«Культура» узнала у архитектурного критика, как эпидемии меняли облик городов.

Средневековые города были мало похожи на современные мегаполисы. Плотная застройка, узкие переулки, нечистоты, сливаемые прямо на улицу. И как следствие — антисанитария и болезни. Принципы, выработанные в многовековой борьбе с эпидемиями, легли в основу современного градостроительства. Об этом культуре рассказал архитектурный критик Константин Бударин, автор Telegram-канала less is a bore.

— Какие эпидемии повлияли на облик городов?

— Например, эпидемия туберкулеза — главного заболевания индустриальных городов XIX века. Почти у каждого из нас есть предки, умершие от этой болезни. Считалось, что лечебное действие оказывают свежий воздух и солнце. Эти представления в начале XX века определили развитие архитектуры.
Скажем, идея стерильного гигиеничного пространства была заимствована у санаториев. Или такая деталь, как плоские крыши — особенность проектов одного из главных архитекторов XX века Ле Корбюзье. Санатории с такими крышами еще до Ле Корбюзье строили в Давосе, центре лечения туберкулеза. Проект современной архитектуры буквально опирался на рекомендации врачей. Считалось, что туберкулез лечит гигиена, солнце и свежий воздух — и модернистская архитектура именно об этом: о солнечных квартирах, террасах и балконах, о белизне, чистоте и свежем воздухе. 

 
Впоследствии те же принципы перекочевали и в градостроительство. При проектировании жилых районов думали не о том, чтобы сформировать квартал и уличный фронт, а чтобы каждая квартира получила максимум инсоляции и доступ к зелени.

— Затем появились антибиотики, эффективные в лечении туберкулеза. А нормы инсоляции сохранились?

— Во всяком случае, в России они никуда не делись. Инсоляция хороша сама по себе: мы любим солнце вне зависимости от медицинских оснований. Но есть «тяжелое наследие» туберкулезного планирования, которое нас ограничивает. Идеал модернистской архитектуры — отдельно стоящие здания, окруженные зеленью. Это в целом отличная модель. Однако сегодня ответов на то, как может выглядеть жилой квартал, стало намного больше. Кажется, странным, что мы до сих пор используем единственный вариант — «башня в парке».

— Как облик городов изменили эпидемии холеры и чумы?

— В 1854 году в Лондоне случилась вспышка холеры. Люди еще не понимали причин болезни. Врач Джон Сноу решил исследовать связь между очагами заболеваний и источниками воды — водозаборными колонками, водопровода тогда не было. Он расспросил местных жителей и в итоге идентифицировал источник заражения — колонку на Брод-стрит. Ее закрыли, и вспышка холеры пошла на спад. Собранные данные Сноу нанес на карту. По сути, это стало началом современной эпидемиологии. А также заставило усовершенствовать системы водоснабжения.

Другой пример. Леонардо да Винчи оказался в Милане, когда там бушевала чума. Сохранилось несколько рисунков художника, на которых изображен проект города будущего. Главная идея заключалась в разведении транспортных потоков, чтобы избежать грязи и тесноты. Под землей Леонардо предложил прорыть канализационные каналы. На уровне земли — устроить широкие улицы для простых людей и конного транспорта. А для знати — соорудить верхние улицы на галереях. О разведении транспортных потоков говорили многие архитекторы XX века. Например, Ле Корбюзье, предложивший проект «Лучезарного города». В общем, современный мегаполис родился из попытки создать более здоровую среду.

— А как справлялись с эпидемиями в России? Например, в XVIII веке в Москве была вспышка чумы, начались бунты…

— Про принципы администрирования чумы, общие для Европы того времени, писал французский философ Мишель Фуко. Происходило то же, что и сейчас. Жители самоизолировались, запасались провизией. Смысл администрирования заключался в том, чтобы контролировать местоположение граждан. Город делился на квадраты, за каждый отвечал соответствующий чиновник. Он передавал информацию вышестоящим инстанциям. Граждане должны были физически свидетельствовать о своем местонахождении. Когда мимо дома проходил интендант, глава семейства высовывался в окно и отчитывался. Сегодня мы тоже должны свидетельствовать о том, где мы находимся, правда, появились цифровые инструменты контроля.

В Москве XVIII века происходило то же самое. Екатерина II отправила четыре лейб-гвардейских полка под командованием Григория Орлова для наведения порядка. Город разделили на участки, усилили карантин. Следствием той эпидемии стали два проекта: появление первого московского водопровода и новых городских кладбищ. С водопроводом все понятно — была необходима чистая питьевая вода. Кладбища — более интересный случай. Их появление — пример современного подхода к городскому планированию. Функциональное зонирование — когда выделяется определенная территория, назначается ее функция — стало мейнстримом в XX веке. Процесс трансформации города в современную форму включает в себя создание инструментов биополитики, по выражению Фуко. То есть контроля за человеческим телом. Кладбища — контроль над телом человека после его смерти. По указу сената, умерших запретили хоронить при церквях — для кладбищ выделяли специальные места за чертой города. В Москве по распоряжению Орлова хоронили за пределами Камер-Коллежского вала. Местоположение останков стало предметом городского администрирования. Таким образом, власть как бы заявила: «Ваша смерть — предмет нашей заботы».

— Получается, карантинные меры за столетия мало изменились?

— Мне кажется, да. По крайней мере, это касается механизма самоизоляции, который описывает Фуко. Отличие нашей ситуации в том, что мы хорошо понимаем, что происходит. А тогда люди не знали, что такое вирус, не было математических моделей его распространения. Разбирались опытным путем.

Плюс было много эксцентрики. Фуко описывает процесс разбрызгивания духов: люди запирались в доме, закупоривали отверстия и пытались как могли дезинфицировать помещения. Существовала теория миазма — некоего облака болезней. Считалось, что это облако летает по городу. Отсюда, кстати, представление о том, что город обязательно должен быть «проветриваемым». Ветра, продувающие наши микрорайоны, — отголосок чуть ли не античных представлений о природе болезней.

— После пандемии работа на удаленке, вероятно, прочно войдет в нашу жизнь. Изменит ли это облик городов?

— Сложно сказать. Такие большие города, как Москва, меняются медленно. Если 100 тысяч человек из 10 или 15 миллионов начнут жить по-новому, на облике мегаполиса это отразится мало. С другой стороны, сейчас многие почувствовали преимущества жизни за городом, акции такого жилья резко взлетели вверх. Вся популярная урбанистика говорит о том, что в центре города сосредоточены развлечения и культура. Однако в ситуации, когда контакты нужно ограничить, загородный дом стал решением проблемы. Можно предположить, что все больше людей будут выбирать подобный образ жизни. 

 
Что касается удаленки: из-за эпидемии коронавируса интернет «дошел» до тех, кто раньше в своей профессиональной деятельности обходился без онлайн-инструментов. Это может повлиять на то, как устроен труд, поскольку многие специальности не требуют физического присутствия. Не думаю, что это изменит облик городов, но, возможно, появятся новые лайфстайлы. Например, выяснится, что бухгалтерию можно вести онлайн, и у людей будет возможность выбора. Зачем копить на дорогую квартиру за МКАД, если можно жить в Минеральных Водах, дышать свежим воздухом и работать удаленно на Москву.