От «Жизни за царя» до царя Бориса

Лариса БАРЫКИНА, Екатеринбург

28.09.2012

Екатеринбургский государственный академический театр оперы и балета, один из старейших музыкальных театров России, отмечает столетний юбилей.

Свой первый сезон тогда еще Новый городской театр открыл 29 сентября 1912 года оперой «Жизнь за царя». Вековая жизнь — это история превращения обычной периферийной труппы в крупнейший коллектив страны, имеющий федеральный статус. Свой творческий путь здесь начинали Иван Козловский и Сергей Лемешев, Ирина Архипова и Борис Штоколов, Юрий Гуляев и Евгений Колобов…Театр дважды удостаивался Государственной премии СССР: в 1946 году — первым из периферийных — за постановку оперы «Отелло» и в 1987-м — за сценическое рождение оперы Владимира Кобекина «Пророк». Сегодня в репертуаре более 30 опер и балетов, труппа нередко гастролирует за рубежом, возглавляют ее главный дирижер Павел Клиничев и худрук балета Вячеслав Самодуров.

29 сентября, в день своего столетия, екатеринбургский театр откроет праздничную декаду и представит премьеру — оперу Мусоргского «Борис Годунов». Для постановки был приглашен один из тех, кто в свое время придал этой труппе мощную энергию ускорения, — режиссер Александр ТИТЕЛЬ.

культура: Что двигало Вами, когда после двадцати с лишним лет отсутствия Вы приняли предложение вновь поставить спектакль в этом театре?

Титель: В моей жизни было два главных театра: Свердловский оперный и Музыкальный имени Станиславского и Немировича-Данченко. И оба с моими ближайшими сподвижниками я строил в буквальном — имею в виду реконструкции — и в переносном смысле. С тех пор как я сделал «Бориса Годунова» именно здесь, в Свердловске, в 1983 году, я больше эту оперу никогда не ставил — мне не раз предлагали, но я отказывался. Мне казалось, что тогда в нашем с Бражником и Гейдебрехтом спектакле мы высказались максимально полно. И, прошу извинить за высокопарность, достаточно пророчески. Мы предчувствовали смуту, кризис. А вот сейчас — да, могу сказать что-то новое. Театр был построен на народные деньги, собранные на Урале в 1912 году. Это такой замечательный пример — человеческий и культурный. Конечно, круглая дата, тоже сыграла свою роль.

культура: А как же насчет того, что дважды в одну реку не входят?

Титель: Конечно, я понимал, что еду в другой театр. Знал о том долголетнем конфликте, который здесь полыхал, о том, как небескровно он разрешился. Знал, что нет уже в живых замечательного директора Вадима Сергеевича Вяткина, знал, как тяжело уходил из театра прекрасный дирижер Евгений Бражник. Но я верил в то, что при всех болях и бедах мне удастся увлечь людей, собрать команду и сделать достойную работу к этой красивой дате. Этого же, я видел, хочет и директор театра Андрей Шишкин, который и пригласил меня. В общем, если я и вхожу в реку, то — в другую.

культура: У Вас уже был подобный опыт со «Сказками Гофмана». Спустя 25 лет после легендарного свердловского спектакля вы собрались ровно той же командой, чтобы сделать ту же оперу, но уже в московском Музтеатре.

Титель: Знал, что мне будут припоминать старый спектакль и говорить, что он был лучше… Но ведь и время другое, и театр другой, и мы другие.

культура: Вернемся к Свердловску – Екатеринбургу. Что осталось в памяти прежде всего?

Титель: Суровость климата, почти вечный снег. Непритязательность — тогдашняя — этого города. Пустые нередко улицы, потому что все работают. Простые, открытые люди, на которых можно положиться. Труппа, которую я нежно возлюбил.

культура: А затем и слепил?

Титель: Да, но на базе прежней. При 30-40-градусных морозах в нашем уютном театре было всегда тепло. И по-человечески тоже. Сложилась удивительная творческая атмосфера. Работалось легко. Когда я приехал, сам театр и окружающие здания были какие-то угрюмо-зеленые. Но потом случилась реконструкция, театр покрыли белой мраморной крошкой, и он стал непередаваемо красив. Особенно зимой, когда сливался с белоснежным окружением и в нем горели только окна, это был абсолютно феллиниевский «И корабль плывет». Мы отсюда не вылезали по 12 часов в сутки. И так — 11 лет.

культура: Ваша модель театра — театр-дом?

Титель: Театр — это такое дело: зараза, банда, это закрытое КБ, космический корабль, подводная лодка. В нем надо жить. И не интригами, а творчеством. Вообще, раньше было естественно для молодых дирижеров, режиссеров ехать в провинцию, там учиться чему-то, становиться кем-то. Сейчас все хотят сидеть в Москве или Петербурге, налетами куда-то ездить. Так театра не создать. Притом что обязательно должны быть классные менеджеры, и театры как художественные организмы, говорящие с публикой, должны создаваться творческими личностями, теми, у кого есть идеи.

культура: Вместе с Юрием Александровым, Александром Петровым Вы, в сущности, представляете уже старшее поколение российской музыкальной режиссуры. Ощущаете себя именно так?

Титель: Конечно, хорошо быть молодым, когда есть старшие — Покровский, Михайлов, Штейн, Юрий Петров, Минский… Но возраста не ощущаю. Может, потому что постоянно работаю со студентами. Преподавание — один из главных источников знаний о новом поколении. Сразу их предупреждаю, что им много дам, но и многое возьму, наши взаимоотношения будут носить взаимовыгодный характер, я буду пить их «кровь», чтобы знать, из чего она состоит, а они будут это делать со мной. Или такой пример. Однажды наш театр играл «Богему» на гастролях в театре одного американского университета. Устроители сказали, что больше чем полспектакля зрителям не выдержать, и мы закончили хеппи-эндом Латинского квартала. И вот эти молодые американцы, как положено, в бейсболках и кроссовках 46-го размера, сидели, положив ноги на спинки впереди стоящих кресел. А потом был разговор. И на мой вопрос, понятны ли им эти герои, такие же молодые, как и они, или это какая-то выдуманная история, они ответили: да, все понятно, только вот «одеты они как-то странно»...

культура: Тогда закономерен вопрос про «оперу в пальто», про тот театр, который непременно переодевает исторические сюжеты в современные одежды. Вообще, что у нас сейчас происходит в режиссерской опере?

Титель: Простое переодевание ни к чему не приведет. Но сам факт представления персонажей в другом времени может навести режиссерскую фантазию на многие новые ходы. К сожалению, для многих моих коллег это палочка-выручалочка: одел в пальто или шинели, раздал компьютеры и все. Но это не решение, а прятки. Иногда интереснее и сложнее, когда в старинных костюмах действуют такие же люди, как мы.

культура: Нужна ли актуализация опере? Как говорил автор, которого Вы сейчас ставите, Мусоргский: «Прошлое в настоящем».

Титель: С этой точки зрения, любой сюжет нуждается в актуализации. Он должен быть реализован в чувствах и мыслях, понятных актерам, а значит, и сегодняшним зрителям. Те, кто просто пересаживает старые формы, делают мертвый театр. Живой — тот, где ставят Аристофана, Шекспира, Мольера, Пушкина, но находят у них то, что волнует наших современников. Собственно, режиссура этим и занималась — по крайней мере, весь XX век. Конечно, русская опера более привязана ко времени: композиторы стремились к реализму. Это Моцарт универсален, его можно представить в любой эпохе, он всюду и всегда уместен. Главный вопрос, в том числе и с русской оперой: как это петь сегодня? Как этими же нотами дать сегодняшнюю интерпретацию? Как избавиться от романтических клише, присутствующих в музыке XIX века? Задача режиссера — теперь дирижеры, к сожалению, этим не занимаются — переинтонирование оперы. Ведь и Шаляпин сегодня пел бы иначе. Переинтонирование — это и есть актуализация, а вовсе не современные прикиды в современном интерьере.

культура: О чем будет Ваш сегодняшний «Борис Годунов»?

Титель: Я сразу сказал, что буду делать первую редакцию, без Кром и без Польского акта. Вторая здесь уже была. Екатеринбург — крупный культурный центр, он может позволить себе эксклюзивные вещи, не укладывающиеся в мейнстрим, состоящий из «Евгения Онегина», «Травиаты», «Тоски». Наш спектакль сложно отнести к какому-то определенному времени, это такой набор острых моментов истории, на которые реагирует наша культурная память. Антиутопия, которую я бы назвал воспоминанием о будущем.