Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

05.05.2022

Работы художника русского зарубежья, представителя Парижской школы, показали столичной публике.

Русская эмиграция — несмотря на все возрастающий интерес — по-прежнему кладезь забытых имен. Об Александре Альтмане в начале 2000-х назад писал искусствовед Андрей Толстой, способствовавший возрождению интереса к художнику. Нынешний показ редких работ Альтмана — заслуга Любови Агафоновой, создателя и арт-директора галереи «Веллум». Ее усилиями в Музей русского зарубежья имени Александра Солженицына при поддержке Российской государственной библиотеки искусств и Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН открылась выставка «Александр Альтман. Романтика предместий. Русский пейзаж Парижской школы». И пока на московских бульварах распускается нежная зелень, здесь можно полюбоваться пейзажами разных сезонов и настроений — осенних, весенних, летних.

Альтман почти неизвестен в России не потому, что был запрещен советской властью, как многие из его коллег. Он просто рано уехал в Париж — еще до Первой мировой — а потом так же рано умер: как писали во французском некрологе, от туберкулеза. К тому же его нередко путают с известным однофамильцем Натаном Альтманом — художником, автором «ломаного» портрета Ахматовой. Готовясь к выставке, Любовь Агафонова как куратор проделала исследовательскую работу и, в частности, выяснила точную дату смерти Александра Альтмана — 1932 год. В каталоге выставки среди архивных материалов опубликовано и фото могилы художника: скромной, без надгробного камня. Свое последнее пристанище он обрел в крошечном городке Креси-ля-Шапель, которому успел подарить ряд своих картин и где в его честь назвали улицу. Так, художник-чужестранец оказался более «своим» для французов, чем для соотечественников.

Причина тому проста: как отметила Любовь Агафонова на круглом столе, прошедшем в Музее русского зарубежья, живописец не был революционером и не создал новых правил в искусстве: «Это достаточно ровный хороший европейский импрессионист. У него получался прекрасный лирический пейзаж с хорошим французским акцентом, с ощущением покоя и мира, который ему так, наверное, хотелось изобразить». Работы Альтмана — будь то виды пасмурной Сены или золотистых осенних парков — выполнены в русле европейской традиции и несут на себе отпечаток импрессионизма, как, впрочем, и русской школы пейзажа. На выставке есть архивные фотографии видов Парижа и Лазурного берега столетней давности. Можно сравнить эти «объективные» изображения с пейзажами, созданными художником, и подивиться тому, как творчество преображает и одновременно отражает действительность.

К сожалению, вихри истории на долгие годы стерли память об Александре Альтмане, хотя его биография тянет на приключенческий роман. Как рассказала на круглом столе Любовь Агафанова, Альтману повезло трижды. Первый раз — когда он еще юношей попал в дом известного публициста Власа Дорошевича — и тот, разглядев в Альтмане талант, ввел его в круг одесской интеллигенции. Второй случай произошел в Париже, куда будущий художник отправился в поисках лучшей доли. Жил бедно, впроголодь, даже пел на улице казачьи песни и собирал деньги в шляпу. Однажды упал в обморок и оказался в ближайшей больнице для бедных, которой владел Эдмон де Ротшильд. Именно меценат и помог способному юноше: он заметил его, когда обходил больницу — Альтман рисовал портрет другого пациента, старика. Так мастер из России стал завсегдатаем парижских творческих кругов. Здесь, в столице Франции, он подружился с передовыми художниками, обитателями «Улья» — коммуны, где «квартировались» Модильяни, Шагал, Кислинг, Цадкин, Сутин…

Наконец, третьей счастливой случайностью стало знакомство в 1909 году с одесским скульптором Владимиром Издебским. Именно Издебский затеял огромную «передвижную» выставку, представлявшую российских и зарубежных художников. Кроме Альтмана в проекте участвовали Лев Бакст, Иван Билибин, Наталья Гончарова, Мстислав Добужинский, Василий Кандинский, а также Пьер Боннар, Анри Матисс, Морис Дени, Анри Руссо... Выставка прошла в Одессе, а потом отправилась в Ригу, Киев и Петербург. Не всегда публика встречала ее тепло: в «Одесском листке» писали о «пачкотне» французских декадентов и их русских подражателей, а Репин, посетивший экспозицию, топал ногами и кричал: «Сволочь!». Тем не менее, Альтман оказался в блестящей компании: соседство с первыми именами подтверждало высокий класс его работ.

Несмотря на страшные события, сотрясавшие мир, Александр Альтман всегда писал умиротворяющие пейзажи. Его творчество кажется удивительно ровным: как пояснила на круглом столе Любовь Агафонова, самая ранняя вещь на выставке датируется 1911 годом, самая поздняя — 1931-м, и между ними нет стилистического разрыва. При этом художник не смог дать французской публике чего-то странного, дикого, национально-окрашенного: того, что они находили, например, в «Русских сезонах» Дягилева. Европа, как заметила на круглом столе Наталия Сиповская, директор Государственного института искусствознания, ценила в русской культуре то, чего не было у нее самой. Например, интерес к социальности — ярко выраженный у наших передвижников: их современники, импрессионисты, целиком ушли в плоскость формальных экспериментов. Альтман был, скорее, европоцентричным художником, но все же обладал особым чувством пейзажа, свойственным русской школе. Его тихое, бесскандальное творчество — роскошь, мало доступная в мирное время, не говоря уж об эпохе потрясений.

Фотографии предоставлены пресс-службой галереи "Веллум".