Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

24.01.2023

Проект показывает, какие мы разные и как важно слышать друг друга.

Минувший год оказался сложным для российских музеев. Конечно, это можно было сказать и про 2020-й или 2021-й, когда ковидные ограничения сломали графики выставок. Музеи планируют вдолгую, сразу на несколько лет, однако им пришлось быть гибкими и даже импровизировать, порой придумывая новые проекты на ходу. И вот наступил 2022 год, фактически обрубивший возможности для международного обмена — а ведь музейного дела, как и науки, не существует в вакууме. «И что теперь будут показывать?» — морщились скептики. Однако что для одних — тупик, для других — новая возможность. По крайней мере, выставка «Всеобщий язык» (кураторская группа Татьяна Горяева, Александра Данилова, Мария Тимина), открывшаяся в середине декабря 2022-го в Пушкинском, оказалась блестящим проектом: без скидок на обстоятельства. А еще — недвусмысленным напоминанием о том, что в самые тяжелые времена люди пытались услышать друг друга.

На эту выставку нужно закладывать несколько часов. Неспешно гулять и внимательно читать этикетки: всего здесь более 500 экспонатов. Памятники редчайшие: например, брачный договор, где обговариваются детали женитьбы царевича Алексея, сына Петра I, и принцессы Шарлотты Вольфенбюттельской. Или египетский папирус с договором о разводе. Или, наконец, дощечки ронго-ронго с письменностью жителей острова Пасхи, до конца не расшифрованной, — всего в мире сохранилось чуть больше 20 подобных артефактов. Причем все это не разрозненные диковины, а элементы, которые выстраиваются в большой нарратив об утрате общего языка после разрушения Вавилонской башни и о попытке его обретения.

Вавилонскому столпу посвящен отдельный зал, где можно проследить метаморфозы библейского символа. Образ из Ветхого завета перекликается с древними зиккуратами, а уже в XX веке находит воплощение в нью-йоркских небоскребах и планах грандиозного Дворца Советов — дерзких попытках дотянуться до неба. Впрочем, советский замысел так и остался на бумаге, в проекте Бориса Иофана. Как не был построен «Памятник III Интернационалу» Владимира Татлина: еще один символ коммунистической утопии.

Напротив этого зала, через колоннаду, — Белый зал, где рассказывается о мире после крушения Вавилонской башни, в котором существует более 7 тысяч языков, и понять друга можно лишь с помощью перевода. Здесь же — рифма к зиккурату: огромный то ли стол, то ли Ноев ковчег, где под стеклом лежат бесценные документы. Например, полуистлевший папирус с фрагментами «Илиады» Гомера: свидетельство перехода Египта на древнегреческий язык после правления Александра Македонского. Или краткая грамматика черкесского языка: томик из библиотеки древнего немецкого рыцарского рода фон дер Габеленц, представители которого были талантливыми лингвистами. В частности, один из них, Ганс Конон, живший в XIX веке, знал более 80 языков. Еще один раритет — записная книжка Алексея Петровича, сына Петра I. Царевич оставлял в ней пометки с помощью новейшего «гаджета»: серебряного карандаша-ручки с золоченым пером. А ведь это начало XVIII века, и гусиные перья не уйдут еще как минимум столетие. Кстати, его записи — тонкие, еле видные — до сих пор не расшифрованы.

В этом же зале рассказывается о попытке создать универсальный всеобщий язык — знаменитый эсперанто, придуманный Людвиком Лазарем Заменгофом. Надежда, как известно, не оправдалась: эсперанто остался изящной игрушкой, хотя в мире на нем говорит до двух миллионов людей. Показаны и вещи, противоположные «всеобщности» — разнообразные шифровки, в том числе XV века. Вообще, по мнению авторов выставки, вавилонское смешение языков — не только наказание, но и благо: возможность понять, что мы разные, взглянуть на себя глазами Другого. Наши различия — прежде всего культурные — определяются именно языком, как утверждали выдающиеся лингвисты Эдвард Сепир и Бенджамин Уорф. В качестве визуального примера представлены скульптуры и картины разных эпох: от древнегреческих бюстов и до удивительных портретов китайских военачальников, выполненных в XVIII веке европейскими художниками-иезуитами. Эти изображения музей показывает впервые: они совсем не похожи на традиционное китайское искусство. В целом тема взаимных влияний — как и перевода с одного язык на другой — красной нитью проходит через всю выставку.

Поднимается она и в разделе, посвященном дипломатии — тонкому искусству разговора и манипуляции. В качестве примера приводится история встречи папы Льва I с Аттилой: глава католической церкви оказался столь красноречив, что убедил предводителя гуннов вместе с войском отступить от Рима. Правда, не всегда коммуникация оказывается удачной. Например, английских монарх Карл II не смог уговорить царя Алексея Михайловича вернуть английским купцам привилегии, утраченные в годы правления Оливера Кромвеля. Русский монарх остался непреклонен: не помогла ни украшенная яркими миниатюрами грамота, ни преподнесенный в дар золоченый рукомойный гарнитур. Впрочем, порой стороны приходят к согласию, но вмешивается судьба-злодейка. На выставке есть грамота, отправленная бургомистром вольного города Любека царю Борису Годунову, где сообщается, что присланные из России пять учеников поступили в школу — русский государь хотел, чтобы молодые дворяне учились в университетах Германии и Англии. Увы, затем вспыхнула Смута, и юноши вынуждены были остаться за границей и искать там работу.

Кстати, в роли дипломатов порой выступали художники и поэты. Например, Питер Пауль Рубенс поначалу был придворным художником правительницы Испанских Нидерландов инфанты Изабеллы Клары Евгении, а потом стал выполнять ее деликатные поручения. В частности, способствовал установлению мира между Испанией и Англией, за что даже был возведен в рыцарское достоинство Карлом I, а потом Филиппом IV. Или Федор Тютчев, стихи которого изучают в школе, но про дипломатические заслуги обычно не вспоминают. А ведь он проходил службу в Мюнхене и Турине, прожил в Европе 22 года и даже выйдя в отставку не сидел сложа руки: помогал улучшать имидж России за рубежом, выступал как публицист.

Путешествия — особенно в то время — тоже расширяли кругозор. В разделе, представляющем выдающихся странников, можно увидеть рисунки Николая Гумилева и последнее прижизненное издание его книги (сборник «Шатер»), вышедшей в 1921 году: вскоре поэт был расстрелян. А также познакомиться с историей генерала Фукусимы Ясумасы, который, завершив службу в японском посольстве в Германии, отправился на родину необычным путем — в одиночку верхом преодолел расстояние от Берлина до Владивостока за 500 дней (попутно собирая разведданные).

Впрочем, история не ограничивается великими деятелями и выдающимися событиями. Ее ткань составляют наши мелкие повседневные действия. К этому выводу в XX веке пришли историки школы «Анналов» — и, следуя их доктрине, авторы выставки подготовили раздел, посвященный бытовой коммуникации. Здесь можно увидеть берестяные грамоты с купеческими заметками; шумерскую глиняную табличку с учетом умерших работников; письмо о пересылке зерна на согдианском языке, написанное на ивовой палке. И хотя материальные носители причудливо варьируются, суть сообщений не меняется — от народа к народу, от века к веку. И не в этом ли состоит одно из посланий выставки? А еще и в том, что слышать друг друга нужно и на повседневном уровне — а это порой самое трудное.

Фотографии: Антон Баклыков  /предоставлены пресс-службой Пушкинского музея