Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

05.02.2014

Реставрировать церкви, когда их массово закрывали, а религия объявлялась вне закона — для этого требовалось особое мужество. Накануне дня рождения легендарного архитектора (он появился на свет 9 февраля 1892 года), «Культура» встретилась с его учеником, реставратором Александром Пономаревым.

— Вот здесь он жил, — показывает на угловое окно Александр Михайлович. Мы стоим рядом с небольшим белым домиком на территории Новодевичьего монастыря. — Это так называемые «Больничные палаты». В советское время здесь были коммунальные квартиры. Последние годы, после ухода жены, Марии Юрьевны, он доживал практически слепым. За ним ухаживала дочь, Ольга Петровна.

культура: Как Вы познакомились с Барановским?
Пономарев: Мне было 22 года. Хотел поработать на каникулах на раскопках. Рассказали, что известный архитектор, Петр Барановский, восстанавливает в Смоленской области Троицкий Болдин монастырь и набирает бригаду. Петр Дмитриевич показался мне очень простым. Коротко объяснил, как проехать в деревню Болдино. Так я попал в то место, которое сыграло большую роль в его жизни, а теперь стало и частью моей.

культура: Барановского больше знают по московским делам — Андроников монастырь, Коломенское, Крутицкое подворье…
Пономарев: Болдино — его исток, первая работа. Он побывал там еще в 1911 году. Члены Императорского Московского археологического общества попросили: «Петя, пришла бумага из Троицкого Болдина монастыря. Хотят разобрать каменный шатер, который вот-вот разрушится. Твой родной город рядом. Будешь летом на каникулах — посмотри».

Он съездил в Болдино. И поразился архитектуре XVI века — последнему памятнику московской Руси на западных границах. Вещественному символу ее могущества. Так все и началось.

культура: А как он стал директором музея Коломенское?
Пономарев: В 20-е годы у него было несколько экспедиций по Русскому Северу. Там увидел памятники деревянной архитектуры — заброшенные, никому не нужные. Чтобы они не пропали, стал свозить их в Коломенское, где в 1923 году по его предложению создали музей. Петр Дмитриевич являлся его директором до 1933-го. Не все шло гладко. Музею требовалась земля, и директор попытался отнять ее у крестьян. Объяснял им: здесь должна быть охранная зона. Вспоминал потом, как за ним с кольями гнались мужики. Еле ноги унес…

Сегодня музей состоит фактически из того, что было собрано Барановским. Мосгордума еще несколько лет назад вынесла решение об установке ему памятника, но, к сожалению, подвижек пока нет.

культура: Во второй половине 20-х он реставрировал Казанский собор на Красной площади на деньги обновленческого прихода. Для Барановского это имело значение?
Пономарев: Думаю, это было не столь важно. Главное для него — чтобы дело продвигалось, был результат.

культура: Из воспоминаний о Барановском создается впечатление, что он не знал отдыха: спас один храм, тут же ехал заниматься другим…
Пономарев: Это так. В Коломенском, например, нашли уникальную записку. Уже находясь в заключении, он прислал жене подробную инструкцию, как собирать башню Николо-Корельского монастыря, которую привез с Белого моря. Барановский всегда думал о деле. И никогда не руководствовался конъюнктурными соображениями.

культура: Петра Дмитриевича считают защитником собора Василия Блаженного, который, говорят, собирались снести и расширить Красную площадь. Искусствовед Владимир Десятников писал: архитектор отбил телеграмму Сталину, и только после этого храм был спасен. Сам Барановский вспоминал, что после ареста на допросах его пугали: «А мы вашего Василия Блаженного уже ломаем…»
Пономарев: Мы с ним об этом почти не говорили. Лишь раз спросил Петра Дмитриевича: правда ли, как написал Василий Песков, он на Лубянке грозился покончить с собой, если взорвут собор? Барановский ответил: «Да разве я мог такое сказать? Они были бы только рады». Что касается телеграммы… Я не узнавал у работников архива, существует ли она. У Петра Дмитриевича было много черновиков, ее копия, может быть, и найдется. Вообще, детали этой истории, на мой взгляд, не столь важны. Главное, что Покровский собор до сих пор стоит на Красной площади. А какая бумага повлияла… Собор Василия Блаженного — символ страны. И Петр Дмитриевич тоже стал символом спасения наследия.

культура: Но ведь не все отреставрированные им здания уцелели.
Пономарев: Да, палаты Голицына в Охотном ряду снесли. Многие церкви были приведены в «гражданский» вид. С них сняли кресты, которые Барановский успел спасти — увез в Коломенское. Он обмерил многие храмы перед их окончательным уничтожением. В некоторые заходил последним…

культура: Как, например, в соборный храм Чудова монастыря в Кремле, взорванный в конце 1929 года. Петр Дмитриевич успел вынести оттуда мощи святителя Алексия…
Пономарев: Я лишь мельком слышал об этой истории. Сейчас мощи покоятся в Елоховском соборе.

культура: Судя по всему, его деятельность для многих оказалась как кость в горле.
Пономарев: Барановского арестовали в 1933 году, хотя повода никакого не было. Он никогда не выступал с политическими заявлениями. Петр Дмитриевич шел по «Делу славистов», его обвиняли в сепаратизме. В итоге выслали в Мариинск, где он провел три года. И проявил себя с прекрасной стороны. Построил электростанцию, музей, который, к сожалению, сгорел в 50-е…

культура: Что было потом?
Пономарев: После освобождения Барановскому запретили жить в Москве. Отправили за 101-й километр, в Александров. Там до него дошли вести, что начали ломать Казанский собор на Красной площади, который он реставрировал, но из-за ареста не успел закончить работу. Каждое утро Петр Дмитриевич ездил из Александрова в Москву. Фотографировал собор из окон Исторического музея, прекрасно понимая, чем ему это грозит. Своеобразный подвиг. А вечером возвращался за свой 101-й.

Сделанные тогда обмеры церкви он много лет спустя передал своему ученику, архитектору Олегу Журину. Благодаря этим документам тот смог в 1993-м воссоздать полностью утраченный Казанский собор, на месте которого был общественный туалет…

культура: Трудно поверить, что один человек смог спасти столько памятников.
Пономарев: Благодаря Петру Дмитриевичу хоть что-то уцелело от Зарядья. Там собирались снести все. А наиболее выдающиеся памятники — вроде церкви Зачатия Анны, что в Углу, и куска Китайгородской стены, перевезти в Коломенское. Он спас Старый английский двор на Варварке, обнаруженный им под бывшим зданием Библиотеки иностранной литературы. Когда стали разбирать дома, увидели: в их основании — сводчатые древние здания. Архитектору пришлось долго доказывать, что это памятник, который надо реставрировать, а не уничтожать.

культура: Болдино сохранилось благодаря его усилиям?
Пономарев: Без Барановского там сейчас ничего бы не было. После взрыва монастыря фашистами в 1943 году остались лишь груды кирпичей. В 64-м Петр Дмитриевич начал реставрационные работы. Я продолжаю их до сих пор. Благодаря нынешнему патриарху Кириллу, который был еще архиепископом Смоленским и Калиниградским, возрожден монастырь. Я написал ему в 1988 году, когда местные жители просили помочь зарегистрировать общину. Он пообещал найти священника-монаха и пригласил отца Антония, который до сих пор является настоятелем монастыря.

культура: Петр Дмитриевич — еще и создатель Музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева…
Пономарев: Он хотел сохранить ветшавший Спасо-Андроников монастырь. И воспользовался в 1947 году юбилейной датой — 800-летием Москвы, предложив организовать музей. Это был его метод: чтобы спасти памятник архитектуры, нужно объявить его музеем. Но Барановский не захотел быть директором. Роль хозяйственника — все-таки не его.

культура: Удивительно, что у Барановского никогда не опускались руки.
Пономарев: Такой характер. Он был очень жестким в том, что касалось дела. Это не каждый выдерживал. Мог позвонить в час или два ночи и сказать: нужно ехать туда-то, спасать такой-то храм. Сегодня, скажем, прихватило сердце, увезла «скорая помощь», а на следующий день мог пешком пройти 17 километров. Уму непостижимо!