Степкино счастье

Юлия ГОНЧАРОВА, Самара

25.12.2013

Как сироты, не улетевшие в Америку, находят приемных родителей в России

Почти год прошел с того дня, как был принят «закон Димы Яковлева», запрещающий американцам усыновлять русских детей. 259 малышей не улетели за океан. Сторонники продажи наших детей за рубеж (именно продажи, поскольку это — бизнес и очень денежный) пугают: «жертвы депутатского произвола» обречены остаться в детдомах. Однако это не так. Все ребята находятся в процессе устройства в семьи, а некоторые уже обрели родителей. Корреспондент «Культуры» отправилась в Самару, чтобы познакомиться с шестилетним Степой: впервые в жизни он встретит Новый год в семье — с мамой, бабушкой и сестрами.


Мама Наташа

У Степы медицинская карта потолще «Войны и мира», диагнозы в ней — один страшнее другого. По пяти из них можно получить инвалидность — причем за каждый отдельно, а тут они все в одном «букете», плюс «умственная отсталость». Передвигается на инвалидной коляске. По причине одного из заболеваний вынужден постоянно находиться в памперсах. Кстати, еще в детдоме научился сам менять их, не слезая с коляски, — а вы говорите «умственная отсталость». Ему много чему пришлось бы еще научиться самостоятельно, но полгода назад у него появилась мама Наташа. 

— Все началось больше двадцати лет назад, — рассказала Наталья Кажаева, пока мы ехали из аэропорта к ней домой. — Первый брак у меня был бездетный, и у нас с мужем появилась мысль усыновить ребенка. Но дальше раздумий дело не пошло. В семье начались разногласия, и мы расстались. А во втором браке у меня сразу родились две замечательные дочки-погодки. Мысль о приемном ребенке отошла на второй план, но я постоянно к ней возвращалась. Когда смотрела фильмы, читала статьи о сиротах, у меня постоянно возникало чувство вины, что где-то есть ребенок, которого я должна взять и не взяла. Спустя десять лет, к сожалению, и этот брак распался. Возникла какая-то пустота... Как-то я предложила дочкам: «Давайте приемную семью организуем, возьмем деток». Они сразу согласились.

В сентябре 2012 года через Самару проходил велопробег «Россия без сирот». Наталья пришла на конференцию, посвященную этой акции. Увидела ребят — бывших беспризорников, скитавшихся многие годы на улице, родившихся у алкоголиков. Попав в нормальные семьи, они становились музыкантами, спортсменами — да просто классными мальчишками и девчонками. Получалось, что любовь и правильное воспитание оказываются сильнее дурной наследственности. Так Наталья еще больше утвердилась в своем стремлении взять ребенка.

— А еще я боялась, что с приемным ребенком никогда больше не выйду замуж, а детям ведь нужен отец, — вспоминает Наталья. — Но Геннадий Мохненко — он сам приемный отец, активно занимается помощью детям-сиротам на Украине, — когда я поделилась с ним своими сомнениями, рассказал, что у них там есть девушка 25 лет, которая взяла семерых детей и после этого вышла замуж. И добавил: «Возьми, если можешь…» И я решила, что если суждено, то Бог даст нам папу, который примет всех. А другой нам и не нужен.

Головная боль

Однако то, что Наталья возьмет инвалида, она и сама никогда не могла предположить. Говорит, Бог дал. Начала читать истории приемных семей, изучать трудности, с которыми могла столкнуться. Часто просматривала сайт «Отказники.ру», на котором собрана информация о сиротах. Один мальчишка так запал в душу, что стала собирать документы, чтобы забрать его домой. То, что малыш инвалид, и никогда не сможет ходить, ее не смутило. Мы ведь не выбираем своих детей, а любим и принимаем их такими, какие они есть, со всеми их болезнями и проблемами. Так и тут. Однако сбор необходимых бумажек оказался делом не быстрым. Мальчика тем временем взяла к себе другая семья. Но решение усыновить ребенка, причем именно больного ребенка, пусть даже инвалида-колясочника, стало только крепче.

— Таким детям мама нужна еще больше, — вспоминает Наталья. — Они и так настрадались в жизни. Если не попадают в семью, то в восемнадцать лет их отправляют доживать в дом инвалидов. Знакомая девушка из организации «Волонтеры в помощь детям-сиротам» мне скинула ссылку на фотографию Степана.

Степа — один из тех ребят, кто чуть не уехал в Америку. Лаура и Джеф не производили впечатление монстров. У них дочка в инвалидной коляске и занимается при этом бальными танцами. Решили взять и Степу с ДЦП. Познакомились с малышом, собрали документы, привезли в детский дом чемодан, чтобы ребенок собрал свои вещи. Но тут вступил в действие новый закон, и несостоявшиеся американские усыновители улетели за океан. Одни. А Степе и другим таким, как он, стали искать российских родителей.

— Я как увидела, сразу поняла: это наш, — волнуясь, вспоминает Наташа. — Мне так захотелось обнять его, прижать к себе и никуда больше не отпускать.

От решения взять малыша до момента, когда Наташа привезла Степу домой, прошло ровно девять месяцев. Конечно, не все было гладко: жизнь — не сказка. И если 14-летняя Полина и 13-летняя Алена сразу были согласны, что у них появится братик, то мама Наташи была категорически против. Она считала, что дочь погубит не только свою жизнь, но и судьбу своих близких. В порыве материнской любви даже собиралась обратиться в органы опеки, чтобы не отдавали дочери ребенка. Не нашла Наташа поддержки и у отца.

— Подумай, на что себя обрекаешь, — говорил он. — Степа на всю жизнь останется в инвалидной коляске. Ошибся отец: малыш уже ходит. Хоть перебежками по полтора метра — но без поддержки. 

— У меня неделю были сильнейшие головные боли от нервного напряжения, — продолжает вспоминать Наташа. — Когда мама, наконец, услышала мое окончательное решение, она устроила мне скандал, были слезы, обмороки... Сказала, что не подпишет разрешение, чтобы ребенок жил здесь.

Но оказалось, что никакого согласия подписывать не нужно. И вообще, все документы были оформлены очень быстро. Наталья видит в этом Божий промысел. 15 мая еще ничего не было готово, но в опеке срочно подготовили все документы для передачи в патронатную семью, и 26 мая Наташа забрала ребенка. 

— Инспектор из опеки позвонила в детдом, это в другом городе, — там нас уже ждали, — Наташа улыбается, вспоминая тот день. — Все детки ушли спать, а Степа сидел в группе в своей инвалидной коляске, маленький, одинокий, грустный-грустный. У детей там вообще на лицах какая-то обреченность... Когда Степе сказали, что к нему пришли, грусть сменилась невероятной радостью и удивлением: «Неужели это ко мне?» Взобрался на руки и говорит: «Мама, я тебя так ждал!»

В гостях у Степы

Семья Кажаевых живет в частном доме на окраине Самары. Открываем дверь, на пороге стоит мальчишка. И с места в карьер:

— Привет, а ты к нам на самолете прилетела? А где твой самолет? А ты собаку боишься? А это в сумке что, игрушки? Кому?

Настоящий «почемучка». И настоящий непоседа — ему надо все и сразу. И показать свою комнату, и рассказать о Деде Морозе, и посмотреть, что я привезла, а еще не забыть руки помыть перед едой. Умные глазки, смышленый, любознательный. Вот только говорит плоховато для шести лет. Но это дело поправимое: надо просто позаниматься с логопедом. И такому бойцу кто-то поставил диагноз «умственная отсталость»?! А ведь это приговор.

Задержка психического развития, социальная запущенность — да, но не диагноз, с которым надо запирать ребенка в «психушку».

— Мне сказали, что у него отсутствует логическое мышление, что он не понимает причинно-следственной связи, что он олигофрен по дебилоидному типу, — вспоминает Наталья. — Есть такая психолого-медико-педагогическая комиссия (ПМПК) — она определяет, куда перевести сироту из дома ребенка по достижении четырех лет: в обычный детский дом или в специализированный интернат для умственно-отсталых детей. Если второй вариант, то это всё: человек никогда не сможет получить права на управление автомобилем, не найдет хорошую работу, он вообще получается выброшенным из жизни. Диагнозы ПМПК оспаривать некому, и известно немало случаев, когда то, что они определяли как «умственную отсталость», оказывалось элементарной педагогической запущенностью. Но Степе повезло: он настолько обаял членов комиссии, что, несмотря на диагноз, его направили в обычный детский дом. Конечно, я обязательно сниму этот ярлык, но сейчас нам важнее сделать все хирургические операции. 

Впрочем, кажется, что Степану все его страшные диагнозы нипочем. Надев фирменную майку с логотипом «Культуры», которая оказалась ему как раз до колен, он хватает меня за руку и тащит на второй этаж, показывать свою комнату. По крутой лестнице — ребенок с ДЦП. Фантастика? Нет — характер. Медленно, но упорно карабкается этот мужественный мальчишка по ступенькам, чтобы показать главную домашнюю новость. В их с мамой комнате появилась еще одна кровать.

— Это для моего братика, Андрюши, — хвастается Степа. — Здесь он будет спать. Тут положит свои вещи. Мы будем вместе играть. Я его очень жду.  

Наталья на днях собирается в дальнюю дорогу — в Мордовию. Там ждет ее еще один ребенок — десятилетний мальчишка, тоже с ДЦП, передвигаться пока может только на костылях. Она очень хочет, чтобы и он успел встретить этот Новый год дома, в семье. 

Тем временем Степа забирает у меня камеру и начинает фотографировать все подряд. На довольно сложной технике сразу находит нужные кнопки. Радостно просматривает результат своей работы. Следующая игрушка, с которой малыш разбирается на зависть многим взрослым, — ноутбук. Из увесистого пакета с детскими аудиодисками, переданного Степе фирмой «Мелодия», он сам достает и ставит в плейер диск со сказкой. Громче, тише, пауза — знает все.

Оратор с гитарой

Попасть из детдома в семью — все равно что на другую планету. Каждый день Степа узнает что-то новое, для него открываются незнакомые ранее реалии, которые домашний ребенок знает с младенчества. Изначально у него был очень маленький словарный запас, и многие вещи он просто не мог объяснить, потому что не знал слов, которые их обозначают. Например, вспоминает Наталья, он очень долго называл себя девочкой. Мама обнимет его и скажет: «Ты мой любимый сыночек». И он ее обнимет — с этими же словами. «Сыночек» для него — это просто такое доброе ласковое слово. 

Первые дни дома Степка ходил просто с вытаращенными глазами, его удивляло все, даже прогулка на площадке возле дома становилась событием. А попав в обычный парк, он растерялся: еще бы — столько всего охватывает глаз. Первые несколько недель Степа постоянно говорил: «Я не слышу». Наташа уж собиралась его к ЛОРу отвести. А потом поняла, в чем дело: в какие-то моменты от избытка свалившейся на него информации он просто «зависает», вообще ничего не воспринимает. Получается, действительно не слышит.

Смотрим семейный альбом, и остается удивляться, как за полгода, проведенные в семье, изменился малыш. Из испуганного зверька превратился в уверенного в себе, улыбчивого мальчишку. Который чувствует и знает, что его любят.  

Наталья говорит, что резкий скачок в развитии мальчика произошел летом, во время отдыха в христианском палаточном лагере за Волгой. Ступор сменился интересом к окружающей жизни. Степка научился плавать (правда, пока в нарукавниках), нырять. И начал говорить. Точнее, говорить-то он и раньше умел, а тут вдруг начал ораторствовать: рассуждать, анализировать, делать выводы.

Мы сели пить чай. Аппетит у мальчишки изумительный. Конфет может съесть полмагазина. А вот от творожной запеканки уже отказывается, хотя первое время после детдома все ел без разбору. Только за первый месяц пребывания в семье поправился на пять кило. Наташа, как всякая мама, сначала радовалась, что ребенок хорошо кушает и поправляется, потом забеспокоилась о его здоровье. Теперь конфеты прячет. 

— Я тебе сделаю, — Степан по-хозяйски угощает меня бутербродом.

— О, по дому помогать очень любит, говорит: «Я — твой помощник!», — улыбается Наташа.

Помогает всем, в том числе и бабушке, с которой они живут душа в душу.

Та с малышом уже спокойно сама остается, когда маме надо уйти по делам. Былые страхи — в далеком прошлом.

Однако для Степы мама Наташа все-таки человек номер один. Первое время ни на шаг не отпускал.

— Поначалу у него даже случались приступы панического страха, что я не вернусь, — рассказывает женщина. — Однажды, когда меня не было и Степа остался с дочками, он залез под стол, полчаса там сидел, кричал, никого не подпускал, плакал. Когда девочки пытались его успокоить, он в них кидался всем, что под руку попадало, дрался. Но когда я пришла, он заулыбался и тут же успокоился. Приходилось повсюду брать его с собой. А когда это нельзя сделать, то я лучше отложу свои дела, чем буду его травмировать.

Такой реакции есть объяснение. Видимо, иногда ему вспоминается прошлое: волонтеры нанимали ему нянечек для ухода на время лечения. Лечение заканчивалось, дверь закрывалась и человек, к которому Степа успевал за месяц или два привязаться, уходил навсегда. Возможно, такой страх поначалу охватывал мальчика и здесь.

Но сейчас Степа уже освоился и стал проявлять самостоятельность — Наташа эту черту в нем поддерживает. Впрочем, как только рядом оказываются старшие сестры, он тут же о самостоятельности забывает и превращается в капризного маленького братика. Перед мамой ортопедические ботики надевает сам, чтобы ее порадовать, а когда сестрички рядом — то чего, спрашивается, напрягаться: попрошу — наденут.    

Как радушный хозяин, после чаепития Степан решил развлечь меня игрой на гитаре. Для этого нужно было спустить гитару со второго этажа. Инструмент в чехле — за спиной, а руки нужны, чтобы держаться за перила — он буквально подтягивается на них, волоча больную ногу. Музыкальная импровизация удалась: зажимает аккорды, перебирает струны. Наташа считает, что у парня явные музыкальные способности.  

Вместе мы сможем

Конечно, жизнь Кажаевых с появлением нового члена семьи сильно изменилась. Но никто об этом не жалеет. В доме сделали перепланировку. Для мальчика соорудили специальную раковину, в которой он может плескаться часами. Летом планируют сделать пристройку к дому, где разместится детская спальня.

Степино здоровье требует постоянного внимания. В ближайшем будущем ему предстоят две серьезные операции на ногах — от предыдущих на детском тельце сплошные шрамы. Плюс постоянные занятия с логопедом, психологом.

— На работу ходить у меня не получается, — объясняет Наташа. — Теперь я работаю мамой. У нас в Самаре очень маленькие выплаты приемным родителям: Степе платят пенсию по инвалидности 6 тысяч в месяц, и я получаю столько же за патронат. Хорошие алименты девочкам платит бывший муж — 10 тысяч. Еще сдаю дом. В общем, жить можно. Но без помощи неравнодушных людей нам было бы трудно. Например, наше лечение в Реабилитационном центре — это 115 тысяч рублей — нам оплатил благотворительный фонд. Волонтеры оплатили ортопедическую обувь — 6 тысяч рублей.

— Если бы я взяла не Степку, потому что он больной, а предпочла бы здорового, то чем бы я отличалась от его настоящих «родителей», которые отказались от него? — говорит Наталья. — Больше всего я боюсь, что горе-мама объявится. 

А вот с несостоявшимися американскими усыновителями Кажаевы, как ни странно, подружились. Наташа со Степаном иногда общаются с ними по скайпу. Лаура и Джеф до сих пор жалеют, что не смогли усыновить мальчика. А Степа вспоминает их. Особенно Джефа, который мог бы стать папой. Ведь мама у него уже есть. У Натальи же впечатление двойственное:

— Очень странное чувство было во время общения с ними. Хорошие люди. Я могу понять их чувства. И в то же время это такое счастье, что Степка с нами. Что именно он оказался в нашей семье. Надо таких детей выводить из подполья и показывать людям! Пусть видят, что они классные, веселые, так же достойны жить в семье. Мне очень хочется сказать будущим приемным родителям, тем, кто, как и я когда-то, сомневается, чтобы не боялись брать деток.

В планах Натальи Кажаевой — организовать в Самаре ассоциацию приемных родителей, благотворительный фонд помощи приемным семьям. Ей хочется объединить таких, как она сама, чтоб помогать друг другу, делиться опытом. 

— Мне кажется, что ситуация с сиротами в нашей стране уже дошла до критической точки, — считает Наталья. — Поэтому я готова говорить о ней сколько угодно. Может быть, мой пример еще кого-нибудь подвигнет взять малыша из детского дома. Ведь у нас в Сети отсутствует база данных с фотографиями самарских сирот. А они есть: на 2000 жителей — один ребенок-сирота. Я не в состоянии помочь всем, но вместе мы сможем…

И действительно, уже две семьи по примеру Кажаевых взяли малышей из детского дома. При этом одна из них — глухого ребенка-инвалида. Старшая дочка Наташи Полина раз в неделю ездит помогать им, делится опытом.

Пора прощаться с гостеприимной семьей Кажаевых, с симпатичным малышом.

— Степа, пока!
— Пока. А ты потом приедешь, меня заберешь?

Взрослые в шоке. Дурная привычка детского дома: ждать, что тебя заберут в семью, похоже, пройдет у Степана не скоро. Неловкую ситуацию исправляет Наталья: 

— Нет, Степа, ты уже дома. Сыночек, я тебя никому не отдам!


Дутый список 

Список из 259 детей, которых благодаря «закону Димы Яковлева» не выпустили в Америку, несколько лукав. В нем не только дети. Как сообщает уполномоченный при президенте по правам ребенка Павел Астахов, 48 позиций — это американские родители, которые готовы были взять в семью русского ребенка, но еще ни с кем не знакомились и детей не выбрали. Кроме того, часть усыновителей — одинокие граждане, а по российским законам усыновить ребенка может только семейная пара иностранцев. Сегодня 116 детей из этого списка устроены в семьи в России и других странах, с которыми имеются двусторонние соглашения. Двое возвращены родителям. 79 детей находятся в процессе устройства в семьи. 

В России сейчас насчитывается почти 644 тысячи сирот. Из них 84% имеют родителей. 

Впервые за пять лет появилась очередь из российских кандидатов в приемные родители, в ней стоят 18 тысяч человек. Например, в Тюмени 953 потенциальных усыновителя, а в детских домах находятся 654 ребенка. Во всех регионах существуют школы подготовки приемных родителей (программа рассчитана на 80 часов) и службы сопровождения приемной семьи. 

Сейчас в правительстве РФ разрабатывают законопроект о создании института профессиональных приемных родителей. Это люди, которые работают по лицензии и имеют специальную подготовку. С их появлением органы опеки смогут передавать ребенка, оставшегося без попечения, в замещающую семью, а не в приют или детский дом, как это в большинстве случаев делается сейчас.