Алексей ФИЛИППОВ

21.01.2022

Генерал-полковник Михаил Кирпонос родился 130 лет назад 

В 1941-м он командовал Юго-Западным фронтом и защищал Киев. Его войска попали в «котел», за этим последовала страшная катастрофа. Погибло и оказалось в плену больше шестисот тысяч человек.

Затем пали Крым и Одесса, немцам был открыт путь на Донбасс. На очереди была Москва, Гитлер и его генералы считали, что они выиграли войну.

Михаил Петрович Кирпонос родился 130 лет назад, в январе 1892-го. Что же мы вспоминаем в связи с его юбилеем?

Когда произошла киевская катастрофа, Кирпоносу было сорок девять лет. В Первую мировую он был военным фельдшером. Воевал в Гражданскую, в советско-финляндскую войну командовал дивизией и отличился. Получил корпус, в том же 1940-м возглавил Ленинградский, а в январе 1941-го Киевский Особый военный округ. Его карьера была неспешной, стремительный рост начался после финской войны, выявившей крайне неудовлетворительное состояние армии. Сталин сделал большую ставку на перспективного командира — и как тут не вспомнить о Жукове, в 1939-м блестяще проявившего себя на Халхин-Голе и ставшем начальником Генерального штаба? Жуков оказался удачной находкой, а Кирпонос, как и некоторые другие сталинские предвоенные выдвиженцы, погубил себя и Юго-Западный фронт.

Здесь стоит сказать об одной очень важной в истории раннего СССР вещи, сыгравшей огромную роль и в войне. В Советском Союзе двадцатых-тридцатых годов придавалось большое, едва ли не мистическое значение воле: она преображала старый, косный мир, благодаря ей строились плотины и фабрики, становились другими люди.

Это шло с самого верха, Сталин часто варьировал одну и ту же мысль: «Нет в мире таких крепостей, которых не могли бы взять трудящиеся, большевики…» А вот то же самое, сказанное по другому случаю, иными словами: «Если возникает какая-то проблема, которая не противоречит законам физики, механики и химии, а ее решение необходимо Родине, то она будет решена — вот что такое Советская власть». Это стало лозунгом, затем клише, но в двадцатые и тридцатые годы полностью отвечало духу времени. Воля лежала в основе коллективизации и индустриализации, ликвидации неграмотности, Большого террора, — всего плохого и хорошего, что происходило в СССР.

Когда началась война, вера в непреклонную, сворачивающую горы волю никуда не делась — она стояла и за сталинскими приказами во что бы то ни стало держаться и переходить в контрнаступления. Это часто заканчивалось ужасными катастрофами, однако верно и то, что воля выиграла Великую Отечественную войну. Ее воплощением стал не считавшийся с потерями, безжалостный к подчиненным Жуков: речь шла о выживании страны и народа, и победить надо было любой ценой.

У этого была и оборотная сторона. Жуков отвечал Сталину прямо, а многие генералы говорили то, что он хотел услышать, — такое часто заканчивалось бедой. Это случилось и с генерал-полковником Кирпоносом.

Константин Рокоссовский, один из крупнейших полководцев Великой Отечественной, разговаривал с Кирпоносом в июле 1941-го. Позже он описал его как сломленного человека:

«…Он был заметно подавлен, хотя и старался сохранить внешнее спокойствие… слушал рассеянно. Мне пришлось несколько раз прерывать доклад, когда генерал по телефону отдавал штабу распоряжения. Речь шла о «решительных контрударах» силами то одной, то двух дивизий. Я заметил, что он не спрашивал при этом, могут ли эти дивизии контратаковать. Создавалось впечатление, что командующий не хочет взглянуть в лицо фактам».

И о следующем разговоре:

«…Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность. Заметив, видимо, мое удивление, он пытался напустить на себя спокойствие, но это ему не удалось… Правда, он пытался решать и более важные вопросы. Так, несколько раз по телефону отдавал распоряжения штабу о передаче приказаний кому-то о решительных контрударах. Но все это звучало неуверенно, суетливо, необстоятельно. Приказывая бросать в бой то одну, то две дивизии, командующий даже не интересовался, могут ли названные соединения контратаковать, не объяснял конкретной цели их использования. Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет ее знать.

В эти минуты я окончательно пришел к выводу, что не по плечу этому человеку столь объемные, сложные и ответственные обязанности и горе войскам, ему вверенным…»

В начале сентября командовавший войсками Юго-Западного направления Буденный сообщил Сталину, что из киевского выступа надо уходить. Кирпонос с этим не согласился, и Буденного сняли.

14 сентября к Сталину напрямую обратился подчиненный Кирпоноса, начальник штаба фронта генерал Тупиков и предложил отвести войска, иначе катастрофа неизбежна.

По словам начальника оперативного отдела штаба фронта Ивана Глебова, которые много позже записал его сослуживец, Сталин связался со штабом фронта по телеграфному аппарату «Бодо». Потребовал Кирпоноса, но ему ответил член Военного совета:

«Командующий и я не согласны с паническими настроениями Тупикова. Мы не разделяем его необъективной оценки обстановки и готовы удерживать Киев любой ценой».

Сталин взбесился: «Почему за командующего отвечает член Военного совета, он что — больше всех знает? У Кирпоноса разве нет своего мнения?» — и спросил, кто командует фронтом. Только тогда в разговор включился Кирпонос:

«Фронтом командую я, товарищ Сталин. С оценкой обстановки и предложениями Тупикова не согласен… Примем все меры, чтобы Киев удержать. Соображения на этот счет сегодня направляю в Генштаб. Верьте нам, товарищ Сталин. Я Вам докладывал и повторяю вновь: все, что имеется в нашем распоряжении, будет использовано для обороны Киева. Вашу задачу выполним — Киев врагу не сдадим».

Счет времени перед катастрофой между тем уже шел на часы. Через день был получен устный приказ на отход, но Кирпонос потребовал письменный — и тот пришел из Москвы еще через день. Когда штабная колонна прорывалась к своим, были убиты и Кирпонос, и Бурмистенко, и Тупиков. А вместе с ними большинство из шедших в колонне восьмисот генералов и офицеров — спастись удалось единицам.

И это было прямым следствием того, что сломленный, неуверенный в себе человек имитировал непреклонную волю, подлаживаясь к начальству и опасаясь самостоятельного поступка.

Кирпонос погиб, как герой, но принять решение, которое могло выйти боком, он не решался — хотя катастрофа уже дышала ему в лицо. Коммунист должен был совершить невозможное. Или, по крайней мере, все для этого сделать.

Во время войны страна действительно совершила невозможное: в эвакуации, на пустом месте, разворачивались заводы, в бой шли недавно сформированные армии, создавалось новое оружие. Люди тоже становились другими, и это оказалось непростой, мучительной переменой: оставаться частью сильной общей волей массы психологически было намного проще, чем говорить от своего имени и принимать решения самому.

Но победить без этого было нельзя.