Лучшие друзья Зыкиной

Отчего у нас в поселке у девчат переполох? Главные государственные каналы передрались из-за великих певиц минувшего столетия. Стоило «России» запустить долгожданную «Людмилу» (Зыкину), — Константин Эрнст ставит в сетку повтор «Анны Герман». На конкурирующей кнопке в тот же час.

Попервоначалу кажется: ну просто дикий Запад. Боливар не выдержит двоих, зритель не разорвется, не съедим чужую аудиторию, так хоть поднадкусываем. Канал, где государство владеет 51 процентом акций, ревниво противится тому, чтобы граждане этого самого государства смотрели фильм про Людмилу Зыкину.

Впрочем, творение режиссера Павловского на подобный пафос не тянет. Это «Анна Герман» сделана польской — во многом — командой с неподдельной любовью к своему, с чистым трепетным чувством. А нам своего не жалко. Всем тем, которых забывать нельзя, на отечественном ТВ злостно не везет. Подфартило только Харламову — так то большой экран.

Кстати, и продюсировал «Людмилу» Алексей Пиманов — один из главных поставщиков эрнстовского императорского двора. Значит, «передрались» — романтическое преувеличение. Ничего личного, только бизнес.

Матушка, матушка, что во поле пыльно? Это спустя три года после смерти Зыкиной мчатся по городу оперативники, разыскивают принадлежавшие ей драгоценности — вроде реальные, но, может, и мифические. Как во всех набивших оскомину сериалах, есть менты хорошие, есть плохие. Плохие собачатся с хорошими: «Что за отстой ты включил?» — «Сам ты отстой, это Зыкина!». Шедевры зыкинского репертуара, по всему видно, усваиваются операми с трудом и только через свойский понятийный ряд: цацки, нычка, связник, перекупщик, увели, всплыли, опись, прОтокол, сдал, принял, отпечатки пальцев... Кто бы мог подумать, что народной-разнародной Зыкиной потребуется такая адаптация. А ведь все из лучших побуждений. Прежде, скажем, молодняк про Зыкину слыхом не слыхивал. А теперь, как пароль — отклик: «Зыкина? Знаю! Это ж та бабка, у которой после смерти брюлики сперли!» Отсюда один шаг до: кто спер, тот и бабку укокошил... Бриллианты для диктатуры невежества.

В каком-то смысле создатели подобных недобайопиков действуют по стандарту Анджелины Джоли. Есть 85-процентная вероятность, что народ Зыкину забыл. Так давайте ее порежем, задвинем, выпятим на передний план детектив. Да погодите вы кромсать по-живому! Может, не забыли еще.

«Людмила», по словам автора сценария, завершает бриллиантовую трилогию. Открытую «Галиной» (Брежневой) и развитую «Зоей» (Федоровой). Неспособность увидеть принципиальную — не допускающую единого сюжетного подхода — разницу между Галиной Леонидовной и Людмилой Георгиевной свидетельствует о многом. О том, прежде всего, что человеческая личность у нас нынче самостоятельной ценности не имеет. Только в совокупности с движимым и недвижимым неодушевленным. Ничего личного...

Эх, предупредили бы Зыкину в свое время, какая память по ней останется — глядишь, и повоздержалась бы, охладела к граненому блеску. Не входи, родимая, попусту в изъян. Но ей наверняка мнилось: страна вечна, и песни мои и слава моя — уже часть вечности. Ха! Опасное это дело — соблазняться вечностью земного. С подвохом они — эпохи, завораживающие, как и Зыкина, весомой статичной красотой. Честнее времена, которые десятилетие за десятилетием именуются переходными. Ни статики тебе, ни красоты, ни масштаба. Мошкара над водой, мельтешение мелкого.

Веселая вдова, едва обрыдавшая потерю мужа, натягивает бейсболку и бодро вступает в ряды охотников за бриллиантами. Черные копатели телеэфира с равнодушной ленцой, вяло цапаясь, «перетирают» подробности зыкинской биографии, постоянно возвращаясь к камням преткновения. Пухлогубая кукла на «лексусе» разыскивает своего криминального любовника в стрип-клубе... Кстати, обретение исполнительницей песни о Волге личной «Волги» и юными бездельницами — «лексусов» наглядно демонстрирует разницу между советским социальным лифтом (порой мучительно тормозящим на каждом этаже) и бешеной катапультой, разбрасывающей странный человеческий материал по современной России. Бывают биографии, которые — издалека-долго, а бывают — как прыщ, скорее бы вывести.

Танцы у шеста, «стволы», погони, обыски, задержания, «Руки за голову!». Для полноты картины прибавьте сюда гипнотизершу, регулярно усыпляющую то продавцов в ювелирном, то следователей во главе с Сергеем Никоненко. Ой, грибы, грибы, грибочки...

В тусклых флэшбэках скачет козой молодая Зыкина (Елена Дудина), на Зыкину вовсе не похожая. Погрязла в бабьих сплетнях Екатерина Фурцева — Дарья Михайлова. Щурит глаза героически располневшая Вера Сотникова (публикой обсуждаются десять набранных килограммов, ибо больше обсуждать нечего); уныло деревенеет главный герой сердца, генерал — Евгений Сидихин. Говорит, что любит, только мне не верится. Кстати, в интервью по случаю Сидихин заявил: «Зыкина пела для дедушек на Мавзолее». ЗдорОво, дедушки. Получается, все мы — с Мавзолея.

Вообще, эта порочная оговорка — «кумир не нашего поколения» — возникла в гнилые времена. Не бывало никогда «поколения читателей Пушкина», «поколения слушателей Чайковского», «поколения поклонников Левитана». Не должно так случиться, чтобы стал историей Утесов, выпала в позавчерашний осадок Шульженко, отдавали нафталином песни Соловьева-Седого, Фрадкина, Пахмутовой, Колмановского. Да, это не мы — старшие сестры (а у кого-то и мамы) выступали на дворовых подмостках: «Чур, я — Людмила Зыкина!» — «А я тогда — Ольга Воронец!». Но Зыкина пела и поет для всех нас. Матерь родная Россия, какой же голос... По-моему, так умел еще только Паваротти. Просто раскрывал, точнее приоткрывал, рот. Звук лился сам.

Большие артисты. Большой путь. Крупные камни. Все одно к одному. Женщина, малоинтересная в молодости, с возрастом стала царицей. Такая естественная связь: царица — бриллианты. Тем более что с иными связями не задалось. Не нашлось ей под стать императора. Даже принца-консорта стоящего. Не любит мужик, особенно русский, когда рядом — царь-баба. И всякий раз пытаясь улыбнуться: «Ах, кавалеров мне вполне хватает, но нет любви хорошей у меня», я вспоминаю Людмилу Зыкину.