притом ни в одном из этих рейтингов никто Россию не ждал и видеть не хочет. На днях была очередная большая конференция, чуть ли не с 400 ректорами российских вузов, и было сказано, что будет создано четыре входа для вузов в эту программу и для творческих вузов будет оставлен отдельный вход на особых условиях.

— Как выпуск был организован в этом году?

— Мы выпустили продюсеров и театроведов по итогам онлайн-защиты. Защиты же актеров, режиссеров, художников мы перенесли — по нашим расчетам, на август — начало сентября. Каникулы мы начали раньше, и они закончатся 20 июля. Все готовы в любую секунду вернуться, рвутся. 

— Как, по-твоему, будет восстанавливаться театральный мир? Что нас ждет в этом сезоне, учитывая, что были сорваны репетиции и новые постановки?

— Мы не знаем, сколько времени для этого понадобится. Поэтому лучше никаких прогнозов не строить. Многие театры уже сформировали репертуар на осень. Я бы этого не делал, чтобы не расстраиваться потом. Но репетиции уже идут.

— Люди готовы идти в театр после пережитого? Каков твой прогноз?

— Если завтра объявить спектакль в Театре Ермоловой, на Меньшикове будет полный зал. Это бесспорно, что людям сейчас театр нужен не меньше, а может, и больше, чем раньше.