Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

11.03.2016

В Altmans Gallery открылась выставка эстампов Марка Шагала «Моя жизнь». На одной площадке показаны знаменитая библейская серия, работы на античные сюжеты, а также произведения с автобиографичными мотивами: Витебск, Париж, полеты во сне и наяву.

Ядро экспозиции — графика на тему Ветхого Завета (1956–1960) с изображениями Адама и Евы, пробующих запретный плод, и мудрого царя Соломона. Шагал остается верен себе: он архаичен и при этом остро современен. Художник обрушивает на зрителей цветовой поток, состоящий из красного, зеленого и синего (чистого, как небесная лазурь).

С библейскими работами соседствуют листы, созданные под влиянием античной мифологии. Например, литографии из серии «Дафнис и Хлоя» (1960). Произведения получились столь удачными, что художника пригласили оформить одноименный балет в Парижской опере. Надо сказать, это был далеко не первый опыт погружения Шагала в театральный мир — дебют произошел еще в России. Правда, к балету будущий создатель росписи плафона Оперы Гарнье поначалу относился без восторга. Дягилевскую антрепризу — а художнику довелось общаться и с Бакстом, и с Нижинским — Шагал упрекал в излишней рафинированности: «Все… открытия, находки, «новшества» подбирались и отшлифовывались в угоду светскому вкусу: изящно и пикантно. А я — сын рабочего, и меня часто подмывает наследить на сияющем паркете». Возможно, виной всему непростые отношения с Бакстом, который, по воспоминаниям Шагала, обещал помочь молодому провинциалу перебраться в Париж, но слова не сдержал.

Кроме того, на выставке можно увидеть литографии из серии «Озорник» (1958), посвященные рассказу писателя Жана Полана. Ученик Леви-Стросса и редактор журнала, где печатались Батай и Селин, Полан был одним из тех, кто определял развитие французской мысли. Они с Шагалом крепко подружились, хотя уроженец Витебска и считал себя ретроградом. Столкнувшись в 1910-е с кубистами и супрематистами, исследовавшими формальную сторону искусства, художник вопрошал: «Куда мы идем? Что за эпоха, прославляющая технику и преклоняющаяся перед формализмом? Да здравствует же безумие! Очистительный потоп. Глубинная, а не поверхностная революция». 

Его листы из серии «Озорник» вполне соответствуют пламенному призыву: здесь много чувства и мало рацио. Опять летают все — не только люди, но и диковинные существа, напоминающие персонажей средневековых бестиариев. И будто слышишь слова самого Шагала: «О, вот бы оседлать каменную химеру Нотр-Дама, обхватить ее руками и ногами да полететь! Подо мной Париж! Мой второй Витебск!»

«Моя жизнь»