Главный по тыквам
15.04.2016
Фонд In Artibus представляет экспозицию «Поздний Машков», посвященную последним двадцати годам творчества известного «бубновалетовца».
Период 1920–1940-х не слишком популярен у исследователей его картин. Считается, что бывший авангардист ударился в реализм, забыл стремления молодости и вместо Сезанна полюбил старых мастеров. Доля истины в этом есть: ранний Машков — действительно экспериментатор, как с цветом, так и с формой. Однако поиск ради поиска его не интересовал. Игорь Грабарь вспоминал про Илью Ивановича: «Он не очень «футурил», все «измы» ему скоро осточертели». Оставив пейзажи в духе Прованса и яркие портреты, испытавшие влияние Лентулова, Машков вернулся к натюрмортам. И ничуть не прогадал.
Художник вырос среди простых людей, в донской станице Михайловская, и его полотна впитали в себя сочные краски юга. Казалось, судьбой ему была уготована обычная жизнь. В 11 лет мальчика отдали «в люди»: сначала к торговцу фруктами и бакалейными товарами, потом к купцу. Об этом времени мастер вспоминал с содроганием: «У меня было ежедневно 10 пар сапог для чистки, самовар, чистка и подметание помещений и 14 часов в сутки побегушек». В 15 лет юный Машков обнаружил в себе тягу к живописи и вскоре решил стать художником: «Я спал и видел себя в каком-то чудесном мире, который по сравнению с тем холуйско-хамским миром, который держал меня в своих руках, представлял что-то несбыточное, невообразимое, радостное и светлое». В 1900-м он перебрался в Первопрестольную, поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Потом были «Мир искусства» и «Бубновый валет»...
При всех экспериментах Машков тяготел к константам. Например, его привлекала вещь, предмет. Отсюда на картинах — как писал критик Абрам Эфрос — «огромные, мясистые, сокообильные овощи и фрукты». Этот интерес — а также плотная густая живопись — роднила его с Петром Кончаловским, с которым Илья Иванович был очень дружен. На выставке можно увидеть роскошные «Разрезанные арбузы» (1939): бледно-розовые ломтики контрастируют с оранжевой тыквой и спелыми грушами и яблоками. Или раблезианский «Натюрморт с ананасом» (1940) — с гроздьями винограда и пригоршней слив. Кто знает, может, в холодной Москве ослепительные краски напоминали Машкову станичное детство? То, что художник не забывал о малой родине, доказывает следующий факт: в 1930-м он вернулся в Михайловскую, попытавшись превратить ее в образцово-показательный соцгородок-музей. Прожил там несколько лет и, даже уехав, до 1938-го помогал землякам. Там же написал триптих, посвященный сельскому хозяйству, который можно увидеть на вернисаже. Особенно любопытна картина «Девушка с подсолнухами. Портрет Зои Андреевой». В 30-е полотно неведомыми путями попало в коллекцию корпорации IBM, представившей работу на выставке «Современное искусство 79 стран» (1939). Машков как участник получил Бронзовую медаль. Потом произведение надолго исчезло из поля зрения искусствоведов и считалось утраченным. И вот теперь воссоединилось с другими частями — «Колхозницей с тыквами» (1930) и «Девушкой на табачной плантации» (1930).
В нынешней экспозиции Машков показан как многоликий автор. Вот эскизы панно для банкетного зала гостиницы «Москва»: столицу художник представил в футуристическом ключе: в частности, прямо за Крымским мостом планировал изобразить Кремль, а также сталинские дома — чтобы получилась квинтэссенция Первопрестольной. Кроме того, можно полюбоваться на камерные рисунки из скромного альбома — в основном ню. Все это должно подвести зрителя к мысли: не беда, что Машкову оказался тесен «Бубновый валет». Его грезы о прошлом стали не лебединой песней слабеющего мастера, а наоборот — расцветом творчества, прерванным лишь смертью.
