12.12.2019
Монумент скульптора Василия Селиванова, изначально планировавшийся для Александрова и даже установленный сроком на один час (церемонию открытия тогда спешно отменили), временно поставили в Москве, в Петроверигском переулке, на Аллее правителей. А 7 декабря бронзовый монумент вернулся в Александровскую слободу — с 1564-го опричную столицу Иоанна, а в последующие годы резиденцию и место молитвенного уединения.
Приключения александровского памятника (а во время пребывания в Москве он был еще и поврежден вандалами) помогают понять, какой остроты и напряжения «общественная дискуссия» развернулась вокруг его установки.
Отметим, впрочем, в этих чрезвычайно характерных историко-идеологических коллективных баттлах позитивный момент. Множество людей, не имеющих времени, возможностей, да и попросту желания работать с источниками и серьезными исследованиями, могут по соцсетям вполне и в недурном объеме изучить историю и личность Грозного. Подведение баланса между величием и тиранией и впрямь требует особой интеллектуальной подготовки.
Факты, версии, да даже и «телеги», написанные pro и contra, ярко, умно, страстно, аргументированно, — это, как говорилось в советском новоязе, «ленинский университет миллионов». В данном случае — грозненский, без географических коннотаций. Сейчас трудно представить более или менее образованного человека, который будет говорить о Грозном в манере Гришки Черных из «Республики Шкид»: «Знаю только, что он кошек в окно швырял, а больше ничего не запомнил».
Монументальный жанр вообще имеет особые отношения с актуальностью. Иоанн Грозный должен занять почетное место в учебниках черного пиара, инициированного западной цивилизацией против России. Эпохи с географией, через пятьсот лет без малого, рифмуются очень убедительно. Снаряды падают рядом. Практически в одну воронку.
Вспомним восходящий к Вадиму Кожинову сильный аргумент — не в оправдание Ивана IV, но для более объемного восприятия кровавого XVI века. Вадим Валерианович сравнил репрессивные практики Иоанна и современных ему европейских королей — Карла IX Валуа во Франции и Генриха VIII Тюдора в Англии. Первый, как известно, был одним из вдохновителей Варфоломеевской ночи, когда в Париже за сутки вырезали от трех до пяти тысяч протестантов (знаменитый синодик Иоанна Грозного насчитывает около 4 тысяч убиенных за все полувековое царствование), а по Франции в целом — около тридцати тысяч. Иван Васильевич, кстати, отозвался со скорбью о событиях Варфоломеевской ночи в письме императору Максимилиану II: «А что, брат дражайшей, скорбиш о кроворозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих младенцов избито; и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиком народом учинил и кровь толикую без ума пролил».
Генриху VIII историки атрибутируют 72 тысячи казненных, большинство из которых крестьяне, согнанные со своих земель, превращенные в бродяг и массово репрессированные по закону о бродяжничестве… При этом именно Грозный, страдавший тяжелейшим комплексом вины и неустанно каявшийся, считался эталоном тиранства уже в тогдашней Европе.
Впрочем, над образом кровавого монстра потрудились не одни пиар-департаменты европейских держав — у наших Романовых были свои причины недолюбливать предшествующую династию и отдельно Грозного. Довольно тонко оспаривалась легитимность Рюриковичей, породивших эдакого зверя, к тому же ближайшие родственники Романовых — Захарьины-Юрьевы подверглись, как и многие боярские роды, опричным репрессиям. Впрочем, «либеральный» Борис Годунов тут Грозного даже переиродил.
Началось, пожалуй, с Алексея Михайловича — второй Романов продвигал свой «византийский проект» (ключевым результатом которого стала знаменитая церковная реформа), для чего нуждался в расположении греческих патриархов. Совместно с патриархом Никоном он осуществил канонизацию митрополита Филиппа (Колычева), замученного при Иоанне Васильевиче, и с деятельным участием последнего. С этого мероприятия историософское направление «анти-Грозный», стартовало и в России. Любопытно, что Алексей Михайлович, винясь за тиранство Грозного, именовал его «прадедом»: «Еже разгрешите согрешения прадеда нашего царя и великого князя Иоанна, нанесенные на тя нерассудно завистью и неудержанием ярости».
Никаким правнуком Иоанну, конечно, Алексей Михайлович не являлся, так вылезал характерный для ранних Романовых комплекс узурпаторства и худородства. Правда, на церковном Соборе 1666–1667 гг., лишившем Никона патриаршего сана, царь риторику сменил: «Для чего он, Никон, такое бесчестие и укоризну блаженные памяти великому государю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Руси написал?»
Тем не менее отношение Романовых к Грозному оставалось неизменным. В свое время мне попадалось несколько вполне качественных книг, выпущенных к 300-летию дома Романовых в жанре исторических очерков. Они все начинались со Смуты. Вроде как не придерешься (Романовы же), но само отсутствие Грозного было забавно, равно как и появление его разве что в контексте отца убиенного отрока Дмитрия Ивановича...
Романовская концепция, почти не ободрав боков, вошла и в советскую историографию. Поздний, послевоенный Иосиф Сталин, раскритиковав вторую часть фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», высказался о самом монархе в целом положительно, однако любопытно, что за десять лет до вождя акценты серьезно скорректировал Михаил Булгаков в пьесе «Иван Васильевич», ставшей сценарной основой знаменитой комедии Леонида Гайдая. Еще показательнее, что в сознании нынешних россиян Иоанн Грозный и Иосиф Сталин образуют устойчивую пару правителей России — по сроку пребывания у власти, тиранству, величию, неоднозначности оценок, да и тем самым пресловутым объемам «черного пиара».
Таким образом, возведение памятников Грозному — это своего рода преодоление весьма ограниченной и лукавой романовской концепции. Прыжок с заржавевшего колеса русской исторической сансары, направление вглубь, вширь и, как ни парадоксально в случае Иоанна IV, в сторону большей свободы.
Отметим еще один принципиальный сюжет. В «общественных дискуссиях» вокруг памятников стороны ругались как будто с чистого листа. Забыв, что Грозному царю и его эпохе посвящали произведения и размышления такие крупнейшие художники, как Михаил Лермонтов, Алексей К. Толстой и Алексей Н. Толстой, упомянутые Михаил Булгаков, Сергей Эйзенштейн, Леонид Гайдай… Из последнего явления Ивана Васильевича — роман Михаила Гиголашвили «Тайный год», вышедший в 2016 году. Хронотоп произведения («тайный» — потому что Иоанн оставил на царстве Симеона Бекбулатовича, имитируя отход от государственных дел в частную жизнь и молитвенное делание) — две недели ноября 1575 года. Место действия — Александровская слобода, зловещее гнездо опричнины. («Опришни», — говорят в романе, хотя любые упоминания о ней Грозным, давшим Господу зарок не проливать больше крови, строжайше запрещены). Гиголашвили подверг Иоанна уничтожающему анализу, разложил на вещества, как в химической лаборатории, и при этом Грозный — со всеми его воспоминаниями, трипами, прозрениями, снами и демонами — остается загадкой.
Он не заслуживает ни прощения, ни даже понимания, — эмоции сегодня бессмысленные. Автор показал иное — энциклопедически по тогдашним меркам образованный (Гиголашвили заставляет Грозного увлекаться и родной для себя лингвистикой), глубоко одаренный (в «Слове» прежде всего) совмещающий в себе религиозную одержимость с кощунством, гений со злодейством, атакуемый маниями, фобиями и тронутый безумием, Иван Васильевич, наше не случившееся Возрождение, завораживает темным обаянием и магнетизмом, соприродным притяжению и магии самой России.
Фото на анонсе: mskagency.ru