Наталия МАРГИЕВА

26.03.2014

Треть психологов получила «неуд»

Депутаты Госдумы уверены, что надо не только ужесточать требования к хранению и продаже оружия. Необходимо также более строго контролировать психологов, работающих в школах, чтобы они заранее выявляли тихонь со скрытыми проблемами — таких, которые могут оказаться бомбой замедленного действия. Как это произошло с 15-летним Сергеем Гордеевым («Культура» рассказывала о трагедии в № 4 за этот год).

Сейчас в Москве полным ходом идет переаттестация всех психологов, работающих с детьми. Такая же участь ожидает знатоков детских душ и в других регионах. 

— Недоработки в этой области очевидны, — сказал «Культуре» заместитель председателя комитета Госдумы по образованию Виктор Шудегов. — Я не уверен, что наше психологическое сообщество отвечает запросам, сформировавшимся за последние 10–15 лет. А подростки сейчас изменились. На одном из недавних заседаний Госдумы, посвященных детскому воспитанию, я привел результаты социологического опроса, проведенного ректором Московского гуманитарного университета Игорем Ильинским. На вопрос: «Какие личные качества наиболее характерны для российской молодежи?» — 46% респондентов ответили: эгоизм, почти 40% — агрессивность. И лишь 3% указали такие качества, как порядочность и совестливость.

В столице ответственными за экстренную переаттестацию назначены специалисты Московского психолого-педагогического университета (МГППУ). Для них кризис психологической службы не новость.

— Мы еще три года назад попытались выяснить уровень квалификации психологов в московских школах, — говорит пресс-секретарь МГППУ Лев Кулаков. — По поручению нынешнего вице-премьера Ольги Голодец, которая тогда занимала должность заместителя мэра Москвы по вопросам образования и здравоохранения, мы решили протестировать психологов из школ Центрального административного округа. 

Результаты оказались неутешительными. Лишь каждый четвертый прошел тест, а «неуд» получили почти 35 процентов сотрудников. Получается, более трети подлежали увольнению или срочной отправке на курсы повышения квалификации. Ошеломленные таким результатом экзаменаторы решили провести более широкое тестирование — в масштабах всего города. Теперь в опросе приняли участие почти четыре тысячи специалистов. Однако проект завис.

— Произошло вот что, — сказали мне на факультете психологии образования МГППУ. — Педагогам зарплату подняли, а у психологов оставили прежней. Начался их массовый отток из школ.

Понятно, что в такой ситуации разговоры о повышении профессионального уровня, не говоря уже об увольнении самых неумелых, потеряли всякий смысл: и так работать некому. Хотя, на мой взгляд, поувольняли бы — и ладно, невелика потеря. Вот прежде в школах не было никаких специальных психологов, учителя сами как-то находили общий язык с учениками. И знания давали, и хороших людей воспитывали, и пользовались таким авторитетом, что спустя десять, а то и двадцать лет после выпуска получали от выросших хулиганов и двоечников слова благодарности.

Впрочем, возлагать всю вину на самих психологов не совсем правильно. Проверять их уровень знаний надо не когда гром грянет, а постоянно. И посылать на курсы повышения квалификации хотя бы раз в три года, а лучше — чаще. Причем за государственный счет. 

— Зачастую переаттестации у психологов не происходит вообще, — признается Сергей Ениколопов, руководитель отдела медицинской психологии Научного центра психического здоровья РАМН. — Да, безусловно, есть огромное количество курсов, но они не дают системного профессионального роста. В основном повышают уровень семейных консультантов.

По мнению большинства опрошенных «Культурой» школьных психологов, как бывших, так и действующих, в образовательной среде они — непрофильный продукт. Нет учителя географии — это караул. А психолог? Полставки — полчеловека.

Если раньше столичный департамент образования перечислял деньги на повышение квалификации и переподготовку специалистов в учреждения, где эти мероприятия проводились, то уже с этого года финансы направляют непосредственно в школу. И теперь директор уже сам решает, на кого их потратить. Не факт, что на психолога.      

Бумажные человечки  

В качестве образцово-показательной — с точки зрения организации — мне посоветовали школу № 1298 в Куркино. Район по нынешним временам вполне престижный, большинство жителей — обладатели элитной недвижимости: симпатичного таунхауса или просторной квартиры в новостройке. Школа тоже старается держать марку — входит в рейтинг «Топ-400», единственная в Москве стала базой для подготовки и сдачи Кембриджских экзаменов — международных тестов для изучающих английский. Здесь работает целая коррекционная служба: есть и психологи, и нейропсихолог, и логопеды, и дефектологи.      

Заведует всем этим хозяйством Елена Терпенова. Высших образований у нее несколько, в том числе и профильное, психологическое. Главное в работе, говорит она, не навредить. Приходится лавировать между учителем, родителем и ребенком.

— Учитель сразу воспринимает меня в штыки: «Как это? Она может помочь трудному подростку, а я, педагог, получается, не могу?» Так что надо выстроить с ним правильный диалог. Ученику о проблеме нужно сказать очень деликатно, чтобы не нанести еще большую травму, и маме с папой подать ситуацию так, чтобы они стали моими союзниками, а не врагами.

Отношения с мамой-папой — это очень важно, поскольку по закону психолог имеет право работать со школьником, только получив письменное разрешение родителей. 

— Это вполне разумно, — соглашается моя собеседница. — Я бы тоже с опаской отнеслась: чем там занимаются с моим ребенком? Родители не очень приветствуют встречи с психологом. Бывают и отказы с их стороны, несмотря на нашу активную разъяснительную работу.

Главная причина родительского противостояния: они думают, что стоит признать наличие проблем, как ребенка тут же занесут в какие-то «списки сумасшедших» и все — прощай, нормальное будущее.

Школа в Куркино, где работает целое подразделение, — исключение. Обычно — один психолог на 800–900 детей. А почему? Потому что это никак не сказывается на авторитете школы — хорошо там организована психологическая помощь или нет. Сильный словесник или математик — это да, круто. А психолог — что он есть, что нет его: очков школе не прибавится. Вот и не выкладываются директора, чтобы усиливать эту службу.

А между тем на «мамских» форумах тема врачевания детских душ — одна из самых острых. Кто-то из родителей считает, что им повезло с психологом — сумел помочь дочери преодолеть тревожность, тренинги интересно проводятся. Но пессимизм перевешивает. 

«У нас в школе психолог дал детям тесты, ответы на которые они благополучно списали друг у друга, — пишет Людмила. — На этом их общение с непонятной тетенькой, как прозвали ее ученики, закончилось». «Школьный психолог несомненно нужен, но такая, как наша, явно в школе лишняя, — делится своими наблюдениями еще она родительница, Мария. — Чувствуется, что она просто «отбывает» свои часы. У нее такое мрачно-депрессивное отношение к жизни, что лучше бы ей работать в другом месте».

Психологи как вид в образовательном процессе давно выродились, считает бывший главный редактор газеты «Дошкольное образование» Марина Аромштам. Да, лет 6-7 назад еще можно было встретить настоящих энтузиастов своего дела, но сейчас их по пальцам пересчитать.

— Специалисту очень трудно добросовестно работать, если у него 900 подопечных, — говорит она. — При этом надо написать кучу отчетов. В результате он делает только то, за что, если не сделаешь, получишь нагоняй: заполняет бумаги. Работу школьных психологов в последнее время оценивали не по практическим результатам, а по тому, насколько искусно составлены документы. Чиновники от образования привыкли иметь дело с бумагой и проверяют профессионализм психолога таким же методом — бюрократизированным.

В хвосте науки

Специалисты считают, что в школе должно быть несколько психологов. Причем не только детский — учителя тоже нуждаются в помощи, в правильном совете, как себя вести с учениками, с родителями. Кстати, одной из возможных причин срыва Сергея Гордеева источники, близкие к расследованию, называют чрезмерный педантизм одной из учительниц, которая всегда спокойно и логично разбивала все доводы ученика в спорах о добре и зле. Кто знает, если бы она хоть раз дала парню одержать верх в дискуссии, может, не накопилось бы у него внутри столько ярости и не произошло бы этого взрыва. 

Недаром в некоторых московских школах уже появились клинические психологи. Эти специалисты — в отличие от психологов-педагогов — более тонко ориентируются в реакциях ребенка, могут отличить проблемы воспитания от чисто медицинских психиатрических проблем, когда человек просто не властен над собой и без медикаментозного вмешательства ему с недугом не справиться. 

Нужен в школе и социальный психолог, занимающийся профилактикой конфликтов, даже расстановкой кадров: какого учителя на какие классы «бросить», учитывая его опыт и характер. И криминальный психолог, умеющий работать с детьми, у которых стойко наблюдается отклоняющееся поведение. И еще довод в пользу «бригадного» метода: специалист должен находиться среди коллег по цеху, иметь возможность обсудить с ними возникшие проблемы.

По идее, кадров должно быть более чем достаточно. 

— В школах Москвы работают психологи, имеющие подготовку по направлению «Педагогика и психология», — сообщила «Культуре» пресс-секретарь департамента образования столицы Мария Ермакова. — В большинстве своем это выпускники специализированных факультетов педагогических или психолого-педагогических вузов. По ее словам, на рынке образования предложение со стороны таких специалистов значительно превышает спрос. А сколько еще психологов выпускают различные новоявленные вузы, штампующие дипломы буквально на коленке! Да, психологов сейчас огромное количество. Пекутся, как пирожки, на многочисленных профильных факультетах. Когда-то профессия психолога считалась экзотической, сейчас — едва ли не самой массовой. Но уровень их компетентности — хоть палочкой подпирай. Количество не переросло в качество.

Почему? Во-первых, большинство наших специалистов имеют дипломы бакалавров. Четыре года обучения — этого недостаточно, считает Сергей Ениколопов. По его словам, в США «потолок» бакалавра — это помощник школьного психолога. У нас же люди с таким уровнем образования считаются полноценными специалистами.

Во-вторых, качественная подготовка в дефиците. Понятно, что психолог, получивший образование в Московском государственном университете — это один уровень, а выпущенный каким-нибудь финансово-юридическо-социальным институтом, —  совершенно  другой.

И в-третьих, мы здорово отстали. Мировая научная мысль в области психологии развивается с огромной скоростью.  

— К примеру, отечественные психологи пользуются американской методикой по изучению подростковой агрессивности, созданной еще в 1957 году и переведенной на русский в 1974-м, — говорит Ениколопов. — Я сам ее переводил. Сейчас мы имеем доступ к новому американскому труду по агрессивности, 1995 года издания, но наши школьные психологи о нем не знают.

Но как же так, говорю: в наших книжных магазинах полно книг по психологии. Матерый ученый в ответ снисходительно качает седой головой: милые дамы — авторы этих книг всерьез вопросами подростковой агрессивности не занимались. Научной и практической ценности их труды не имеют, считает он.

Лучше ничего, чем плохо

Еще на одну проблему обратила внимание ведущий психолог центра поддержки семьи «Контакт» Галия Нигметжанова. По ее словам, психологической подготовке самих педагогов уделяется в вузах и на курсах повышения квалификации очень мало внимания. Потому-то и не встретишь в нынешних школах учителей, подобных герою Вячеслава Тихонова из фильма «Доживем до понедельника». Но если система такой подготовки, когда педагог обязательно должен быть хорошим психологом, уже отмерла, если уже фактически произошло разделение: педагог — отдельно, психолог — отдельно, то психолог должен стать ассистентом педагога.

— Именно учителя находятся в постоянном контакте с детьми, — поясняет свою позицию Нигметжанова. — А психологу под силу подсказать им, как выстраивать отношения с трудными учениками, с их родителями. Он может спасти учителя от «эмоционального выгорания».

Мы по старинке привыкли считать психологов волшебниками. А на самом деле это обычные люди, кинувшиеся изучать психологию зачастую для того, чтобы помочь, прежде всего, себе. Даже это получается, увы, не всегда. Хватит ли у такого психолога воли, профессионализма и авторитета, чтобы помочь подростку быть в ладу с самим собой, — вопрос риторический. Что наверняка под силу школьным психологам, так это через систему регулярных, обязательных и самостоятельно выполняемых учениками тестов выявить проблемных ребят. И направить их в специализированные центры для коррекции или лечения. 

Но и тут проблема. Об одной мы уже говорили: требуется согласие родителей, а далеко не все готовы признать, что с их ребенком что-то не в порядке. И вторая проблема — у нас нет достаточного количества таких государственных учреждений, а платные консультации не всем родителям по карману. Значит, надо еще и создавать подобные доступные структуры.

Ну а если оперативной работе с учителями, учениками и родителями психолог предпочитает тишину кабинета, советуем с ним распрощаться. Лучше ничего, чем плохо.

Детский психолог Елена СЕРГЕЕВА:

— В 13–17 лет «малыш» зачастую на голову выше мамы с папой, он начинает себя чувствовать взрослым. Знает лучше всех, как ему жить и что делать, а мнение «предков» и учителей для него уже не авторитет. Но родители, как никто другой, обязаны найти контакт со своими чадами. Посадить подростка напротив и торжественно объявить: «сейчас мы будем с тобой разговаривать» — идея не верная. Не стоит затевать общение по душам и в комнате ребенка — это вторжение в его личное пространство. Беседа должна возникнуть как бы между прочим, во время какого-то совместного занятия, интересного не только вам. Раз ваш ребенок считает себя взрослым, с ним можно обсудить и серьезные проблемы. Хоть новости по телевизору. Или передачу по радио во время совместной поездки в машине. Спросите, что он думает по этому поводу, что говорят об этом его друзья, одноклассники, учителя. Учитесь слушать его и уважать его мнение. Потихоньку с общеполитических проблем можно перейти к бытовым. Например, подробно обсудить планы на каникулы. Тут вы с удивлением можете узнать, что «не поеду на дачу», объясняется не капризами, а нежеланием расставаться с первой любовью. Воздержитесь от шуток по этому поводу.

Мама троих детей Анна КУТЕПОВА:

— Разговаривать с подростком нужно по-человечески, а не как с мятежником. Особенно важен пример отца для юноши. Так случилось, что мой муж был в длительной командировке и первые гвозди Сашку учил забивать его крестный, с ним он советуется до сих пор. Наш папа, кажется, ревнует.

Важны уют и спокойствие в доме, хорошие добрые традиции. У нас на даче есть камин, возле него мы вечерами секретничаем с дочкой Соней, ей 13 лет. Ссоры с подружками, первые симпатии — такие у нас уроки этики и психологии семейной жизни. 

Воспитывать собственных детей — серьезная работа. Чтобы они тебе доверяли, нужно жить их интересами. Поэтому я научилась собирать роботов «Лего», освоила компьютерную стрелялку и сломала руку, катаясь на роликах.

Учитель Татьяна САПРОНОВА:

— Трагедию в московской школе мы обсудили с учениками. Поговорили о том, как справляться с эмоциями, что делать с обидой. Говорят, там все произошло из-за двойки. В профессии учителя это самое сложное — ставить двойки. Но надо объяснять, что разовая неудача — это не тупик, а барьер, который нужно преодолеть. Можно и на личном примере. Например, я мастер спорта по фехтованию, рассказываю, как через боль, страх, неудачи достигать побед.

Плохо, что у сегодняшних детей очень мало обязанностей. Мой дед был учителем в сельской школе. При ней был свой огород, лошадь, на которой пахали. Обедали ребята в школе бесплатно — тем, что вырастили сами. Труд очень важен, он воспитывает без психологов. А еще семья, традиции, любовь к Родине — ребенку важно ощущать свою принадлежность к большому и славному. Поэтому прошу, чтобы дети рассказывали в классе о своих бабушках и дедушках, приносили семейные фотографии.

Психолог Елена Бабынина: «Я видела, что Сережа — проблемный мальчик»

Психолог школы, в которой произошло двойное убийство, наотрез отказывала журналистам в интервью. Но для «Культуры» Елена Бабынина сделала исключение и рассказала, чем Сергей Гордеев отличался от своих сверстников.

Культура: Вы были знакомы с Сергеем Гордеевым?
Бабынина: Да, я его знала хорошо. Не «проморгала», как обо мне пишут СМИ. Я видела, что это проблемный мальчик. Мне сейчас очень тяжело. Я так же, как и семья Гордеевых, испытываю колоссальную психологическую нагрузку. Общество думает, что это я упустила мальчика.

Культура: А на самом деле? Итак, Вы заметили у Сергея проблемы...
Бабынина: Да, он мне показался сложным ребенком. Тревожным. Требующим психологического сопровождения, вмешательства.

Культура: И что Вы предприняли?
Бабынина: Встал вопрос о коррекции его поведения, но родители Гордеева запретили мне сотрудничать с их сыном. Я в такой ситуации ничего не могла сделать. Отец Гордеева мне категорически заявил, что их сын не нуждается в чьей-либо помощи, в том числе и в моей.

Культура: Чувствуете свою ответственность за то, что произошло?
Бабынина: Это очень сложный вопрос. Ответственность несут все взрослые: и родители, и учителя, и психологи. Но поймите и меня: что может сделать психолог? Даже очевидные проблемы, выявленные у детей, можно корректировать только при определенных условиях, зависящих не от квалификации и уровня профессионализма педагога-психолога, а от того, понимают ли необходимость такой коррекции родители ребенка. Например, я уже вижу диагноз у первоклассника, но не могу работать с ним, потому что родители против.

Культура: Выходит, вы сделали все возможное, а основную вину возложили на вас?
Бабынина: Да. Мэр Собянин заявил по телевидению, что я не обратила внимания на Сережу, не вникла в школьный процесс... Наверное, ему кто-то из подчиненных так доложил. Но ведь на самом деле это не так, у меня от этих слов сейчас большие неприятности.

Культура: Какие? Вас уволили?
Бабынина: Нет, я продолжаю работать. Но поймите, я дипломированный психолог, окончила Московский педагогический государственный университет, у меня стаж 18 лет, репутация в профессиональной среде, а меня из-за этих слов травят... Я даже задумываюсь, не обратиться ли мне в суд с иском о защите чести и достоинства. Но пока идет следствие, я не могу это сделать, поскольку давала подписку о неразглашении обстоятельств дела.