Историк Владимир Можегов: «Единение общности (социализма) и традиций (консерватизма) заключает в себе золотые бездны смыслов и термоядерный синтез энергий»

Алексей КОЛЕНСКИЙ

25.03.2021



Издательство «Алгоритм» выпустило книгу аналитика Изборского клуба, историка Владимира Можегова. «Мировая гражданская война» украсит полки политологов, студентов-гуманитариев и читателей, интересующихся происходящим в мире.

Обилие впервые приводимых материалов из американских и британских источников придает анализу Можегова историософскую глубину и позволяет рассмотреть взаимосвязь широкого спектра проблем мировой политики: «расовых волнений, выступлений мигрантов, сепаратистских движений, интриги неолибералов против правительств». Эти и другие не столь очевидные эксцессы формируют карту боевых действий «мировой гражданской войны», — термин, который вводит автор, пытаясь объяснить происходящее сегодня в мире.

— Вы предлагаете оригинальный историософский анализ международной обстановки, проецируя Гражданскую войну американского Севера и Юга на внешнюю политику США и беря ее за точку отсчета мировой гражданской войны… Не слишком ли дерзкое обобщение?

— Исторический процесс развивается все стремительнее, и каждый новый виток событий расширяет ретроспективную оптику — сегодня я вижу вещи даже шире, отодвигая истоки сегодняшних конфликтов к началу Тридцатилетней, первой во всех смыслах, мировой войны. Эпохальная междоусобица католической и протестантской Европы привела к созданию Вестфальской системы национальных государств, окончательное разрушение которой мы видим сегодня… Но и американская смута предстает чрезвычайно важным эпизодом: в определенном смысле Гражданская война Севера и Юга стала прообразом глобальных конфликтов ХХ века. В ней ясно проявился образ противоборства непримиримых сил…

— Благородных аболиционистов и бессердечных рабовладельцев?

— Навязанное обывателю представление о Гражданской войне более чем условно. Достаточно вспомнить, что главнокомандующий северян генерал Грант владел невольниками, а главнокомандующий южан генерал Роберт Ли являлся убежденным противником рабства и к началу боевых действий не имел рабов. На Юге к началу войны было уже не менее 240 тысяч свободных черных, и 65 тысяч из них сражались на стороне конфедератов. Никогда «освобождение негров» и «равенство» не называлось северянами целью войны… На самом деле то была война цивилизаций патриархально-аграрного Юга и индустриального Севера. Это были два совершенно разных мира и мировоззрения: с одной стороны — южане с аристократическим кодексом чести, полагающие себя потомками кавалеров-гвардейцев короля Карла, с другой — торгаши-янки, потомки радикальных пуритан. В этом смысле это была схватка не просто двух миров (аристократического и демократического), но и давних непримиримых врагов. А если мы спроецируем ее в будущее, то увидим много общего и с нашей Гражданской войной, в которой Белая гвардия старых русских аристократов воевала с Красной армией Троцкого и Ленина. Армия пуритан Кромвеля, кстати, тоже ведь называлась «красной», а отец большевистской истории Покровский справедливо сравнивал Ленина с Кальвином…

И итог войн в обоих случаях представляется схожим… Победившие северяне «реконструировали» Юг — немногие негры получили места в судах и иных органах власти, другим было роздано оружие и поручена охрана порядка, прочие сбились в криминальные банды, промышлявшие насилием и разбоем. Но подавляющая масса бывших невольников была просто вышвырнута «на свободу» без средств к существованию. Негры до сих пор помнят те «сорок акров земли и мула», которые им обещали янки, покупая их голоса… В целом Реконструкция Юга очень напоминает «землю крестьянам, фабрики рабочим» и карусель люмпенизации — ваучеризации — приватизации народной собственности начала девяностых…

— В какой фазе мировой гражданской войны мы сейчас находимся?

— В начале нового витка международной эскалации, которому посвящена моя книга. Мы видим, что гражданская война не завершилась и в США, она лишь на время ушла вглубь и вновь раскалилась. Афроамериканцы, вышвырнутые в гетто городов индустриального Севера, осели на криминальном дне и обратились в бомбу замедленного действия, взорвавшуюся в шестидесятых годах ХХ века, а теперь она грозит сдетонировать полномасштабный расовый конфликт…

— Все издержки которого оплатит остальной мир, в противном случае и его накроет искусственно раздутая рознь. Иными словами, вы утверждаете, что существует режим переноса заокеанской междоусобицы во внешний мир?

— Безусловно — «демократизация» и «реструктуризация» мира является проекцией ликвидации американской конфедерации, и далеко не случайно прозорливые историки уже называют обе мировые войны ХХ века «мировой гражданской войной». Триггером эскалации обоих конфликтов стали невероятно обогатившиеся на войне Севера и Юга банковские картели, создавшие эмиссионный центр, позже ставший международным, — Федеральную резервную систему, сконцентрировавшую в своих руках богатства целого континента и ставшую рычагом дальнейшей мировой экспансии капитала…

Помните, под каким лозунгом Америка президента Вильсона вступала в Первую мировую? «Сделать мир безопасным для демократии». На самом деле — безопасным для свободного хождения капитала. Что, переводя с языка образов на язык конкретики, означало — освободить мир от империй с их царями, кайзерами, национальной политикой и культурой, которые в совокупности и были главным препятствием для «свободного хождения капитала». Уже Первая мировая сделала в этом смысле все возможное, разрушив четыре империи: Российскую, Австро-Венгерскую, Германскую и Османскую…

— Однако американцы вступили в войну последними…

— Разумеется, когда воюющие стороны вконец ослабили друг друга. Но все эти годы ФРС с Полом Варбургом во главе исправно финансировала Антанту: Америка — Англию, Англия — Францию, Франция — Россию… А немецкие Варбурги и Куны в это же самое время финансировали кайзера. В 1918 году в Версале можно было наблюдать трогательную картину: встречу двух родных братьев, Макса Варбурга в составе делегации Германии (во время войны он также возглавлял секретную службу страны) и Пола Варбурга, который в составе делегации Вильсона принимал немецкую капитуляцию… Нужно просто отдавать себе отчет в том, что, если бы не эти гигантские финансовые вливания, мировая бойня заглохла бы к 1915 году в силу банкротства воюющих сторон.

Немцы, на которых навешали потом всех собак, были последними, кто хотел этой войны. Им нужно было достроить великую Багдадскую железную дорогу, а для этого нужен был мир и только мир. Французы желали реванша за поражение 1871-го, а вот у англичан были по-настоящему серьезные причины для раздувания европейского пожара. Концептуально они оформились к 1904 году, когда британцы приняли геополитическую теорию ученого географа и директора Лондонской школы экономики Хэлфорда Макиндера, из которой следовало, что возможный союз Германии и России навсегда уничтожит их мировое господство. Отсюда следовало единственно возможное решение: столкнуть Россию и Германию в как можно более разрушительной войне, что и было проделано дважды в течение ХХ века, поскольку обе империи оказались невероятно живучи.

— Европейские элиты пытались ускользнуть из англосаксонской мышеловки?

— Пытались — и французский маршал Фош, и Гитлер, и Сталин, а после Второй мировой — де Голль, который в свое время усердно служил англичанам, но, получив свободу маневра, попытался отвязаться от их поводка и от доллара... Но Европа была сперва насильно загнана в ЕОУС (Европейское объединение угля и стали), а затем в разрушительный для ее национальных домов Евросоюз. Последний нежизнеспособен в силу отсутствия каких-либо конвенциональных оснований. Если в Средние века государство мыслилось как союз Короля и Церкви, которые вместе пеклись о телесном и духовном благополучии народа, то в ХХ веке государство обратилось в симбиоз властной верхушки и горстки богатейших финансистов, спонсирующих войны и торговые предприятия первых. Сегодняшняя сеть мировых центробанков и транснациональных корпораций транслируют ровно тот же принцип власти, достигший глобального уровня…

Известный американский экономист и левый политический деятель Линдон Ларуш так оценивал в 2006 году пятнадцатилетний европейский эксперимент: «Забудьте о Европейском союзе. Это гроб… Европейский союз создавался для разрушения стран континентальной Европы, для уничтожения всех европейских народов, и в этом они преуспели. В Германии бушевала безработица, свертывали целые отрасли промышленности, и вот пришли оккупанты — в основном Миттеран и Тэтчер — навязали Европейский союз всему континенту... Это корабль рабов. Англичане его снарядили, затолкали туда европейцев, но сами не сели. Со стороны смотрят и развлекаются. Германия могла бы стать мотором экономического оздоровления, но без Европейского союза, Европейского центробанка и евро, этих ядовитых пилюль. Вот они и сидят с огромной безработицей, угасающим производством и теряют все, что Германия могла бы делать сама...»

Но объединение Европы — не последнее слово мондиализма. Размывается понятие международного права, заменяемое догматом «прав человека», фактически означающим право на оккупацию любой страны, где надгосударственные структуры усмотрят те или иные нарушения. За уничтожением государственных и национальных основ следует размывание института семьи и прочих базовых оснований человека как вида. Похоже, что в окончательных планах построения единого мира (в которых сливаются коммунистические, либеральные и демократические тенденции) — уничтожение всякой иерархии и человеческих институтов, кроме иерархии денежной. Как говорил тот же Ларуш: «Вся Центральная и Западная Европа в лапах олигархии, стоящей над правительствами. Высшая власть там — центральные банки. А центральные банки — это частные центральные банки, контролирующие правительства».

— Что ждет Европу — ужасный конец или ужас без конца?

— Традиционная Европа кончилась крахом Германской и Австро-Венгерской империй. После Второй мировой она была поделена между двумя модернистскими империями, советской и американской. Как остроумно заметил философ Карен Свасьян, Европа сузилась до размеров Берлинской стены и оказалась замурована в ней. Что осталось от Европы после разрушения этой демаркации? За размыванием национальных государств последовало, как я уже говорил, размывание института семьи, гендерной определенности. То есть речь идет уже об упразднении базовых оснований человека как вида… Но все же человек, семья, нация — вещи крайне живучие, думаю, у Европы и у мира в целом еще есть шанс. Но только в том случае, если появится новый центр силы, который сможет адекватно, и в военном отношении, и экономически, и, главное, на уровне идей, противостоять глобалистской повестке. А повестка эта весьма выразительна и не оставляет времени на размышления. Мы видим, что произошло за последний год, как ускорились все процессы, как всеми этими «великими перезагрузками» и локдаунами глобализм опутывает контуженный мир…

— Описывая глобалистов, вы коснулись парадоксальной метаморфозы американских троцкистов, перекрасившихся в ультраправых неоконсерваторов...

— Это очень любопытная политическая секта. В конце 1930-х годов американские троцкисты отвернулись от сталинского СССР, сказали: эта страна стала плохой, не той, какой мы ожидали, мы пойдем другим путем, будем захватывать США, но не революционным путем, а демократическим. Отцы-основатели неоконсерватизма Шахтман и Кристол вошли в Демократическую партию, во многом придав ей нынешний социалистический облик, а затем будущие неоконы переехали в Республиканскую. К рычагам власти они прорвались в администрации Рейгана и через свои внутренние связи много сделали для развала СССР. Пика своей власти достигли в администрациях обоих Бушей. До сих пор любят заявления в духе «мы взяли на работу горстку советских диссидентов — и страна рухнула». Во многом это так, конечно, и есть. Но центральной агентурой неоконов были те же троцкисты-шестидесятники внутри советской номенклатуры.

— Меня заинтересовала метафизическая подкладка неоконсервативных идей. Вы пишете, что ради захвата власти неоконы готовы реализовать даже апокалиптические сценарии. Точнее, что они используют тексты священных книг в своих геополитических разработках.

— После того как старый гуру будущих неоконов Лео Троцкий отправился в мир иной, их умы захватил новый великий идеолог, Лео Штраус. Он обратил умы своих учеников к более глубинным пластам иудейской традиции и (поскольку подавляющее большинство неоконов были евреями) заставил их читать Маймонида. А Маймонид писал о мессии как политическом лидере еврейства. Штраус сказал: Лев Троцкий был мессией-неудачником, а у вас должно получиться! Плюньте на Маркса, это прошлый век, гораздо охотнее люди верят в священные тексты священных книг, пользуйтесь ими! Вот где по-настоящему мощные энергии, берите их на вооружение! И они, конечно, этому вняли и вовсю пользуются. Вот, например, «Буря в пустыне» 1991 года — вся информационная поддержка этой войны Буша была наполнена апокалиптической символикой. Или «Конец истории» Фукуямы, человека, близкого неоконам, — название книги было подсказано «Апокалипсисом» св. Иоанна (точнее, ее интерпретациями у Вл. Соловьева и А. Кожева, как сам Фукуяма признавался). То же можно сказать о «событии 911», вся символика которого была выстроена неоконами и «встроена» в головы американцев в совершенно эсхатологическом духе. Наконец, возьмите ИГИЛ, к созданию которого неоконы, несомненно, приложили руку, — это чисто большевистское по сути своей явление (ваххабизм — это исламский пуританизм, как говорят арабисты), замешанное на чисто эсхатологической идеологии… Так что да, секта эта очень влиятельная, очень опасная и совершенно безумная. Эти люди не остановятся и перед тем, чтобы ввергнуть мир в эсхатологическую войну, если это будет соответствовать их планам.

— Насколько велико их влияние в США?

— Республиканская партия находилась в руках неоконов со времен Бушей. Сегодня Трамп партию у них отбил. Что, конечно, является огромным его достижением. Но сегодняшняя Демпартия представляет собой фактически неолиберально-неоконсервативный консенсус. Что в конкретной политике означает социалистическую революцию (то есть уничтожение белой гегемонии, традиционной семьи и христианства) внутри страны и неоконсервативную экспансию вовне.

— Фронтменом противостояния глобалистам выступил Трамп, которому уделено значительно место в книге. Возможно ли его возвращение?

— Хороший вопрос. Мы действительно очень много ожидали от 45-го президента США, были изумлены его появлением. И, видимо, глобальная власть тоже — она явно не смогла вовремя на него среагировать и пропустила удар. Увы, несколько очарованные феноменом Трампа, мы переоценили его возможности, приняв боевую риторику за нечто более реальное. Ни приход, ни уход Трампа ничего принципиально не изменили. Он дал миру четыре года передышки, заставил американских патриотов почувствовать себя силой, которая способна что-то менять, — и это очень важно в наступающие темные века. Феномен Трампа — это манифестация духа традиционной Америки, и сегодняшняя Республиканская партия — это во многом уже партия Трампа, но, очевидно, США — не та страна, которой суждено стать знаменем антиглобалистского сопротивления. Проиграв шанс стать созидательным цивилизационным проектом в гражданской войне, она пыталась стать «плавильным котлом», но все больше напоминает мусоросжигательный комбинат.

— А как поживают глобалисты в России?

— Неоконы и в США и в России — это не только политическая секта, но и особый организм, довольно текучий, пластичный, являющий разные лики в разные времена. Сегодня это «либеральная башня» Кремля, финансово-экономический блок, плюс системные либералы «Новой газеты» и «Эха Москвы», околокультурная тусовка. Но сердце дракона — конечно, Центробанк.

— Возможно ли сформировать новый международный интернационал, противостоящий глобальной экспансии и разложению?

— Не читайте большевистских газет, не засоряйте голову голливудскими фантазмами. А на уровне государства: военная мощь, социальная справедливость и большая идея, понятная огромному количеству людей во всем мире, независимо от языка и цвета кожи. Долгое время такой идеей у нас выступал марксизм. Но сегодня в России марксизм полностью себя дискредитировал, и слава Богу. К тому же он взят на вооружение нашими идейными врагами — фрейдомарксистами, культурмарксистами, всем этим лгбт- и блм-дискурсом. А у нас даже КПРФ выступает сегодня с православно-патриотических позиций. С другой стороны, идея социальной справедливости сильна как никогда. И все разговоры о «левом повороте» как раз об этом. На самом деле, «левый» и «правый» «-измы» потеряли четкие очертания в тумане постмодерна. Думаю, пора выстраивать дискурс новой идеологии, основанной на чем-то гораздо более основательном — на христианской и европейской традиции, условно говоря, на Платоне и Василии Великом. Если уж нельзя без «-измов», то я бы предложил имя — консервативный социализм (или социальный консерватизм). Народ хорошо реагирует на слова «социализм» и «консерватизм». Сумма общности (социализм) и традиции (консерватизм) скрывает золотые бездны смыслов и термоядерный синтез мощнейших энергий.

У меня практически готова книга, которая так и называется «Русский консервативный социализм». В ней предпринят историософский экскурс в историю политической философии, философии истории и антропологию с целью найти духовные основания новой идеологии, которая была бы нам духовно и культурно близка. Мне кажется, я нащупал ее контуры. Нам сегодня нужна такая идеология, которая, твердо укореняясь в традиции, была бы устремлена в будущее; идеология, знамя которой было бы видно всему миру, с которой можно было бы завоевывать Вселенную. Ничто другое не имеет сегодня шансов на победу.