30.09.2015

В Музее Востока проходит выставка «Дерсу Узала: к 40-летию фильма Акиры Куросавы».

Оскароносной советско-японской картине решили посвятить «тихую», камерную экспозицию — такой же неброской была и лента Куросавы. Из фондов музея извлекли собрание традиционного искусства коренных народов Приамурья — дабы проникнуться духом места. Причем в прямом смысле: на выставке можно увидеть ритуальную принадлежность шамана — антропоморфное изображение духа-помощника. Только после приготовления подобного атрибута избранные соплеменники Дерсу могли стать колдунами.

В числе прочих экспонатов — набор шахматных фигур, изготовленный в 1920‑е и олицетворяющий битву старого мира с новым. Дореволюционное «войско» здесь возглавляет нойон, среди его «бойцов» — двухколесные повозки-ладьи и пешки в виде людей, подвергающихся телесным наказаниям. С такими «солдатами» далеко не уедешь… Зато «воины» будущего — свободные граждане, рассекающие по шахматной доске на автомобилях. Конфликт старого и нового — основной лейтмотив фильма. Только в неспешной картине Куросавы речь о столкновении двух мировоззрений — «цивилизованного» и архаичного.

За кинематографическую часть в экспозиции отвечают афиши, фотографии со съемок и архивные материалы. Например, рабочий сценарий фильма с пометками Максима Мунзука — исполнителя главной роли. Или письмо тувинскому актеру от почитателя таланта, начинающееся словами: «Здравствуй, Дерсу!» В эпистолярном ряду и открытки от Куросавы, с рисунками режиссера и поздравлениями, которые он старательно выводил печатными русскими буквами: «С Новым годом, Мунзук-сан». Открытки — собственного изготовления — Куросава-сан посылал каждый год. Не только Мунзуку, но и Юрию Соломину, сыгравшему в «Дерсу» Владимира Арсеньева.

Сэнсэй, как называл Соломин автора «Семи самураев», вообще был очень щепетильным и предельно корректным. «Актера нельзя обижать», — утверждал постановщик. И как мантру повторял: «Только терпением можно добиться результатов». А также безумно удивлялся второму режиссеру картины Владимиру Васильеву, который с русской вспыльчивостью ссорился с артистами. «Почему Володя-сан ругает Мунзука, когда я его хвалю?» — спрашивал он у переводчика.

Мэтру было чему удивиться. Например, в самые ответственные моменты могла закончиться пленка — сразу в двух камерах. А новой не достать — склад закрыт, охранник куда-то подевался… Или съемку приходилось отменять из-за реквизитора, перепутавшего мешки и не нашедшего жизненно важного для сцены котелка. К тому же во время работы в тайге советская часть группы принимала самое активное участие в общественной жизни Приморского края — проводила творческие встречи и концерты в домах культуры, ходила на демонстрации… Один из актеров едва пережил празднование очередной годовщины Октября — на второй день после усиленного отмечания не смог встать.

Тем не менее Куросава воспринимал съемки как своего рода спасение. На родине с работой не клеилось — он вообще всегда был популярнее за границей, чем в Японии. К тому же его последняя лента — «Под стук трамвайных колес», ныне считающаяся безоговорочной классикой, — с треском провалилась в прокате. Куросава, сын самурая, позора не перенес — вскрыл себе вены. Режиссера спасли. Пришлось жить дальше.

Вскоре после инцидента Куросава прибыл на Московский кинофестиваль, где ему вручили приз за вклад в развитие мирового киноискусства. А потом предложили снять что-нибудь — на его усмотрение — в СССР. Оттаявший в Москве потомок самураев согласился. И выбрал для экранизации произведения Арсеньева, которыми когда-то зачитывался. Даже собирался в юности снимать по ним фильм — на севере Хоккайдо. Но тогда не сложилось, да и тайга на Хоккайдо — не разгуляешься. Не то что в Приморском крае.

Именитому гостю в СССР создали все условия для работы. Соломин рассказывал, как слышал разговор директора картины со своим заместителем: «Слушай, если Куросава скажет, что завтра в тайге должна всплыть подводная лодка, она всплывет. Понял?» Подводных лодок режиссер не требовал, зато для съемок нужны были кабаны, медведь и уссурийский тигр. Причем мэтр настоял, чтобы последний был диким, не дрессированным — для большей реалистичности. Специально для фильма поймали тигренка и год продержали в клетке. В итоге зверь по имени Артем вырос и ни диким, и ни прирученным. Вместо умеренно агрессивного хищника получилось трусоватое и ленивое животное, которое наотрез отказывалось двигаться в кадре. Даже летящие в него камни и палки не могли заставить тигра «играть». После одной такой «дрессировки» Соломин и Мунзук отказались сниматься — из чувства солидарности с хозяином тайги. Пришлось с Артемом расстаться, а его роль передать дрессированному собрату — пусть и в ущерб реалистичности. Досталось и пчелам — из-за дым-машины, применяемой на съемках, в округе погибли все жужжащие особи. Говорят, Куросава был сильно раздосадован, а Максим Мунзук и вовсе поссорился со вторым режиссером Владимиром Васильевым, обвиняя того в «геноциде» насекомых.

Кстати, Мунзук оказался самым «реалистичным» в кадре. Ему и не требовалось вживаться в роль Дерсу — народный артист Тувинской АССР сам был заядлым охотником, знал тайгу как свои пять пальцев. Правда, до появления Мунзука Куросаве пришлось изрядно понервничать — не мог он найти своего Дерсу. Поиски велись по всему СССР. Отбирали кандидатов с восточным типом лица. Отчаявшись, режиссер даже попросил попробовать на роль Михаила Ульянова… Но все было не то, пока кто-то не вспомнил про Мунзука, основателя тувинского национального театра. Вот только актера долго не удавалось отыскать — ушел на охоту в тайгу. Наконец, Мунзука нашел Владимир Васильев и предложил пройти пробы. «А зачем пробы? — удивился актер. — Я и так согласен». Пришлось объяснять, что кроме него рассматривают еще около ста кандидатов. Первая встреча тувинца с Куросавой состоялась на «Мосфильме». «Мунзук», — представился артист. «Дерсу!» — воскликнул режиссер.

Говорят, окончив работу над фильмом и прощаясь со всеми в московском аэропорту, Куросава плакал. Собирался вернуться, чтобы снять картину по Эдгару По, — не получилось. Позже по приглашению Соломина хотел поставить «Идиота» Достоевского на сцене Малого театра — своей экранизацией он был недоволен. Но и этого не случилось — режиссер умер, не успев приступить к репетициям.