22.08.2013

В негласном рейтинге профессионального сообщества Леонид Верещагин — российский кинопродюсер номер один. Рейтинги гласные, формальные составляются, исходя из количества заработанных денег, и по данному показателю Верещагин — просто в числе лидеров. Не первый. Но есть еще критерий неформальный — к а ч е с т в о  денег, и здесь у «ТРИТЭ» конкурентов мало. Как приличный журналист знает, что описание какой-нибудь «медийной» задницы — прибыльно, и все-таки воздержится, так и «Маска. Спасибо, что живая» — не бином Ньютона. Однако ни Михалков, ни Верещагин на подобное не польстятся. У них — при вроде бы полнейшей личной несхожести — одинаковые представления о вкусе, дурном и хорошем. Поэтому почти тридцать лет они — команда. История их сближения — на футбольном поле во время съемок «Жестокого романса» — секретом, надеюсь, не является. Оба заядлые спортсмены, они неслись к воротам противника. Верещагин вел мяч и, наверное, мог забить сам, но дал пас. Забил Михалков. После чего взглянул на замдиректора картины с новым интересом: «Надо тебя у Рязанова забирать...» Никакого «ТРИТЭ» тогда еще не было. А товарищество, творчество и совместный труд уже присутствовали.

Вовремя дать пас — качество настоящего продюсера. Ты держишь мяч, чтобы другой ударил по воротам. Гол с твоей подачи и есть награда, другой не будет. Мечтаешь о большем? Ты не продюсер по натуре.

Верещагин — единственный строго системный человек в окружении Михалкова. Можно только догадываться, как непросто ему каждый день иметь дело — вести дела — с этой широкой натурой, которую никому еще не удалось сузить. Михалков загорается — Верещагин обеспечивает противопожарную безопасность. Михалков летает, Верещагин — в наземной службе. Михалков — это что, зачем и как. Верещагин — где, когда и сколько. В окружении Михалкова всякой твари по паре, а Верещагин в единственном экземпляре. Слава Богу, что он есть. 

Верещагин — человек непростой. Его побаиваются. Знаю тех, кто мучительно гадает, на какой бы козе к Леониду Эмильевичу подъехать. По собственному опыту рекомендую: не ищите зря подъездное животное. Не родилась еще та коза. Но если вы что-нибудь умеете делать хорошо, контакт с Верещагиным наверняка наладится.

Наша первая встреча состоялась на задымленном полигоне под Гороховцом — шли съемки «Утомленных солнцем 2». Помню высокомерный прищур и леденящую стену отчуждения. Слова: «А вы, собственно, кто? Тут люди делом заняты» — не были произнесены, но явственно читались во взгляде. Надо основательно поработать (не лестью, не интригами — в профессии поработать), чтобы преодолеть дистанцию от заморозков до улыбки. А улыбка у Верещагина неожиданно распахнутая, пацанская. Под ледяным панцирем нет двойного-тройного дна — вот что важно. Лед растает. Двойное дно — навсегда.

Издалека многие считают Верещагина надменным снобом, а он никогда не забывает говорить «спасибо». Говорит даже чаще, чем требуется. И явно не подсчитывает в компьютере левого полушария: сколько раз «спасибо» — от него, а сколько — ему.

«Спасибо, спасибо, большущее спасибо!» — ответил он на наше предложение дать интервью и... отказался. Верещагин в принципе немногословен. Язык держит там, где его и полагается держать мужчине, — за зубами. Вежливая отмазка: «напуган», даже «угнетен» предстоящей цифрой. Скорее всего, это релакс организма после гигантских усилий. Ведь юбилейный год Верещагин отметил, быть может, главным своим свершением.

Будем говорить прямо: картины Михалкова явились бы на свет при любом раскладе. У них отец — Михалков. А «Легенду №17» породил Верещагин. Фильм, удержавшийся в прокате два месяца вместо двух недель и собравший 30 млн долларов, — в первую очередь, его творение.

Да что там доллары! Не забыть, как расходилась с премьеры в киноцентре «Октябрь» возбужденная публика, как растекался людской поток и в сторону Садового, и к «Арбатской», и по окрестным переулкам, а в вечернем апрельском воздухе звенело: «Харламов!.. Тарасов!.. Меньшиков!.. Какое кино!..» Никто не спешил включаться в бытовую жизнь: где мы припарковались, завтра на работу, кажется, дождь начинается, не зайти ли в кафе поужинать... На площади в несколько квадратных километров слышалось только: «А коррида!.. А Усатова!.. А наши победили!» Так толпа превращается в народ.

Леонид Верещагин — патриот прагматичного склада. Не одобряет квотирование иностранных фильмов. Крайне осторожно относится к идее отменить для кинотеатров, крутящих зарубежное кино, льготы на НДС. Своим феноменально развитым левым полушарием Верещагин сразу прикинул, что отмена льгот ударит по зрительскому кошельку, но не по зрительским пристрастиям. Сказал об этом 24 мая на сочинском совещании  с Путиным, и Путин его поддержал.

Итак, у Верещагина квас — отдельно, патриотизм — отдельно. Тем ценнее, что за единый всплеск, за общий выдох: «Наши победили!» (такой редкий сегодня) надо благодарить Верещагина.

Память из детства о разгроме канадцев («Это было сравнимо с полетом Гагарина!»), вот о том именно, как вечерами перед телевизором толпа превращалась в народ; раззадоривший американский фильм 2004-го Miracle — «Чудо»; никаких госзаказов, никакого торгашеского цинизма; плюс жаркий внутренний позыв: пусть наши побеждают! То есть, правополушарные дела. Бесконечное совершенствование сценария, упорные поиски постановщика и актеров; где имитировать монреальский «Форум», как исхитриться закрыть на несколько дней целый испанский городок, чтобы снять бег быков... — задачи левого полушария. При их соединении родилось чудо «Легенды...»

Быть может, Верещагин впервые позволил себе такое открытое проявление чувств. В кино, как и в любой иной сфере, недостаток профессионализма можно компенсировать искренней любовью к предмету. Отсутствие любви, в свою очередь, восполняется высоким мастерством. Ни того, ни другого — унылая и самая, увы, распространенная ситуация. А в «Легенду...» Верещагин вложил и разнообразные умения, которых ему не занимать, и страсть, которой от него, говоря откровенно, не ждали.

Почти миллиард рублей, собранный «Легендой...», — это не та касса, когда человек отнес свои десять баксов — пардон, триста рэ — на «Иронию судьбы 2», а потом вышел, плюнул, растер и скрылся, не оглядываясь. Не просто: срубим бабла по-легкому, а суммарный репутационный ущерб для отечественной кинематографии нас не колышет. У Верещагина по-другому. Каждый прибыльный рубль «Легенды...» работает на индустрию в целом. За этот рубль куплено то, что дороже денег, — доверие, надежда. Можно, оказывается, на русские фильмы ходить. Можно и нужно.

Умение зарабатывать не любым доступным способом, а на общую пользу — свойство благородной души. Верещагин — аристократ среди кинопродюсеров. Белая кость. Будь все иначе, не вкалывал бы он с самозабвенным пылом на «Солнечном ударе». Не гордился бы так первыми, промежуточными пока результатами. Верещагин справедливо считает Михалкова кинорежиссером номер один в России. А режиссеру номер один и продюсер полагается соответствующий.

Верещагин — это сила. Верещагин — это уровень. Верещагин — это высокий класс. И, в конце концов, что такое шестьдесят для человека, привыкшего оперировать восьми-девятизначными числами?