В кинотеатрах — масштабная анимационно-документальная фреска «Книга моря» Алексея Вахрушева, приглашающего зрителей поучаствовать в зверобойном промысле и погрузиться в мир древних эскимосских легенд...

— «Книга моря» дарит встречу с тремя чудесами. Первое — бесшовное сочетание натурных съемок с анимацией.

— Это особый вид кинематографа, набирающий популярность уже полтора десятка лет. У него есть подвиды — например, анимадок — документальная история (часто закадровый рассказ), иллюстрируемый мультипликацией. Однако, как правило, две линии, реальная и анимационная, не существуют в фильмах на равных, какая-то из них всегда главная, в смысловом и эстетическом смысле. Либо одно затмевает другое, либо наоборот. В нашем случае эти линии абсолютно равноценны, драматургически и художественно уравновешены.

— Каким образом нащупали грань взаимной комплиментарности разнородных изображений?

— Я родился на Чукотке, снимаю там фильмы с 1991 года, хорошо чувствую ее природное пространство. По сути, оно очень схоже в наших анимационных и документальных эпизодах, просто выглядит немного иначе. Чтобы возникло их единство, есть масса технических и художественных приемов. Прежде всего, одинаковый темпоритм, подчиненный документальному материалу: если мы вынем анимационные эпизоды из картины, то не сможем склеить их в самостоятельный мультфильм, потому что внутреннее время у них необычно для анимации, оно течет так же, как и в документальных сценах. Затем, у нас есть необычное и зрелищное решение объединения живых фонов и анимированных персонажей, созданных главным художником картины — профессиональным скульптором Эдуардом Беляевым.

Он предложил использовать привычный для него материал — скульптурный пластилин, офактуренный акварелью, а фоны «рисовать» мягким испанским пластилином Джови, его тонкие оттенки также напоминают акварель.

Мы лепили этот мир долго, около полутора лет, изменяя его стилистику и пластику от архаичных времен и фактур до наших дней. В начале он напоминает зрителям наскальные рисунки каменного века, а ближе к финалу мы разгулялись по полной программе. Использовали конский волос, бараньи кости, морскую гальку.

— Основой фабулы анимационных эпизодов стала легенда о любви женщины и кита...

—Да, это миф эскимосов, живших на Дежневском уступе, близ одноименного мыса. Кровное родство человека и морского зверя составляет философскую основу их культуры, южнее этот миф мы уже не встретим. Согласно ему, суть человека и зверя едина, наличное бытие определяется перетеканием форм — кто-то может стать тюленем, другой — вороном или китом, а тот, например, орлом или же человеком. Все живое — одного порядка, в его метаморфозах находится место «межвидовой» любви: в один прекрасный момент из фонтана кита является прекрасный юноша, спустя время у девушки рождается китенок, становящийся уважаемым членом рода, а затем — удачливым охотником, кормильцем. Это предание завершается войной, вызванной местью за убийство кита соседним кланом. Для меня было важно вернуть историю к гармонии, в «золотой век», и я нашел волшебную сказку «Майырахпак на Анурвике» в повести арктического первопроходца Георгия Ушакова «Остров метелей». В тридцатых годах вместе с эскимосами он колонизировал остров Врангеля, закрепив эту территорию за Россией. Коротая ненастные вечера, соратники-эскимосы рассказывали ему свои предания. Одно из них я немного переработал в сюжет скитаний потомков родственников «кита, рожденного женщиной» и возвращения их к своим истокам и возрождения мира.

— Немаловажную роль в ренессансе играет грозная морская богиня Майырахпак...

— Она дает шанс состарившейся матери кита омолодиться в соперничестве с ней, превратившись в проворную нерпу. Наша великанша совсем не злая…

— Грозная и щедрая богиня плодородия. Эта океанская Изида удочеряет одинокую, брошенную на погибель старушку и возвращает ей молодость, а та приносит племени утраченное изобилие. Наверняка подобный сценарий плодоносящего возрождения осуществлялся в шаманских практиках?

— Безусловно, нашу историю можно интерпретировать как их сценарий.

— Причем старушка оказалась божественной избранницей оттого, что до конца осталась верна жребию хранительницы домашнего очага, покинутой ее народом… Ба, да это же обожествленная Пенелопа! А правда ли, самоназвание чукчей — «народ, живущий лицом к морю»?

— Так называют береговых чукчей и эскимосов те, кто видит их со стороны. А самоназвания большинства коренных народов Севера переводятся буквально: «настоящий человек». Мне кажется, сейчас наступает время таких решительных характеров… Иначе все, к чему мы привязаны, порастет быльем и исчезнет.

Современность обостряет тоску по родине и ушедшим людям. Я мечтал записать рассказы своего друга, старожила 800-летнего эскимосского поселения Наукан, которое располагалось на мысе Дежнева и было закрыто в 1958 году. Из-за холодной войны жители были переселены подальше от границы. Посулы благополучия оказались обманом, и народ просто исчез — из 350 человек к 1995 году оставалось 56, а сегодня по-эскимосски, по-наукански едва ли говорят два десятка человек во всем мире.

Последний хранитель традиций Яков Тагьек знал весь песенно-танцевальный репертуар эскимосов по обоим берегам Берингова пролива и его островов — я мечтал составить антологию песенного наследия эскимосов юпик, но денег все не находилось. В начале нулевых он внезапно ушел из жизни, и у меня ушла земля из-под ног. Мой мир в одночасье и навсегда утратил источник культурного наследия. Это страшно. Где его теперь искать? Можно обойти все побережья и найти лишь малую часть. По таким людям, по их миру я дико тоскую и ностальгирую, как и зрители моих картин, особенно местные.

Мы только что вернулись из второго премьерного тура «Книги моря», по западной Чукотке — в Певеке и Билибино. Первый тур состоялся в конце прошлого года и прошел по восточной Чукотке, где живут и действуют герои фильма. Во время второго тура мы представили не только кино, но и экспозицию с пластилиновыми персонажами, кадрами анимации и фотографиями главных характеров, сказителей, прототипов сказочных мест действия — этнокультурных памятников Чукотского полуострова. Параллельно представлению «Книги моря» мы показывали нашу «Книгу тундры» 2011 года, посвященную чукчам-оленеводам, озвученную великим Алексеем Васильевичем Петренко. Этот фильм-панорама традиционной кочевой жизни со всеми ее трудностями и радостями завершается так: прилетает вертолет и забирает детей в интернат на десять месяцев. Глава рода сильно ругается, предвидя неминуемый конец мира, который он бережет и охраняет. Однако спустя некоторое время в кочевье все-таки вернулись двое мальчиков, а приехав в Певек, я узнал, что к Вуквукаю возвратились уже 11 человек! Все соседские оленеводческие бригады, вводившие новые технологии и зарабатывавшие награды, исчезли, а архаичный дед, носитель мощной традиционной культуры, примагнитил молодежь и повернул время вспять — как в фантазийном, но оказавшемся пророческим эпилоге «Книги тундры». Я был потрясен фантастической силой притяжения многовековой, неубиваемой традиции...

— Когда ощутили притяжение Севера?

— В детстве, я ведь по маме — эскимос, уроженец Анадыря, поступал во ВГИК с мыслью снимать фильмы на Чукотке, и процесс творческого роста шел параллельно с погружением в родную культуру. И я прилагаю все усилия, чтобы сохранить наследие предков, которое достаточно хорошо знаю и понимаю; чтобы оно продолжало жить в современном мире.

— Промысловики «Книги моря» в основном чукчи?

— Да, но среди них есть и эскимосы. Обитатели побережья жили морским промыслом примерно в сотне поселков, многие из них были переселены из-за холодной войны, затем — в рамках кампании по ликвидации бесперспективных деревень. В результате был разрушен мир русского села, уничтожена и система естественного обитания наших прибрежных жителей. Они были собраны в несколько крупных сел, в некоторых из них окончательно породнились чукчи и эскимосы… Морская зверобойная культура издавна принадлежала двум этим народам. Анимационная сказка нашей картины не случайно рассказывается на двух языках — чукотском и эскимосском...