Франции — Цветаеву, женщинам — букет

Елена ЯМПОЛЬСКАЯ

16.03.2012

Зураб Церетели успевает работать сразу для нескольких стран. О своих новых проектах президент Российской академии художеств рассказал «Культуре».

«Борис, я не те письма пишу. Настоящие и не касаются бумаги. Сегодня, например, два часа идя за Муркиной коляской по незнакомой дороге — дорогам — сворачивая наугад, все узнавая, блаженствуя, что наконец на суше, гладя — походя — какие-то колючие цветущие кусты — Борис, я говорила с тобой непрерывно, в тебя говорила — радовалась — дышала. Минутами, когда ты слишком долго задумывался, я брала обеими руками твою голову и поворачивала: вот! Не думай, что красота: Вандея бедная, вне всякой внешней heroic’и, кусты, пески, кресты. Таратайки с осликами. Чахлые виноградники. И день был серый (окраска сна), и ветру не было. Но — ощущение чужого Троицына дня, умиление над детьми в ослиных таратайках: девочки в длинных платьях, важные, в шляпках (именно к ах!) времен моего детства — нелепых — квадратное дно и боковые банты, — девочки, так похожие на бабушек, и бабушки так похожие на девочек... Но не об этом — о другом — и об этом — о всем — о нас сегодня, из Москвы или St. Gill’a — не знаю, глядевших на нищую праздничную Вандею...

Борис, но одно: Я НЕ ЛЮБЛЮ МОРЯ. Не могу. Столько места, а ходить нельзя. Раз. Оно двигается, а я гляжу. Два. Борис, да ведь это та же сцена, т.е. моя вынужденная заведомая неподвижность. Моя косность... А ночью! Холодное, шарахающееся, невидимое, нелюбящее, исполненное себя... Землю я жалею: ей холодно. Морю не холодно, это и есть — оно, все, что в нем ужасающего — оно. Суть его. Огромный холодильник (Ночь). Или огромный котел (День). И совершенно круглое. Чудовищное блюдце...»

Так в мае 1926 года нервной буквенной кардиограммой поддерживала Марина Цветаева эпистолярную связь с Борисом Пастернаком. Он в Москве. Она в городке Сен-Жиль-Круа-де-Ви на западе Франции, у впадения реки Ви (Жизнь, по-нашему) в Атлантику.

Цветаева провела здесь лето 1926-го, и один из прибрежных прогулочных маршрутов — где бегала юная Аля и катилась коляска с Муром — назван в ее честь.

Курортный городок славится песчаными пляжами, средневековыми домиками, сёрфингом, рыбалкой, вообще — полнейшим релаксом на целительном океанском воздухе, однако знаменитости заезжали сюда редко. Причем преимущественно русские — помимо великой и самой беспокойной нашей поэтессы в списках значатся еще Константин Бальмонт и Сергей Прокофьев. Посему имиджевую память о Цветаевой в Сен-Жиль-Круа-де-Ви поддерживают поэтическими вечерами, спектаклями, конференциями. А к 120-летию со дня рождения Марины Ивановны — дата грядет 8 октября — мэр Патрик Наиль запланировал установку памятника.

Скульптура авторства Зураба Церетели появится на оживленной набережной Гарси Ферранда. И что интересно, будет перекликаться с другой работой того же ваятеля — бронзовым образом Бориса Пастернака на территории ГМИИ имени Пушкина в Москве.

Пастернак и Цветаева по замыслу Церетели зеркально развернуты друг к другу — они пребывают в диалоге через три с половиной тысячи километров. Как вспоминала Аля, то бишь Ариадна Сергеевна Эфрон, переписка поэтов длилась с 1922 по 1935 год и как раз в середине 1920-х достигла эмоционального пика.

Что касается третьего собеседника, Райнера Марии Рильке, о нем президент РАХ пока речь не ведет. Это и понятно: впереди еще установка 126-метрового Колумба (он же «Рождение Нового Света») по другую сторону Атлантики, в пуэрто-риканском городе Аресибо.

Кроме того, Церетели готовит сюрприз москвичкам к следующему 8 Марта. В отличие от Цветаевой и Пастернака с их скромными 1,8 м в высоту (для батоно Зураба это просто мелкая пластика), задуманный в форме роскошного букета, Музей женщин взметнется на 14 метров. Диаметр купола с подсолнухами, розами, лилиями и ромашками — 9 метров. Какова будет начинка музея, а также, где именно разместится этот образец монументальной флористики, автор пока держит в тайне. Говорит только про «объемную пространственную композицию», декларирует необходимость «рассказать о женщине языком искусства», хитро прищурившись, обещает: «Я так сделаю, что все ахнут!» и настаивает: «Нам от женщины обеды нужны и чистые сорочки, а ее надо носить на руках!» (этот тезис наверняка обретет внутри Музея конкретное пластическое решение).

У скульптора Церетели есть и поклонники, и противники, однако рыцарское отношение к дамам является аксиомным качеством Зураба Константиновича. Оспорить не удастся, даже не пытайтесь.