В парке «Царицыно» появился паблик-арт проект Марины Звягинцевой «Притяжение», рассказывающий о сложностях человеческих отношений в эпоху пандемии. Зрители могут увидеть его до 12 октября.

Два белых стула на Царицынской дамбе. Между ними — деревянные пазлы: расставленные в шахматном порядке, символизирующие хрупкость и непрочность отношений в эпоху пандемии. Но одновременно — и тягу к общению, обмену эмоциями, которую невозможно убить социальным дистанцированием. 20-метровая инсталляция «Притяжение» — второй site specific проект Марины Звягинцевой для Музея-заповедника «Царицыно».

Первый («Выход») был представлен в прошлом году: двухметровый плот на Верхнем Царицынском пруду символизировал тотальное одиночество. Нынешняя инсталляция более оптимистична: карантинные месяцы доказали — несмотря ни на что, людям необходимо живое общение.

Эта идея была визуализирована в перформансе, показанном на презентации проекта. Актеры Юнона Захарьева и Иван Горячев, разделенные тканью, натянутой между стульями, ступали по пазлам — то приближаясь, то отдаляясь друг от друга, чтобы в конце концов убрать ткань — экран виртуальной жизни — и оказаться рядом, по одну сторону.

«Культура» поговорила с художником Мариной Звягинцевой.

— Как возник паблик-арт проект «Притяжение»?

— Музей-заповедник «Царицыно» пригласил меня участвовать в выставке «Под маской Венеции»: сделать паблик-арт на воде. Мой проект назывался «Такси до Венеции»: призрачный мост из труб, вместо припаркованных гондол — ванны. Словно человек лежит в ванне и мечтает о Венеции. Однако в итоге проект не состоялся. Сначала закрылась сама Венеция — один из объектов должен был находиться на территории университета Ка-Фоскари. Потом закрылись наши парки. Стало понятно, что летом выставки не будет — сейчас ее перенесли на декабрь. Соответственно, никакого паблик-арта на воде уже не планировалось. При этом моя выставка «Запертые чувства» на ЦТИ «Фабрика» тоже передвинулась. Однако идея разобщенности людей, вынужденных соблюдать дистанцию, осталась. Я предложила «Царицыно» сделать другой проект: построить мост не в Венецию, а между людьми. Во время карантина у нас оказались разорваны коммуникации. Сейчас мы вроде бы вернулись к прежней жизни, но уже в другом формате: все равно соблюдаем дистанцию, стараемся не нарушать новые нормы. Это трудно. Все эти месяцы мы скучали друг по другу: нам хочется подойти, обняться. Вместо этого мы вынуждены стоять на расстоянии, и это создает напряжение. Я предложила сделать проект «Притяжение». Жизнь пытается развести людей, однако они все равно скучают по общению, обмену эмоциями — вживую, не через экран. Я использовала биотипию: это мой авторский метод — старинная техника монотипия, доработанная с помощью современных технологий. Вообще монотипия была придумана для небольших листов. Я делаю шаг вперед — переношу ее на улицу и называю «биотипия», потому что она подразумевает использование «живой», текущей воды.

Изначально я думала, что это будет камерный проект — вроде небольшого плота, показанного в Царицыно в прошлом году в рамках проекта «Выход». Но музей предложил совершенно сумасшедшую локацию — дамбу Царицынской плотины. По дамбе течет вода, перпендикулярно потоку стоит мой объект. Когда воды много, пазлы, соединяющие стулья, размываются. К дамбе их прикрепить нельзя — запрещено. Я хотела связать их между собой. А потом поняла — это и есть смысл объекта: он взаимодействует со средой. Мы все находимся в некой бытовой среде, на нас давят обстоятельства. Люди несколько месяцев провели взаперти друг с другом, и этот опыт оказался нелегким. Мы строим отношения вопреки обстоятельствам — стараемся быть вместе, несмотря ни на что. Этот проект, с одной стороны, посвящен тому, что мы пережили. С другой, — он про всю нашу жизнь, ведь пандемия и самоизоляция обострили уже существующие проблемы. Нам трудно найти общий язык, но все равно нас тянет друг к другу.

— Как все-таки удалось прикрепить пазлы?

— Мы утяжелили их: каркас сделан из дерева, внутри — бетон. Когда на дамбе в первый раз спустили воду, пазлы разнесло в стороны. Мы все поправили. Сейчас они намокли и держатся под собственным весом, но все равно чуть-чуть мигрируют. Поэтому ребята во время перформанса ходили аккуратно. Посетителей не пускают — это связано с техникой безопасности. Мы согласовали проект с ГУП «Мосводосток», и они сказали, что людям туда заходить нельзя. Все-таки скользко, можно упасть.

— Долго монтировали?

— Целую ночь, до рассвета. Пока парк открыт, нельзя вести монтажные работы: он закрывается в полночь и открывается для посетителей в 6 утра. Мы как раз закончили в половине шестого. А изготавливали недели три: нужно было сделать точные расчеты. Например, чтобы пазлы можно было отнести на руках, и при этом чтобы они были достаточно тяжелыми и не уплыли. Еще нужно было сделать большие стулья. Для проекта «Выход» я использовала обычный стул — купила, покрасила и поставила. Здесь же реальный стул мог «пропасть»: слишком большое пространство. Пришлось увеличить до трех метров.

— Вы начали работать над проектом еще до снятия карантина?

— Нет, уже после, когда открылся парк. Мне нравится, что в Царицыне смешиваются история и современность. Дворец начали возводить в XVIII веке, долгое время он стоял недостроенным и был завершен только в 2007 году. С помощью паблик-арт проектов музей пытается говорить на современном языке, протянуть ниточку от прошлого к будущему: выходит на улицу, делает объекты на открытом пространстве. По парку гуляет много людей, и далеко не все заходят в музей, но когда видят что-то на улице, начинают больше интересоваться историей этого места, приходят на выставки. Вообще показывать современных художников в исторических местах — европейская практика. На Венецианской биеннале в старинные палаццо нередко «вклиниваются» объекты современного искусства. Не всегда понимаешь, что является современным, а что — аутентичным, настолько все переплетается. История и современность — один большой поток, в котором мы живем.

— Кто придумал перформанс, показанный на открытии проекта?

— У нас была режиссер, но она, к сожалению, заболела. Вообще это была моя идея. Когда смотрела на проект, мысленно рисовала людей: понимала, что его нужно оживить. Ваня (Иван Горячев. — «Культура») подсказал пластические ходы. Ткань, натянутая между стульями, — символ экрана, разделяющего нас. Люди пытаются увидеть друг друга, но находятся по разные стороны экрана. И только когда он исчезает, оказываются рядом. Очень помог сам парк — солнце, ветер: стихия тоже стала частью перформанса. 

— Состоится ли все-таки выставка «Запертые чувства», отмененная из-за карантина?

— Она перенеслась на конец января. Ася Филиппова, директор ЦТИ «Фабрика», нашла для меня окно. Конечно, «Запертые чувства» будут дополнены. Мне кажется, нынешний проект можно воспринимать как часть будущей выставки. Возможно, это новый этап моего паблик-арта. Я долго была сосредоточена на спальных районах: 10 лет назад это было круто — привлечь внимание к спальному району, где ничего не происходит, нет благоустройства. Сейчас районы, к счастью, изменились, хотя им по-прежнему не хватает самоидентификации. Но все-таки они стали другими. И теперь речь идет не о том, что нужно удобство или комфорт. Необходимо помочь людям открыть свои чувства. В этом, мне кажется, функция паблик-арта: он должен зацепить зрителя. Нужно говорить о том, что заперто внутри нас. Сейчас это очень актуально. Мы почувствовали, что это такое — быть наедине с самим собой. И об этом, мне кажется, должен говорить паблик-арт.

— На многих людей карантин подействовал удручающе. Было тяжело сосредоточиться на привычных вещах, не говоря уже о создании чего-то необычного. А у вас появилось несколько новых проектов. Как удалось мобилизоваться?

— Сначала ты испытываешь стресс. Потом начинаешь приспосабливаться к обстоятельствам, и вдруг понимаешь, что они дают тебе новый толчок. Например, проект «Вместе!»: обычный забор в нашем поселке превратился в объект современного искусства. Я удивилась, когда жители с удовольствием начали расписывать пазлы — их потом смонтировали в гигантскую инсталляцию на заборе. Это тоже «запертые чувства» — не только мои, а всех, кто участвовал в проекте. Мне все время задают вопрос, чем паблик-арт отличается от малых архитектурных форм или лебедей из шин, которые так нравятся людям. Но паблик-арт не обязан нравиться — он должен цеплять человека, вытаскивать его из рутины. В Морозовке это работает идеально: дети заходят в холл больницы, видят игрушки в трубах, и происходит переключение. Лебедь из шин вызывает отвращение или умиление, это просто эстетика. А художник должен вытаскивать из человека новые эмоции, показывать ему, что есть другой слой, заставлять его поднять глаза от быта, которым он окружен. И если это удается, значит, ты сделал произведение искусства. Если нет — тогда это просто декорация.

Фото: Наталья Мужчинкина. На анонсе — Марина Звягинцева, фотограф — Олег Яковлев.