Государственный Эрмитаж готовится к возвращению в офлайн: 15 июля музей планирует принять первых посетителей. О том, что ждет зрителей, «Культуре» рассказал генеральный директор Михаил Пиотровский.

— Пандемия отступает, карантинный режим значительно смягчен. Что ждет музейное сообщество, и Эрмитаж в частности? Все будет по-старому или уже нет?

— Раньше декабря даже не будем думать о возвращении к прежней жизни, потому что есть строгие санитарные нормы. И никакой карантин, никакая пандемия не отступают: будет вторая волна, третья. Просто меняется форма общения. Из-за санитарных норм посещение музеев будет ограничено: количество зрителей сильно сократится. Людям придется записываться на сеансы через интернет, держаться на расстоянии друг от друга, ходить по маршруту. Причем самим, без экскурсовода. Кому-то это понравится, потому что главный раздражающий фактор для них — экскурсионные группы. Однако тем, кто любит экскурсии, придется нелегко. Мы придумали, чем заменить экскурсии. Кроме того, через некоторое время они вернутся. С открытием доступа в музей мы будем каждые две недели менять всю систему. Некоторым плюсом нынешней ситуации станет баланс между онлайн и офлайн, а также возможность спокойного посещения залов музея, отсутствие толп.

— Как будут проходить экскурсии?

— Группы будут небольшие: только по 5 человек, и то не сразу. Это идеальная экскурсия. Когда 20 человек — уже не то. Зрители, которые любят музеи, соскучились. Так что спокойно, постепенно открываем двери, возвращаемся к прежнему порядку. А по мере возвращения будем регулировать формы общения с посетителем. Но это не быстрый процесс.

— Придется увеличить штат экскурсоводов?

— Наоборот. Первые две недели у нас вообще не будет экскурсоводов. Планируем активную работу онлайн. Будем рассказывать о маршрутах, которые доступны посетителям: например, продолжительностью два часа. Это совершенно новая ситуация. Зато появится другая категория экскурсоводов — консультанты. Они будут находиться на узловых пунктах маршрута и объяснять людям, как пройти и что посмотреть. Онлайн будем показывать вещи, которые находятся вне маршрута. Они, кстати, всегда находились вне маршрута, в те залы мало кто ходил, кроме знатоков. Так что штат мы увеличивать не планируем.

— В одном из интервью вы говорили, что никого не увольняете. Изменится ли этот принцип сейчас, будут ли в Эрмитаже сокращения?

— Во всем мире музеи сейчас сокращают штаты: Метрополитен, например, месяц назад сократил 80 человек. Но мы не будем уменьшать штат.

— Можно сказать, что изоляционизм имеет свои плюсы? Например, происходит оптимизация различных процессов, научных коммуникаций.

— Музей часто живет в непростых культурных условиях. Сейчас увеличивается роль искусства как своеобразного лекарства, моста между улицей и чем-то высоким. Это не плюсы и минусы, а система гибкого реагирования. Вообще все наши беды — от варварского отношения к природе: мы постоянно что-то отбираем у нее, уничтожаем — и в ответ получаем пандемию и многое другое. Культура такой же единый организм, как и природа, к ней тоже надо бережно относиться. А у нас преобладает потребительский подход. Культура воспринимается как услуга: почему нельзя открыть ногой дверь в музей? А требование, чтобы культура зарабатывала деньги! Как и природа, культура тоже может ответить человеку, и очень жестко: озверением, выходом наружу низменных человеческих инстинктов. Посмотрите, что недавно творилось на улицах Соединенных Штатов и Великобритании: я говорю об уничтожении памятников, попытках изменения идентификации нации. Когда говорят, что Черчилль — не герой, пытаются изменить идентификацию британской нации. Поэтому мы должны очень бережно относиться к культуре.

— Появилось ли у вас во время карантина свободное время для работы над новой книгой?

— «Болдинская осень» не получилась. Степень напряженности всех дел, необходимости общения не оставляла времени для размышлений. Правда, недавно я написал предисловие для одной книги, затем для другой. И над своей книгой немного работаю, но в том же ритме, что и обычно.

— Изменится ли зритель? Ведь еще долго не будет больших групп, например, китайских туристов, приносивших доход музею?

— Китайцы тут ни при чем. Есть зритель — знаток, и есть, условно говоря, турист, который приносит главные деньги: проводит в музее свои полтора часа и уходит. Поток туристов, конечно, сократится, и музей получит меньше денег. А это значит, что исчезнет возможность в разной степени предоставлять льготы нашим посетителям. Потому что у нас в государстве почти нет законных льгот: музеи предоставляют свободный проход разным социальным группам в нарушение законодательства. Это воля самих музеев, которые зарабатывают на других вещах. Согласно российскому законодательству есть только льготы для Героев Труда и приравненных к ним. Кроме того, дети, студенты, многодетные могут бесплатно раз в месяц посетить музей (при этом мы не получаем компенсацию). Сейчас нам придется ввести квоты: нельзя просто прийти бесплатно и без очереди. Бесплатный вход для детей на самом деле стоит денег, и кто-то должен эти затраты компенсировать. Как и бесплатный вход для пенсионеров, который у нас был до пандемии. Самое главное: нужно найти деньги, чтобы восстановить эти льготы. Мы будем постепенно стараться их восстанавливать. Это должны быть и заработки самого музея, и помощь Министерства культуры, с которым мы сейчас готовим материалы в правительство — о компенсации бесплатного входа для детей. И меценатов теперь стараемся ориентировать не на красивую картинку с логотипом, а на, допустим, бесплатный билет с логотипом: «Обеспечь бесплатный проход для студентов», и на билете будет твой штамп. Если только прокуратура нам разрешит. Все это нужно, чтобы сохранить то хорошее, чего мы добились в прошлом. А сейчас у нас просто нет денег, в том числе, заплатить за электричество: мы ждем помощи от государства. Ситуация очень серьезная: это и есть экономика музеев, экономика культуры. У нас есть время до декабря, надеюсь, к «Дням Эрмитажа» мы все проблемы решим. 

— Считается, что эндаумент-фонд может стать спасением в кризис. Для Эрмитажа это актуально?

— Я считаю, что эндаумент — лучший способ финансирования культуры. Мы развиваем эндаумент, все сейчас развивают, это очень непросто, деньги надо куда-то вкладывать. Как с системой страхования: мы пытаемся добиться у государства гарантий страхования на выставках. Не очень получается, потому что нам говорят: вы возьмете у государства деньги, они будут лежать, а не работать. Это неправильное представление. Можно сделать так, чтобы деньги работали, однако с этим сложным финансовым механизмом нужно уметь обращаться, как и с эндаументом. Эндаумент — отличное решение, но нужна спокойная хозяйственная жизнь, чтобы вкладывать деньги, например, в ценные бумаги.

— Покупаются ли произведения из этих фондов? Сократит ли музей траты на новые экспонаты?

— Нет, из этих фондов произведения пока не приобретаются. Сами музеи решают, куда идут деньги из эндаумента. Мы думали о приобретении экспонатов, ведь все остальное более или менее обеспечивалось как государством, так и меценатами и продажей билетов. Посмотрим, что будет с общей финансовой ситуацией. Сейчас мы боремся за то, чтобы государство компенсировало нам выпадающие доходы. В этом, кстати, суть поправки к Конституции, которую мы предложили: культура охраняется государством. Это значит, что государство обеспечивает бюджет учреждений культуры. Сейчас выделена некая компенсация на три месяца, мы, правда, каждый месяц бьемся, чтобы подтвердить, что мы бедные, поэтому нам положены деньги. Потом будем бороться за дальнейшую компенсацию выпадающих доходов. Экспонаты, конечно, планируем приобретать, но в ближайшие три месяца это не самая актуальная задача. В конце года посмотрим, что даст эндаумент, тогда и будем решать.

— Повлияла ли сложная экономическая ситуация на процесс реставрации Биржи? Ведь планировалось создать в ней Музей геральдики и наград.

— С Биржей — особая ситуация, которая никак не связана с пандемией. В стране мало качественных строительных фирм, очень не выгоден государственный бизнес. И поэтому мы постоянно встречаем негодных подрядчиков, с которыми нужно расставаться, причем быстро, чтобы не произошло хищения, обвала и так далее. На Биржу у нас, слава Богу, деньги есть. А подрядчика мы сейчас выбираем, так как с предыдущим расстались: он не сумел выполнить свои обязательства. К счастью, авансов мы ему не платили, поэтому никаких финансовых потерь не понесли. Биржа — самый потрясающий архитектурный памятник Петербурга. Это действительно шедевр. Однако она в очень плохом, совершенно аварийном состоянии. Нужно действовать аккуратно и осторожно, избегать соблазнов, не спешить. Думаю, до конца года мы завершим наружные работы и приступим к созданию музея. Так что быстро не получится. Зато все наши громадные стройки сделаны хорошо: и Главный штаб, и реставрационно-хранительский центр «Старая Деревня».

— Не могли бы вы пояснить ваш тезис: «Музей — это роскошь, которая должна быть доступна всем»?

— Это очень важное положение. Именно сейчас попасть в музей будет сложно — из-за санитарных ограничений. Многим от этого будет неуютно. Возможно, придет понимание: музей — это не данность, а подарок, праздник ума, праздник чувств. Так и должно быть. Конечно, никто не требует, как при Николае I, приходить в парадном мундире. Но ощущение роскоши должно вернуться. А нам надо сделать так, чтобы эту роскошь могли почувствовать все. Для этого нужно решить вопросы с ценами, льготами, финансированием. Каждый должен иметь возможность получить эту роскошь, но не как нечто само собой разумеющееся, а как роскошь, которую для него создают и делают доступной наши сотрудники. Люди, которые работают в Эрмитаже, — не слуги, а хранители: они делают все, чтобы посетитель мог прикоснуться к сокровищу. При этом надо понимать: речь идет о сокровище нации. Это не Диснейленд, а храм, в который может прийти каждый. И ты должен как минимум поклониться, когда тебе открываются эти ворота.

— Может быть, целесообразно увеличить количество часов работы музея?

— Музей будет работать с 12 до 21. Ранние часы всегда предназначались для туристических групп, а вот вечером приходят многие индивидуальные посетители. Но все же большой поток зрителей вреден: экспонаты тоже должны отдыхать. Я думаю, мы постепенно вернемся к 5 миллионам посетителей в год, однако людские потоки нужно перераспределять. Зрители должны научиться ходить и в Главный штаб, где прекрасная экспозиция, и в Меншиковский дворец, и в Зимний дворец Петра, и на Фарфоровый завод. Ведь музей многослоен, в нем есть много всего. Обо всем этом мы будем рассказывать онлайн. Например, мы показывали демонтаж выставки про Потемкина, и хранитель рассказывал о тех вещах, которые посетители не замечают, когда осматривают громадную выставку, состоящую из двадцати залов. Это книги из библиотеки Потемкина, стекло, которое производилось на стеклянном заводе и предприятиях, принадлежащих Потемкину, и многое другое.

— Стоит ли ждать возрождения музейного бума, когда закончится пандемия?

— Я не уверен, что люди ринутся в музеи, да это и не нужно: музеи не резиновые. Мы все видели, что происходило на Патриарших прудах, когда на улицы вдруг вышли толпы. В Петербурге люди постепенно привыкают к новой ситуации. Дворцовая площадь поделена на квадратики, в хорошую погоду прохожие рассаживаются — по одному или по двое. Мировой опыт показывает: сначала посетителей много, а потом они привыкают к тому, что можно ритмично и спокойно приходить в музей. Так что многое зависит и от нас, и от зрителей — случится ли музейный «золотой век», принесет этот бум радость или нас ждут драки в очередях.

— Как обстоят дела с международным сотрудничеством?

— Я уже сказал, что музей — это лекарство. И конечно, это мосты — между людьми, государствами, народами. Эпидемия создает соблазн изоляции, это распространяется и на культуру: давайте сидеть тихо и никуда не ездить, слишком опасно. Но это неправильно. В подобной ситуации повышается ответственность за поддержание культурных связей. Во всем мире застыли выставки. С открытием границ мы должны восстановить все наши связи, сначала онлайн, потом уже офлайн. Прежде всего надо вернуть выставки и получить назад свои, а затем сделать выставки, которые запланированы. Но сразу оговорюсь: пока пусть люди приходят в любимый музей. Выставки — следующий этап. 

У нас два больших международных проекта. Во-первых, выставка Чжан Хуаня, самого знаменитого китайского художника: она сделана для Эрмитажа, включает работы, написанные под впечатлением пандемии. Все уже приехало. Во-вторых, совместный проект с Художественно-историческим музеем Вены «Флора». Европейские и российские писатели выбирают какую-то вещь из Эрмитажа, пишут о ней эссе, и на его основе артисты готовят представление. Думаю, будет здорово: участвует английская писательница Зэди Смит и другие модные западные авторы 1960–1980-х. Из наших — Ольга Седакова, Татьяна Толстая, Евгений Водолазкин. Все вращается вокруг двух «Флор» — «Флоры» Рембрандта и «Флоры» Франческо Мельци. Это для нас во всех смыслах эксперимент.

Мы ждем Санкт-Петербургский международный культурный форум, одним из важных событий которого будет День Пальмиры, посвященный вопросам истории, реставрации Пальмиры, а также спасению памятников в целом. Также надеемся к Форуму открыть зал постоянной экспозиции Азербайджана.

— Какие выставки отменились из-за пандемии?

— Выставки не отменились, они были передвинуты. Например, в декабре состоится большая международная выставка, посвященная Рафаэлю. На ноябрь запланирована российско-германская выставка «Железный век» с участием музеев Москвы. Выставка по истории древней Аравии перешла на будущий год. График выставок будет наполняться.

Фото на анонсах: Кирилл Зыков / АГН «Москва»