Научно-исследовательский музей Академии художеств в Петербурге представил новый проект — «Рафаэль. Версии. В темноте».

Экскурсия по выставке, приуроченной к 500-летию со дня смерти Рафаэля Санти. Все участники проходят с закрытыми глазами, под руководством незрячего гида. Это история о расширении своего мира и о доверии к людям. Многим кажется, что те, кто видит, и те, кто лишен зрения, проживают на разных полюсах, что расстояние между нами практически непреодолимо, а если речь идет об изобразительном искусстве, то точек пересечения и вовсе нет. Но есть и другие — они фокусируются не на различиях, а на общности. И делают шаг навстречу.

Часть первая. Чтобы было доступно для всех

Игорь Малкиель, заведующий эрмитажной лабораторией реставрации драгоценных и археологических металлов, считает: «Нельзя разделять людей на зрячих и незрячих. На мой взгляд, нужно помогать и тем и другим — чтобы они пришли к какому-то консенсусу, чтобы понимали, насколько мир многогранен, чтобы музеи и их проекты были доступны для всех».

Эрмитаж работает в этом направлении уже давно, а лаборатория реставрации драгоценных металлов подключилась около трех лет назад, когда в музее проходила выставка «Эпоха Рембрандта и Вермеера. Шедевры Лейденской коллекции». К ее открытию была создана тактильная копия «Автопортрета с затененными глазами» кисти Рембрандта Харменса ван Рейна. Игорь Карлович рассказывает:

— Так как это делалось впервые, мы прежде всего обратились за консультацией в Санкт-Петербургскую библиотеку для слепых и слабовидящих, в такие организации, как «Мир на ощупь» и так далее. То, что я увидел, мне было не очень понятно. В большинстве случаев те, кто изготавливает тактильные копии, стремятся к упрощению, отказываются от каких-то деталей, подробностей. Но мне кажется, что незрячие люди — точно такие же, как все остальные. Они должны видеть мелкие детали, поэтому для меня было важно детализировать все. Современные технологии это позволяют.

При изготовлении портрета мы попробовали разные варианты. Первый моделировали на компьютере (мы взяли оригинальный портрет и перевели его в объем, как мы это видели). Второй — лепка (мы распечатали картину и лепили прямо на прорисовке, это было необходимо для соблюдения всех пропорций). Третий вариант: уже вылепленный портрет мы отсканировали и модель дорабатывали на компьютере. Все три версии обсуждались с хранителем и другими экспертами. И, как оказалось, самый оптимальный вариант — вылепленный. Мы пошли по этому пути.

— Как отнеслись к такому новшеству посетители?

— Мы сделали портрет, поставили его на выставку и сразу увидели, что людям необходимо объяснять, что это такое. Незрячие люди понимали, но у остальных возникли вопросы. На открытии выставки две дамы подошли к автопортрету Рембрандта, рядом с которым стояла тактильная копия, и одна сказала: «Вот не знала, что Рембрандт скульптуру делал». А другая ответила: «Нет, это его посмертная маска». Сразу стало понятно, что все нужно объяснять. Мы сняли фильм о том, как мы это делали, для чего это необходимо, и перед входом в Николаевский зал поставили монитор, на котором наш фильм демонстрировался.

При изготовлении портрета мы использовали специальный полимер – прочный и приятный ощупь. А затем полимерные панели покрыли грунтом, который выдерживает до полутора тысяч прикосновений. За время работы выставки Лейденской коллекции мы «докрашивали» нашу копию четыре раза. То есть как минимум 6000 раз к ней прикоснулись. И я видел, что ее изучали не только незрячие люди.

— На этом история не закончилась?

— Да, потом к нам обратился ювелирный Дом Cartier и попросил сделать еще одну копию — в подарок Санкт-Петербургской библиотеке для слепых и слабовидящих. Мы получили разрешение от владельца Лейденской коллекции господина Томаса Каплана и изготовили вторую копию, которая в апреле этого года, в День мецената, была передана в библиотеку.

А в 2019 году меня пригласили в Баку, в Национальный музей ковра, где я познакомился со специалистами, которые реализуют инклюзивные проекты, делают специально для незрячих объемные, ворсовые и безворсовые, ковры. Мне очень понравилась эта идея, и я предложил директору музея Ширин Яшар кызы Меликовой сотрудничество. Мы решили создать копию ковров из Пазырыкского кургана, древнейших в мире, — соткать небольшие фрагменты, чтобы можно было и посмотреть, и потрогать. В нашей лаборатории изготовили полноцветные прорисовки, передали их коллегам в Баку. Пандемия вмешалась, но в Азербайджане все равно мужественно соткали три фрагмента. Их вскоре можно будет представить в Эрмитаже, рядом с археологическими находками из Пазырыка, как инклюзивный проект.

— Сейчас вы делаете тактильные копии росписей древнего Пенджикента?

— Да, этой живописи много лет, и она вся была достаточно сильно повреждена, так что даже зрячему рассмотреть подробности непросто. Мы хотели оживить ее, чтобы она стала доступной и для слепых людей, и для слабовидящих, и для зрячих. Долгое время я принимал участие в раскопках этого уникального городища под руководством Бориса Ильича Маршака, поэтому был знаком с материалом. Идея родилась спонтанно и была поддержана руководством музея.

Нам показалось, что именно эти росписи первой половины VIII века, выполненные в небольшом, но богатом городе Пенджикенте, можно и нужно представить в тактильных копиях. Мы выбрали четыре сюжета — иллюстрации к поучительным историям, басням (про обезьяну и кузнеца, льва и зайца, трех мудрецов и тигра, утку, несущую золотые яйца). Это своего рода прототип комиксов. Истории в картинках.

Сделали сначала прорисовки, потом лепные варианты, с которых сняли формы, а затем вырастили из специального пластика сами модели в масштабе один к одному. Со всеми подробностями. Мы постарались повторить даже шероховатость поверхности. В работе приняли участие много специалистов: фотографы, мультипликаторы, скульпторы, художники, реставраторы, модельеры…

Дальше мы решили «оживить» эти объемные копии познавательными мультфильмами (сейчас уже готовы два из четырех). Они будут полезны тем, кто не знаком с сюжетом, интересны детям и взрослым. И, надеюсь, скоро все это будет представлено на различных инклюзивных выставках, в том числе и на экспозиции искусства Средней Азии и Кавказа.

— Почему ваша реставрационная лаборатория занимается такими проектами?

— В лаборатории работает много замечательных специалистов, которые могут осуществить практически любую идею. Уникальность этих проектов, которые поддерживает директор Государственного Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский, заключается в сочетании просветительской миссии музея с программой инклюзивного социального развития, направленной на обеспечение равных для всех условий доступа к знаниям и мировому наследию. Проект рассчитан на всех посетителей, включая людей с ограниченными возможностями зрения. Созданные нами объекты позволят прикоснуться к вечности буквально кончиками пальцев. К людям незрячим нужно относиться так же, как к людям с идеальным зрением, дать им максимально возможное.

Часть вторая. Прогулки в темноте

Евгения Малышко — профессиональный незрячий гид. Она сотрудничала с московским проектом «Прогулка в темноте» (и до сих пор проводит экскурсии с завязанными глазами по городу), проектом Международных бизнес-тренингов в темноте. В последние годы подготовила несколько музейных маршрутов — по выставкам Новой Третьяковки, Московского музея современного искусства (ММОМА), петербургскому Научно-исследовательскому музею Академии художеств.

«Это история про эмоции, ощущения, погружение в себя, про то, что творческий процесс и восприятие творчества, искусства идет через призму собственной личности. — говорит Евгения. — Это про взаимодействие между людьми, про доверие. Когда человек, которому завязали глаза, держит меня за плечо или за руку, он понимает, что я — его точка опоры, и другой у него сейчас нет».

— Евгения, вы проводите экскурсии только для зрячих людей. Почему?

— Для зрячих людей это интереснее, потому что я делюсь не столько информацией, сколько ощущениями, инструментами взаимодействия с другим человеком, с миром.

Если вам завязать глаза, ваши чувства обостряются не в физиологическом смысле этого слова. У вас не появляется 200% слуха, обоняния или чего-то еще. Обостряются внимание, воображение, интуиция и память. Вы становитесь внимательнее к тому, что слышите, ощущаете, к тому, что происходит вокруг. Эти впечатления есть у вас каждый день, но они забиваются визуальной информацией, отходят на второй план. А тут можно прочувствовать их во всей полноте.

Когда я приглашаю людей на свои экскурсии по Москве, я рассказываю, что это какой-то другой пласт восприятия города, другое измерение. Город — это не только визуальная картинка, это еще и звуки, запахи, тактильные ощущения, меняющийся воздух, поверхность под ногами.

Я стараюсь так выстроить маршрут, чтобы мы что-то потрогали — кладку домов, кованый забор, цветущий куст... И чтобы наш маршрут пролегал мимо кофейни. Это не обязательная часть, я только предлагаю зайти туда и выпить кофе, съесть что-нибудь с закрытыми глазами, но обычно все соглашаются. Звуки я тоже подбираю — шумная улица и тихий двор, протестантский храм, где, если повезет, можно послушать орган, или просто почувствовать смену акустики, объем…

Но, по большому счету, это тренинговая история — про доверие и взаимодействие. В итоге — про доверие к самому себе. Сначала человек учится доверять мне, а потом — самому себе и окружающему миру. И это очень мощный инструмент.

— Как строятся ваши музейные экскурсии?

— Если бы мы говорили о доступности музея для незрячих, я бы рассказала о том, что в любом музее можно и найти что потрогать, и договориться с сотрудниками, поработать с экспозицией. Но маршрут под экскурсию с закрытыми глазами выстраивается не в каждом музее — только в таком, где можно с чем-то интересно взаимодействовать.

На данный момент у меня три удачных опыта. Это экскурсия в Музее Академии художеств, где мы трогаем скульптуру, тактильную копию «Сикстинской мадонны», этюдник художника с холстами, минералами, ступкой, кистями, палитрой... Это Новая Третьяковка, где я водила людей по экспозиции скульптуры, и там было просто. Задача была только в том, чтобы из всего изобилия выбрать максимально выразительные и максимально разные вещи. И, наконец, выставка Йоко Оно «Небо всегда ясное» в Музее современного искусства ММОМА (она проходила около двух лет назад). Там все экспонаты были интерактивными, все предполагали взаимодействие. Мы выбрали те, которые интересно трогать с закрытыми глазами. Было особенно много споров насчет забивания гвоздей, но я настояла на том, что мы будем это делать, и все получилось. Это был один из объектов — вертикально закрепленная доска, в которую забито много гвоздей, и если ты ронял гвоздь, то он падал с таким журчащим, мелодичным звуком. Я специально его роняла…

— Как вы относитесь к тактильным копиям произведений искусства?

— Я не фанат тактильных копий. Это вспомогательный материал. На самом деле они передают только композицию, не более того. Они хороши в сочетании с работой экскурсовода. Ты понял, как фигуры расположены на картине, а дальше гид должен рассказать, что там на самом деле, что за фон, палитра, почему это именно так, в чем замысел.

Когда я работаю с музеями, мы заглядываем глубже — в замысел автора, в творческий процесс, творческий поток. Мы становимся сотворцами экспозиции, отметаем очевидные версии, пытаемся стать частью музейного пространства. Это история про какие-то образы, фантазии, а если есть какие-то скульптуры или тактильные модели, как этюдник в Академии художеств, можно заземлиться — поработали с воображением, возвращаемся в реальность...

Многим кажется, что зрячие и незрячие люди проживают в разных мирах. Что одним надо помогать, а другие должны быть внимательнее, заботливее. Это и так, и не так. На самом деле у нас есть и чем поделиться, и чему научить — с обеих сторон. Нам совсем не трудно понять друг друга, если мы захотим в этом друг другу помочь, сумеем довериться. Ну а культурное наследие, музеи и великая сила искусства — нам в помощь. Границы между реальностью, художественным пространством и нашим внутренним миром гораздо проницаемее, чем кажется.