Сергей Шахрай: «После путча армия была полностью деморализована»
08.12.2016
Мы побеседовали с Сергеем Шахраем, проректором МГУ, соавтором нынешней Конституции, а в декабре 1991-го — советником Бориса Ельцина по всем юридическим вопросам и участником переговоров в Беловежской пуще.
культура: Горбачев не доверял Ельцину, но, говорят, доверял лично Вам. Незадолго до отъезда в Минск Вы регулярно ходили к его советнику Георгию Шахназарову и обсуждали варианты нового Союзного договора. Причем все они предусматривали, что Союз будет скреплять фигура президента, которым, естественно, остается Михаил Сергеевич.
Шахрай: Интересная версия. С Горбачевым я близко знаком не был, даже в Форос за ним в августе не полетел. Правда, в сентябре 1991-го, после путча, он предложил мне возглавить союзный Госкомнац, но Ельцин был против, да и занимался я совсем другими делами.
Что касается Шахназарова — да, с ним мы советовались часто, хотя не по всем вопросам соглашались. Георгий Хосроевич был очень мудрый человек.
Каких-то суперновых вариантов Союзного договора осенью уже не появлялось. В базе лежал все тот же текст, подписать который 9 республик должны были 20 августа, не случись накануне ГКЧП. А насчет естественности Горбачева во главе нового Союза... Понятно, что Михаил Сергеевич примерял этот пост на себя. Но это не означает, что остальные участники переговорного процесса ставили знак равенства между ним и новым Союзом. Речь всегда шла о более серьезных задачах, чем сочинить какую-то конструкцию «под Горбачева». Впрочем, после 1 декабря это все потеряло смысл. Требовалось что-то срочно решать, потому что Украина категорически отказалась входить в любой союз, даже обновленный. И когда я утверждаю, что в Вискули мы поехали практически с пустыми руками, то так оно и было...
Горбачев же, как я помню, всегда придерживался концепции, что число участников Союза надо увеличить как минимум вдвое за счет «повышения статуса» автономных республик. Их в то время было 20, причем 16 — в составе РСФСР. Я не знаю, кто точно был автором этой идеи, но и Горбачев, и Лукьянов, и весь ЦК КПСС еще в начале 1990-го подхватили ее просто на ура. Потому что на деле речь шла не о справедливости, а о том, чтобы ослабить Ельцина. Поманив лидеров автономий возможностью стать вровень с союзными республиками, «через голову Ельцина» напрямую общаться с центром, Горбачев со товарищи запустили парад суверенитетов в России, который мы потом расхлебывали с Татарстаном, Чечней и далее по списку.
10 и 26 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принял два закона, уравнявшие по статусу автономии и союзные республики, чем запустил процесс «автономизации». А Россия, чтобы как-то противостоять этому, приняла 12 июня Декларацию о суверенитете, фактически запретив своим автономиям какие-то игры с центром. Мы записали пункты о территориальной целостности РСФСР и о том, что все вопросы о повышении статуса автономий должны решаться на основе российских законов.
Я тогда всем объяснял, что для РСФСР «выход автономий» — это конец. А без РСФСР неизбежно развалится и Союз. Но в этом мы никак не могли добиться взаимопонимания.
культура: Если бы Вы договорились по этому пункту с горбачевской командой, то у Союза был бы шанс?
Шахрай: А что значит — договорились? Россия должна была согласиться потерять 51 процент территории со всеми стратегическими ресурсами и почти 20 млн населения? Или это союзный центр должен был отменить принятые законы и «провернуть обратно» весь этот фарш с суверенитетами автономий? Как вы себе это представляете? Я думаю, шансы сохранить СССР были очень низкими уже в середине 1990-го, а в августе 1991-го стали равны нулю.
культура: Но в начале перестройки даже прибалты еще не требовали выхода из Союза. Когда же все пошло не так? С какой даты следует вести отсчет?
Шахрай: Точную дату назвать, наверное, невозможно. Речь ведь идет о процессах в экономике, политике, межнациональных отношениях. Но чисто юридически я бы упомянул несколько моментов.
Как известно, впервые заключить новый Союзный договор предложил Верховный Совет Эстонской ССР 16 ноября 1988 года. Они тогда же приняли декларацию о своем суверенитете. Эту дату можно использовать как один из вариантов отсчета. Эстонская декларация, с одной стороны, подтолкнула союзные власти начать — правда, не всегда умело — реформу Федерации, а с другой — подала пример для будущего грандиозного парада суверенитетов.
Но окончательно мы свернули «не туда», полагаю, летом 1989-го. Если помните, тогда на I Съезде народных депутатов СССР одновременно прозвучали две идеи. С одной стороны, съезд принял решение о подготовке новой союзной Конституции. С другой, была выдвинута инициатива по обновлению Союзного договора 1922 года, чтобы как-то удовлетворить требования республик об экономической самостоятельности.
Горбачев мог выбирать, по какому пути пойти. И мне, кстати, до сих пор не очень понятно, почему он задвинул на полку проект с новой Конституцией СССР. Насколько знаю, документ был почти готов и в отличие от каких-то договорных форм не предполагал стадии уговоров и торгов с республиками и автономиями. Так что, если уж вести речь о развилках, то это был тот самый момент. Однако Горбачев и его соратники свернули в сторону Союзного договора. А по большому счету причин распада Союза ССР было несколько. Каждая из них по отдельности не была фатальной, но все угрозы совпали по времени, а власть не смогла на них адекватно ответить.
Политические причины, на мой взгляд, не были главными. Хотя все эти интриги в верхах порождали юридические последствия в виде хаотических поправок в Конституции и «войны законов». А они, в свою очередь, провоцировали конфликты в реальности. Взять тот же «план автономизации». А еще была мина замедленного действия, которая много лет дремала в статье 72-й советской Конституции. Она давала союзным республикам право на выход в любое время и без всяких оговорок.
Главная же причина развала — экономическая. Десятилетиями из каждого рубля доходов примерно 88 копеек уходило на производство и закупку оружия. Страна не выдержала гонки вооружений. Мощным ударом стал и сговор США с арабскими шейхами, опустившими нефтяную цену до 8–9 долларов за баррель (практически ниже или на грани себестоимости ее добычи у нас). В последний критический момент Запад (германский канцлер Коль в том числе) отказал Горбачеву в новых займах. Экономика рухнула.
Была и причина морального порядка. Жестокий экономический кризис к началу 90-х поднял волну массовой зависти. Люди не выдержали испытаний, сосед стал жалеть кусок хлеба для соседа, каждый решил выживать в одиночку. В Тбилиси и Вильнюсе говорили: «хватит кормить Москву», на Урале требовали: «хватит кормить Среднюю Азию».
А партийное руководство продемонстрировало полную неспособность справиться с ситуацией.
культура: Кто все-таки подсказал Ельцину эту формулу, которую все помнят: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить»? Вы, Галина Старовойтова, будущий советник по межнациональным отношениям, или Ельцин сам сымпровизировал?
Шахрай: Это Галина Васильевна, царство ей небесное. Но не надо выдирать цитату из контекста. Старовойтова взяла эту идею из теории урегулирования конфликтов. Там есть такой принцип «встречного пожара»: для того, чтобы остановить большой пожар в лесу, надо направить ему навстречу огненную волну.
Известная фраза Ельцина прозвучала в Татарстане 6 августа 1990 года — спустя пять месяцев после того, как союзный центр запустил «процесс автономизации». Российские автономии фактически уходили из РСФСР в объятия союзного центра. Значит, надо было дать им столь желанный суверенитет «из своих рук».
Хотя, конечно, мы немного опоздали. Вот вам яркий факт: когда случился ГКЧП, то на следующий день к 9 утра лидеры всех российских автономий, в том числе и глава Татарстана Минтимер Шаймиев, уже собрались в приемной у исполняющего обязанности президента СССР Геннадия Янаева. Вся логика событий, предшествовавших путчу, говорила о том, что автономии должны были получить статус союзных республик.
культура: Известно, что соглашение об СНГ фактически продиктовал украинский президент Леонид Кравчук. Но, собственно, почему российский лидер уступал ему в Беловежской пуще по всем пунктам? Почему Ельцин был готов подписать любое, какое угодно соглашение? Вернись вы тогда в Москву с пустыми руками, означало бы это новое усиление фигуры Горбачева как незаменимого интегратора Союза?
Шахрай: Интересный поворот! Вам известно, а вот мне почему-то — нет. Хотя из нас двоих я лично присутствовал при этих событиях.
Кравчук ничего не диктовал — президенты работали «на троих». А Горбачев давно не считался «незаменимым интегратором». Скорее, наоборот. Особенно после того, как он призвал союзные компартии к самороспуску, заставил самораспуститься Съезд народных депутатов СССР и отправил в отставку союзное правительство.
Если бы мы вернулись с пустыми руками, это просто затянуло бы на непонятное время ситуацию. Мы бы продолжали разлагаться. Причем, наверное, уже не постепенно, а как бывшая Югославия — со всеми кровавыми последствиями. Кравчук, думаю, ушел бы еще дальше и не позволил бы вообще ничего подписать. Ведь 1 декабря украинский референдум дал высочайший результат — 90 процентов за независимость, в Киеве царила эйфория. Кравчука избрали президентом, и он вел себя очень вальяжно.
Если вы читали Бжезинского, то он как раз не восьмое, а первое декабря расценивает как финальную точку в распаде Союза. Я имею в виду его книгу «Украинский шанс для России». Когда недруги пишут про распад СССР, это всегда выглядит убедительнее.
Поначалу Ельцин и Шушкевич еще надеялись уговорить Кравчука сохранить Союз пусть в каком-то виде. Ельцин не просто сказал «Союзу — быть!», он даже 17 августа 1991 года парафировал проект Союзного договора (хотя документ ему не слишком нравился), поскольку центр все-таки настоял, что этот же текст затем подпишут и лидеры автономий. Как и остальные президенты, Ельцин готовился его подписать 20 августа.
Но после референдума 1 декабря Кравчук и слышать не желал слово «Союз». И тогда нашли формулу «Содружество» — как способ сосуществования государств в одном экономическом, политическом, военном пространстве. То, что формула была найдена верно, показали события 21 декабря, когда Казахстан и другие республики присоединились к соглашению о создании СНГ.
культура: Но еще сохранялись же, так сказать, скрепы? Например, Советская армия.
Шахрай: Вы же видели, как армию «окунали» после 1989 года. В Средней Азии, в Тбилиси, в Баку, в Прибалтике. Каждый раз, когда союзный центр отправлял советских солдат саперными лопатками улаживать межнациональные конфликты, потом начинался публичный «разбор полетов». Политическое руководство, тот же Горбачев и ЦК, разводили руками: «Это не мы, мы никаких приказов не отдавали». Военные оказывались крайними. Ну и, наконец, августовские события в Москве. После путча армия была полностью деморализована и уже не готова была вмешиваться.
Я знаю, что после того, как мы сообщили Горбачеву о подписании Беловежских соглашений, он позвонил маршалу Шапошникову, министру обороны СССР, и начал обсуждать введение чрезвычайного положения. Но получил отказ. Вплоть до своей отставки 25 декабря — уже через голову Шапошникова — он напрямую обзванивал командующих округами. Тоже тщетно. Армия больше не хотела играть по указке политиков.
Все это очень напоминает крах Российской империи. Николай II ведь тоже в феврале 1917 года попытался опереться на армию, но генералы, командующие фронтами, отказали ему в поддержке.
культура: Совпадения в развале империи и Союза оказались буквальными?
Шахрай: Ну, слава Богу, Зимний не брали и гражданской войны не случилось. А вот Горбачеву под конец было даже сложнее действовать, чем последнему русскому императору. Он ведь выбрал для себя путь «договорного лидера», избранного Съездом народных депутатов. А Николай II — все-таки «царь от Бога». Империя, монархия — это с пониманием воспринималось в народе, это не обсуждалось. А Горбачев побоялся пойти на прямые выборы и стал заложником согласия элит. Вернее, даже не согласия, а сиюминутного настроения. Какое там согласие... У Николая еще был ресурс в феврале 1917-го — это традиция, стремление сохранить прежние устои. Если бы он сам крылышки не сложил, то, возможно, удержал бы власть. А у президента СССР уже никакого ресурса не осталось.
Могла ли одна-единственная декларация от 8 декабря развалить ядерную державу с огромной армией и мощными службами госбезопасности? Конечно, нет. Соглашение, подписанное главами трех славянских республик — Белоруссии, России и Украины, официально оформило состоявшуюся ранее кончину СССР. Мы, как врачи, просто подписали свидетельство о смерти.
Вот недавно Владимир Владимирович поздравлял президента Туркменистана с 25-летием независимости. А перед этим с такими же национальными праздниками он поздравлял коллег из других бывших союзных республик. То есть почти все они возникли как независимые государства до 8 декабря 1991-го, и это каждый год подтверждают наше руководство, другие страны и ООН.
Если бы Союз реально распался 8 декабря, то дни рождения всех новых государств мы бы отмечали после этой даты. С исторической арифметикой у нас все время какие-то проблемы...
культура: Все же Кравчук Вас обманул. При создании СНГ были достигнуты устные договоренности, в которых обрисовано конфедеративное образование: общая армия, одна валюта, общая внешняя граница — и никаких внутренних границ. Однако в документах не было сказано, кто и как будет следить за его соблюдением. В итоге уже к середине января, после того как исчез союзный центр, Украина грубо нарушила все, что обещала. Объявила о создании собственной армии и валюты. Почему Вы не попытались сразу же наказать ее за обман? Ведь какие-то рычаги давления у Вас оставались. Например, нефть и газ. Можно было сразу трубу перекрыть.
Шахрай: А потом наказывать «за обман» Белоруссию, которая в июне 1992-го тоже ввела свои билеты Национального банка? Не все, что было придумано в Вискулях, сработало на практике. Контекст оказался намного сложнее, чем мы себе представляли.
Кстати, экономисты вам скажут, что идея общей денежной системы на тот момент обошлась России, по разным подсчетам, от 8,6 до 10,9 процента ВВП только за 1992 год. Не буду вдаваться в детали, но пока в июне 92-го Ельцин не принял указ о защите денежной системы РФ, мы просто занимались «бесплатной» раздачей денег. Так что, может, и хорошо, что Украина создала свою валюту.
В любом случае вы правы, можно было активнее действовать. Такой ситуации, как сейчас в двусторонних отношениях, не было бы. Впрочем, и в 1917 году первое Временное правительство слетело из-за украинского вопроса, в 1991-м все повторилось. Наверное, это наши «исторические грабли». Судьба.
Мнения
Можно ли было спасти СССР и в какой мере оправдало ожидания Содружество независимых государств? Эти вопросы мы задали политикам и общественным деятелям, представляющим разные поколения.
Алексей ПУШКОВ, член Совета Федерации:
— Я всегда скептически относился к СНГ. Организация была основана на неправильной оценке тенденций, которые возобладали на постсоветском пространстве. Бориса Ельцина убедили, что на этом месте возникнет аналог Европейского союза. Но на самом деле после того, как малые страны покидают крупное государственное образование, наступает период национализма. Как говорил один польский политолог, это закономерное следствие распада коммунизма.
Сейчас Украина, Грузия, Прибалтика переживают пик деструктивного национализма, и поэтому у нас с ними такие плохие отношения. Та же Украина в течение 13 лет развивалась относительно спокойно, но с «оранжевой революции» 2004 года мы все равно увидели этот всплеск, националистический взрыв, вдобавок поддерживаемый из-за рубежа. Это все следствие распада СССР. Просто вопрос времени. В Прибалтике был ранний национализм, на Украине — поздний.
Я с самого начала предполагал, что СНГ потеряет свое значение. Это будет в основном орган для согласования каких-то позиций, формат встреч лидеров. И не случайно, обратите внимание, сейчас на месте СНГ создаются другие структуры, исключительно важные: Евразийский экономический союз, ОДКБ. То есть СНГ сыграл позитивную роль, но ограниченную — он дал возможность появиться ядру государств, которые вместе с Россией строят новое интеграционное образование. А рассчитывать на то, что СНГ станет новым Евросоюзом, было ошибочно и политически порочно.
Рустэм ХАМИТОВ, глава Башкирии:
— Все течет, все меняется. Безусловно, мы видим: не все получилось так, как планировалось. Думали, что страны СНГ будут все-таки ближе друг к другу, что инерция Советского Союза дольше удержит нас в орбите общих интересов. Что-то не вышло. Никто не мог представить, как пойдут события на Украине. А в целом все-таки это объединение играет положительную роль. Так и нужно продолжать.
При большом желании СССР реально было спасти. Есть точка зрения, что развал был неизбежен в силу экономических и национальных причин. Но мне кажется, если бы в конце 80-х поактивнее, а может быть, даже поумнее действовали те, кто тогда находился на вершине власти, страну можно было сохранить. Я как раз из того поколения, которое все это переживало. Точно так же и мне до сих пор обидно, что такое великое, могучее государство исчезло.
Александр БРЕЧАЛОВ, сопредседатель ОНФ, секретарь Общественной палаты РФ:
— У элит было не в меру велико желание урвать свой кусок и раздербанить страну. Не думаю, что оставался шанс сохранить Союз. Слишком много сошлось разных интересов и извне, и внутри, слишком много точек влияния элит, местных руководителей. Произошедшее было уже неизбежно.
А СНГ — это временная форма, попытка удержания после развала Союза республик, а потом и стран в какой-то совместной конструкции. Понятно, что такой запрос есть и сейчас. Но сожаления о том, как все получилось, нет. При меняющейся конъюнктуре рассчитывать, что подобные конструкции долго проживут, не приходится.
Да, СНГ существует уже четверть века, но в очень ограниченном виде. Оно не реализовалось в том качестве, ради которого задумывалось. Первоначально-то планы были фактически о едином государстве: общие армия и валюта. Сейчас же это просто некий партнерский союз.
Ольга ТИМОФЕЕВА, сопредседатель ОНФ, депутат Госдумы:
— У меня мама с Украины, очень много друзей в Азербайджане. Когда я приезжаю в ту или иную страну СНГ, казалось бы, уже за границу, — все равно чувствую себя там комфортно, как дома. Вокруг все говорят по-русски. В декабре 1991-го я была маленькой девочкой, но помню, что родители очень переживали из-за распада Союза. Конечно, ностальгические нотки по советскому детству чувствую, но не могу сказать, что они носят какой-то политический оттенок. Что я знаю твердо, чего я точно не хочу, так это того, чтобы наша нынешняя страна распалась, чтобы внутри нее возник какой-то конфликт. Хочу, чтобы наша держава всегда процветала.
