Трагический батализм: Великая Отечественная глазами художников

Анна АЛЕКСАНДРОВА

22.06.2021


Война, которая обрушилась на нашу страну 80 лет назад, не только наложила свой трагический отпечаток на каждую советскую семью, но и стала основной темой творчества многих художников. Некоторые из них сами были участниками сражений, другие работали на фронтах карандашом и кистью, а после из их скорых этюдов, зарисовок рождались грандиозные полотна. Главные события тех лет освещались и в произведениях ряда зарубежных мастеров — американских, канадских, французских, британских. Но, несмотря на сходство сюжетов в картинах наших и западных авторов, можно говорить об особом, русском видении военной темы.

Одним из наиболее значительных явлений советского искусства в 1940-е стал военный плакат. В этом жанре трудились многие именитые художники: Виктор Дени, Ираклий Тоидзе, Дмитрий Моор, Кукрыниксы. Их творения вселяли надежду на то, что враг будет обязательно разбит, уничтожен. Авторы призывали солдат проявить бесстрашие, самоотверженность. К примеру, на плакате «Боец, оказавшийся в окружении, борись до последней капли крови» (1941) Анатолий Кокош изобразил солдата, в одиночку отбивающегося от гитлеровцев прикладом. У героя (а следом и у зрителей) остается надежда на чудо: на заднем плане видим спешащих на помощь братьев по оружию...

После перелома в ходе войны появились плакаты, исполненные предчувствия скорой победы. Например, в своей работе под лозунгом «По вражьей земле, вперед к победе!» (1944) Михаил Аввакумов изобразил красноармейца, бегущего по трупам фашистов. На заднем плане видны советские танки и самолеты. Мастер сам сражался на передовой, два года проработал художником-корреспондентом газеты «Фронтовик» в составе 3-й ударной армии, а затем был принят в Студию военных художников им. Грекова. В 1942 году он писал жене: «Идет уже второй год нашей разлуки. Страна по-прежнему переживает трудные, суровые дни. Но моя вера в победу не иссякла, а, наоборот, укрепилась. Будь терпелива. Все будет хорошо, в этом нет нужды убеждать тебя, только нужно время, чтобы разбить и уничтожить искалечившего нашу жизнь, заклятого врага».

Плакаты — наряду с печатной прессой и радио — служили мощнейшим средством массовой агитации.

Освещение темы войны осознавалось как дело государственной важности не только в Советском Союзе. Правительства многих стран поддерживали мастеров, посвящавших свои произведения подвигам на передовой и в тылу. В Великобритании в 1939 году министерством информации был создан Консультативный комитет военных художников, который заключал контракты и выкупал работы по трем специально выделенным категориям: изображение важных событий; сцены повседневной жизни (в том числе в тылу); портреты. К декабрю 1945-го, когда комитет был расформирован, его коллекция составляла более 5 тысяч произведений, созданных четырьмя сотнями авторов. В их числе был и Чарльз Пирс, живописец, иллюстратор, являвшийся военным художником еще в Первую мировую. С началом Второй он получил заказ на освещение событий, связанных с флотом. Так была написана картина «Конвой в Россию» (1944–1945), где видим уцелевшие корабли, доставляющие в СССР грузы по ленд-лизу. Путь, который преодолевали американские и британские суда, был труден и опасен не только из-за суровой северной погоды, но и по причине обстрелов со стороны оккупированной нацистами Норвегии.

Еще одним тесно сотрудничавшим с Консультативным комитетом автором был британский писатель и иллюстратор Эдвард Ардиццоне. В годы Второй мировой он как военный художник побывал во Франции, Бельгии, Северной Африке, Италии, Германии, создавал документальные по сути своей работы, почти репортажи, будь то виды занятого врагом города или изображения солдат, пишущих в блиндаже письма родным, читающих при тусклом свете книги. Последний сюжет был одним из самых распространенных в искусстве той эпохи как у зарубежных, так и у наших художников.

В работах британских, американских, канадских, французских авторов нередко встречались «сквозные» темы: подвиги флота и авиации, героизм пехоты, вражеские бомбежки населенных пунктов, жизнь оккупированных территорий, ужасы концлагерей. В творчестве отечественных мастеров отражены те же образы. Им характерна национальная символика в сочетании с аллюзиями на шедевры мирового искусства (от античности до Возрождения), а также с отсылками к истории Древней Руси.

Документальный, репортажный слой — первый, поверхностный. Живопись и графику русских авторов отличает особая глубина. Возьмем для примера работы Федора Богородского. В годы Первой мировой он служил на Императорском Балтийском флоте, затем стал летчиком. В 1917-м его самолет был сбит немцами, но Федор Семенович выжил и пять месяцев провел в лазарете. Во время Великой Отечественной этот ветеран побывал в осажденном Сталинграде, где родился замысел его картины «Сталинградец» (1949). Художник изобразил матроса с крейсера «Красный Кавказ» (этот корабль был первым гвардейским судном Черноморского флота, на нем эвакуировали тысячи мирных жителей). Фигура моряка кажется исполинской, поскольку автор избегает любых деталей, позволяющих оценить ее масштаб. Подобный эффект характерен и для центральной части триптиха «Александр Невский» (1942–1943) кисти Павла Корина. Образ русского полководца отсылает к традициям иконописи, а его изображенную с нижнего ракурса фигуру отличает подчеркнутая величественность. Князь занимает почти все полотно: за его спиной видны река, собор с золотыми куполами, в правом нижнем углу — выстроившееся вдалеке войско. Как и в случае со «Сталинградцем», оценить истинный размер фигуры невозможно, она всеми воспринимается как исполинская.

Другая картина Федора Богородского «Слава павшим героям» (1945) — своего рода реквием. Она посвящена советским морякам, пожертвовавшим жизнью ради спасения Родины. Художник использует христианскую символику, хотя в реальной жизни был далек от религиозности (более того, служил в ВЧК и Ревтрибунале). Как бы то ни было, ужасы войны побудили мастера создать советскую «пьету», композицию, основанную на сюжете оплакивания Христа: в центре — мать, провожающая сына в последний путь. О советских реалиях напоминают форма бойцов и огромная красная звезда в левом верхнем углу холста. Богородский вспоминал: «Поводом для этого полотна послужили и потеря сына, и все те трагедии, которые мне привелось видеть на фронтах, и бесконечные страдания отцов и матерей, потерявших своих детей на полях сражений».

Подвиг морских пехотинцев запечатлел и Александр Дейнека, создавший знаменитую картину «Оборона Севастополя» (1945). Бесстрашный живописец в начале 1942-го вместе с Георгием Нисским ездил на передовую, а затем, увидев фотографию разрушенного города русской славы, решил посвятить ему отдельное произведение. Художник впервые попал в Севастополь и навсегда влюбился в него еще в 1930-е. Александр Александрович вспоминал: «Сердце в такт повышению скорости усиливает темп ударов, какой-то комок жути и восторга подкатывает к горлу. Солнце над вами, и под вами в расплавленном бесконечном пространстве блеск моря. Воздух прозрачен и плотен, как стекло. Вы живете… Шла тяжелая война. Была жестокая зима, начало наступления с переменным местным успехом, тяжелыми боями, когда бойцы на снегу оставляли красные следы от ран и снег от взрывов становился черным. Но писать все же решил... «Оборону Севастополя», потому что я этот город любил за веселых людей, море и самолеты. И вот воочию представил, как все взлетает на воздух, как женщины перестали смеяться, как даже дети почувствовали, что такое блокада».

Русских моряков он изобразил в белой форме, нацистов — в темной, противопоставив «своих» и «чужих», превратив батальную сцену в поединок жизни и смерти. На первом плане — раненый матрос, бросающий в противника связку гранат. Самих гитлеровцев не видно — лишь штыки, ощетинившиеся из-за края полотна. Художник расчеловечил врага, чтобы у зрителя не возникло к нему ни капли сочувствия. Трагизм сцены усиливают багровое небо и клубы черного дыма. Дейнека признавался: «Не знаю, хорошая ли это картина или плохая, но, кажется, что настоящая, какими хотелось бы мне видеть и другие свои картины».

Один из самых загадочных отечественных художников второй половины XX века Гелий Коржев создал цикл «Опаленные огнем войны». При этом мастер утверждал: «Я не художник военной темы, хотя война и вошла в мою жизнь в такие года, когда начинает формироваться личность человека, и не могла не оставить неизгладимого следа в биографии просто и творческой тоже. Погибли люди, миллионы, не раскрыв ни своих возможностей, ни сил, а то и не начав собственно жить. Все это для меня слишком серьезные вещи, чтобы о них говорить много. Но в «военных» картинах замысел у меня был шире — высокие, героические качества в человеке, их суровое, даже трагическое торжество, мера разочарования в столкновении человека с капиталистической изнанкой жизни, попирающей подвиг».

Эти принципы мастер воплотил в известной картине «Следы войны» (1957–1960), в которой перед нами предстает лишившийся глаза солдат. Ветеран держится спокойно, с достоинством, и можно только догадываться, через какой ад ему пришлось пройти. Победа добывалась людьми, жертвовавшими ради нее всем, в том числе здоровьем и собственной жизнью. Портрет кисти Коржева считается гимном стойкости, мужеству, самопожертвованию.

Весьма символичны и другие созданные отечественными авторами образы. Один из них хорошо знаком нам по картине Сергея Герасимова «Мать партизана» (1943–1950), где изображена женщина с гордо поднятой головой, презрительно взирающая на фашиста. Образ ребенка — мальчик на плакате Виктора Корецкого «Воин Красной Армии, спаси!» (1942), юные фронтовики на картине Николая Бута «Опаленное войной детство» (1965) — также обладает огромной эмоциональной мощью.

Изображенные Георгием Нисским сцены воздушных боев отличает не сухой документализм, но подлинный трагизм («Бой над Баренцевым морем», 1942). Монументальна и другая его работа — «На защиту Москвы. Ленинградское шоссе» (1942): автором выбран необычный ракурс, позволяющий подчеркнуть духовное величие бойцов. Человечны и пронзительны полотна братьев Ткачевых. (Старший, Сергей, был тяжело ранен, но после выздоровления вновь попросился на фронт и сражался уже до конца войны.) Их работы — пример «тихой» героизации: старушка-мать, осеняющая сына крестным знамением или приносящая воды чужим сыновьям, бойцам, идущим через ее деревню... Такие образы всем знакомы, понятны и при этом полны внутренней силы, некоего особенного благородства.

Ставшая страшным испытанием для страны и для каждого советского человека война надолго заняла собственную нишу в творчестве художников, которые осознавали свой неоплатный долг перед теми, кто защищал Родину. Аркадий Пластов писал: «Кончена война, кончена победой великого советского народа над чудовищными, небывалыми еще во всей истории человечества силами зла, смерти и разрушения. Какое же искусство мы, художники, должны взрастить сейчас для нашего народа: мне кажется — искусство радости… Что бы это ни было — прославление ли бессмертных подвигов победителей или картины мирного труда; миновавшее безмерное горе народное или мирная природа нашей Родины — все равно все должно быть напоено могучим дыханием искренности, правды и оптимизма».

Материал опубликова в майском номере журнала Никиты Михалкова «Свой»