Проект «Лики / Лица / Морды» рассказывает о человеческом, низменном и возвышенном в картинах художников.

Нынешняя экспозиция кардинально преобразила пространство Музея AZ: для каждой выставки здесь придумывают новый дизайн и меняют интерьеры. Выставка «Лики / Лица / Морды», автором которой стала арт-директор музея Полина Лобачевская, знакомит зрителей с коллекцией музея, где, помимо работ «гения места» Анатолия Зверева, давно «прописались» творения других художников-нонконформистов, а также наших современников. Экспозиция, включающая в себя более 70 работ, разделена на три части — подобно европейской культуре, состоящей из дохристианского, христианского и секуляризированного пластов. По замыслу создателей, эти «пласты», или части выставки, выстроены иерархично: перемещение с первого на третий этаж воплощает собой движение ввысь, к абсолюту.

Первый этаж — это «Морды»: архаическое, хтоническое, страшное или просто звериное в картинах художников. А также тема маски, в древности имевшей ритуальную функцию. Вячеслав Иванов писал, что маска «временно и непрочно связана с тем, кто ее носит» — в отличие, например, от татуировки. В то же время она обладает удивительной силой: во многих культурах погребальная маска связывалась с миром мертвых: считалось, что она охраняет покойного в его последнем путешествии. Впрочем, у европейских романтиков, воспринимавших все через призму театра, маска также оставалась «едва ли не главным приемом показа иной реальности».

Посетителей Музея AZ встречает маска Тритона: знаменитые «Уста истины», ставшие особенно популярными после фильма «Римские каникулы». Художник Платон Инфанте «оживил» их специально для нынешнего проекта: зритель подносит руку к «Устам», и сквозь них проступают картины с выставки, которые вдруг начинают двигаться, гримасничать. На стенах по соседству — произведения разных авторов: от Анатолия Зверева до Олега Целкова и Наталии Турновой. Ольга Богомолова, научный сотрудник Музея AZ, рассказала «Культуре»:

— Нельзя не вспомнить статью Хосе Ортеги-и-Гассета «Дегуманизация искусства», в которой исследователь на примере модернистских течений начала XX века пытался спрогнозировать развитие искусства. Он говорил о дегуманизации как об отходе художника от изображения реальных черт человека. Лотман в статье о портрете писал, что классический портрет — это проявление идеальных черт в реальном человеке и, наоборот, отражение в идеале реальности. На первом этаже у нас показаны не только маски и морды, но и лица, которые «прорастают» в зверевских работах: ведь Анатолий Зверев никогда не писал без натуры — он всегда отталкивался от человека, его эмоционального состояния. Возможно, следующим шагом после дегуманизации искусства станет так называемая «новая искренность».

В зале звучит бодрый марш из оперы Прокофьева «Любовь к трем апельсинам» в джазовой обработке Алексея Козлова. Это еще один оммаж маске, ведь пьеса Карло Гоцци, лежащая в основе либретто, написана по канонам комедии дель арте. На втором этаже, где показаны «Лица», совсем другой саундтрек: лиричный вальс Шостаковича — ностальгическая отсылка к духовым оркестрам в городских садах. Скорее всего, импульсом стала картина Натальи Нестеровой «Венские стулья» (2005), с которой рифмуются и другие изображения прекрасных дам среди цветущих деревьев: «Вечерний звук» Бориса Свешникова (1974) и «Ожидание свидания» Вячеслава Калинина (2007). Здесь же представлены работы Михаила Шемякина из серии «Жизнь Рембрандта» — напоминающие, правда, не автопортреты прославленного голландца, а экзерсисы Фрэнсиса Бэкона. По соседству — автопортреты Леонида Пурыгина, Эдуарда Штейнберга, Дмитрия Плавинского, а также изображение художника Дмитрия Краснопевцева кисти Зверева. Они дополнены фотографиями художников, выполненными Игорем Пальминым и Анатолием Брусиловским.

— Можно сравнить, как художник видит самого себя и как его видит другой художник, — пояснила «Культуре» Ольга Богомолова.

Поднявшись из этого «чистилища» на третий этаж, зритель попадает в райские кущи — зал, целиком посвященный Анатолию Звереву. Согласно иерархии, принятой на выставке, его работы воплощают собой абсолютную ценность. На это указывает золотой цвет в оформлении стен, который можно истолковать как намек на фаворский свет, воссиявший в момент Преображения Господня. Или вспомнить золото в оформлении икон — символ абсолютного света: ведь «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы». Портреты зверевских красавиц — Натальи, Инны и Алики Костаки, Оксаны Асеевой, Зои Берлинской, Полины Лобачевской — дополнены автопортретом самого мастера. А на огромном экране — видео Платона Инфанте, где воспроизведено движение кисти Зверева: гения, который мог рисовать хоть окурком, хоть спичкой и создавать неземные нежные вещи. Его портреты представляют собой не изображения конкретных женщин, но «Лики»: то прекрасное и бессмертное, что, в отличие от самой совершенной плоти, никогда не исчезнет.