У Станислава Говорухина были манеры аристократа, а убеждения — демократа-разночинца. Он стремился к известности, добивался максимальной самореализации, но более всего ценил самую непубличную из человеческих практик — чтение. Не раз говорил: «Все, что я узнал, узнал из книжек!» Терпеть не мог потребителей-дикарей с попкорном, вызывающе примитивными вкусами, хотя заявлял, что «не хотел бы относить себя к интеллигенции». В преклонном возрасте мог сделать стойку на руках, однако презирал «правильный, здоровый образ жизни» и пробежки по расписанию. Ему, кажется, удалось осуществить все, чего он хотел, Станислав Сергеевич до последних дней оставался физически сильным, по-хорошему самоуверенным и при этом изысканным, артистичным, сосредоточенным на своих заветных вопросах.

Говорухин кокетничал: «Жизнь надо прожить так, чтоб было что вспомнить, но стыдно рассказать», однако полвека душа в душу прожил со своей второй женой Галиной, а на провокационные вопросы о типичных для больших кинорежиссеров романах с героинями их картин применительно к себе отвечал: «Никогда, — и с наивной беззащитностью добавлял: — Да ведь и со стороны актрис интереса не было». Здесь — важная особенность его психики: он не то чтобы был нравственно безупречен от природы, всего лишь не желал автоматически воспроизводить общеупотребительные манеры богемы, к которой ненароком примкнул, поменяв профессию геолога на кинорежиссера. Обычно сословная принадлежность — достаточное основание для того, чтобы бездумно копировать принятые в той или иной страте привычки и стиль мышления: так экономнее и даже безопаснее. Говорухин же постоянно задумывался, упирался, отказывался подчиняться общему «инстинкту». Физически мощный, жилистый, пробивной, он все время рефлексировал, что-то тонко продумывал, оценивал-переоценивал.

Вот характерный пример: несколько лет назад телевизионный интервьюер-либерал принялся восторгаться знаменитой документальной картиной, посредством которой режиссер вогнал еще один гвоздь в уже как будто сколоченный гроб Страны Советов. Автор ленты, помрачнев, ответил: «Если ты думаешь, что я горжусь в своей биографии фильмом «Так жить нельзя», то ошибаешься. Это факт биографии, которым я совсем не горжусь. Он больше наделал вреда, этот фильм, чем принес пользы».

По той же причине, видимо, чурался звания «интеллигент». Внутри «прослойки» накопилось слишком много предрассудков, которые по умолчанию принимались за кодекс чести. Человеку, не желающему становиться рабом светского «ритуального бюро», способному в любом возрасте развиваться, пересматривать даже недавние взгляды, кодекс записного интеллигента претит. «В принципе, народ должен презирать интеллигенцию, она принесла ему столько несчастий», — как всегда, без оглядки на общепринятый этикет формулировал кинохудожник. Впрочем, по своей всегдашней привычке додумывать вскоре уточнил: «В провинции другой воздух. Мне часто приходилось общаться с интеллигенцией регионов: в духовном плане воздух там чище!»

В каждом интервью, где речь заходила о фильме «Асса», Станислав Сергеевич непременно акцентировал свое идеологическое несогласие с постановщиком — товарищем еще со вгиковских времен, однако выходцем из совершенно иной социальной среды. Говорухин был против романтизации его персонажа («Я говорил режиссеру — ты не видел этих людей, а я видел»).

Талантливый Соловьев, поступивший во ВГИК едва ли не в 16 лет и практически тут же на десятилетия отдавшийся во власть кинопроцесса, гнул, тем не менее, свою линию, в чем-то потрафляя криминальному сословию нового типа. То есть один неудержимо фантазировал, «романтизировал», другой — тот, что постарше, поопытнее, — предлагал быть ближе к жизни. Кинематографическая среда, как правило, быстро обламывает своевольно настроенных индивидуумов, вот и Станислава Говорухина, который с первых шагов в кинематографе стремился делать интересные массовому зрителю картины, методично ставили на место. «Ни один мой фильм при выходе на экраны никто никогда не похвалил! Но время все расставляет по местам», — сетовал и одновременно выражал удовлетворение достигнутым мастер.

Действительно, он стремился выпускать художественный продукт исключительно для внутреннего потребления, совершенно не заботясь о международной конъюнктуре. Это раздражало живущих в большинстве своем в двух российских столицах критиков (и, соответственно, представительствующих исключительно от их имени), тех, для кого западная фестивальная жизнь — место сборки, центр их нехитрой модели мироздания.

Мог ли он снимать «фестивальное кино» — вопрос досужий, а вернее, бессмысленный. Даже и не собирался. Будучи человеком тонким, воплощением (по утверждению того же Соловьева) «самого изысканного артистизма», Говорухин уважал себя настолько, что осмеливался экранизировать разные истории ради собственного удовольствия, а не на потребу носителям чуждой ему эстетической программы. И в этом его разительное отличие от большинства отечественных кинематографистов — в немудреном кредо: что люблю, то и делаю.

Соревновательное начало, очевидно, доминировало, отсюда — тяга к приключенческому сюжету с романтическим окрасом. «Вертикаль», «День ангела» по рассказу Бориса Житкова, «Белый взрыв» по сценарию Эдуарда Володарского, «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо», «Ветер «Надежды», «Приключения Тома Сойера», «В поисках капитана Гранта» — картины, которые вызывают сильную коллективную эмоцию, затрагивают благодаря универсальным игровым схемам «детские» уголки души всякого зрителя.

Говорухин написал сценарий для самой кассовой отечественной картины всех времен — «Пиратов XX века», поставил самое популярное криминальное кино — сериал «Место встречи изменить нельзя». И там, и там видна заведомая грубоватость, упрощенность сюжетных схем, объединяющая, тем не менее, десятки миллионов людей всех возрастов, с разным жизненным опытом и различным социальным происхождением.

По мнению торговцев собственным имиджем, он был кинематографистом «отсталым», хотя на самом деле и как сценариста, и как режиссера его отличали внимательность к людям, отменное знание национальной почвы. В этом смысле именно Говорухин близок классическому Голливуду, а не взгляды его претенциозных критиков. В Америке городская культура индустриального типа сложилась много раньше, нежели в нашей стране, вынужденной из-за войн и революций постоянно догонять, а на этапе формирования киномифологии ставившей в центр жанровых картин персонажей посадских — тех, кто между городом и деревней застрял где-то посередине. Носитель «самого изысканного артистизма» хоть и делал вещи для собственного удовольствия, однако его художественные высказывания были не о себе, а о народе. В одной православной молитве есть просьба к Богу избавить от «мрака мудрования». Станислав Говорухин не стремился бежать впереди паровоза, не навязывал зрителю никакие социальные мифы, поэтому его конструктивно прозрачные, архетипически сбалансированные киноленты набирали с годами мощи и обаяния. Когда-то он удовлетворенно констатировал: «Мои было провалившиеся в прокате картины — мой зритель все равно со временем посмотрел».

Советское материалистическое мировоззрение имело серьезный изъян — ставило свободную от политических утопий фантазию (а равно категорию «интересное») в самый низ иерархической лестницы. Целенаправленно сочиняя и снимая истории о «приключениях», Станислав Сергеевич, в сущности, возвращал людей к общечеловеческим ценностям задолго до того, как об этом объявили партия и правительство. Внутренняя работа с такими понятиями, как личное мужество, осмысленное самопожертвование, магическое притяжение неизвестности, помогает — вне сугубо идеологического контекста — выстраивать правильную картину мира. На жизненном материале были успешно использованы фольклорные мотивы, и, начиная с легендарной «Вертикали», зритель неизменно с благодарностью откликался, опознавая в приподнятых над бытом работах современные сказки, путешествия в мир психических универсалий. А проводником здесь выступил индивид, отвечающий за смелые фантазии всем своим существом. «Мужество — это когда человек не дает страху смерти руководить своей жизнью», — одно из ключевых высказываний Говорухина.

Он был гедонистом и аскетом одновременно («На необитаемом острове мне не хватало бы пожрать, выпить, покурить и... книжек, конечно»), любил показывать в кадре правильно, в соответствии с традицией, сервированный стол, справедливо полагая, что процесс приготовления и употребления пищи — важнейшая часть национальной и персональной культуры. Однако на съемках «Вертикали» самочинно выступил как дублер всех без исключения актеров-мужчин в трудных и опасных сценах альпинистского восхождения. Как-то раз объяснил близкому другу Владимиру Высоцкому базовые правила игры в шахматы, а тот почти сразу же взял эти сведения за основу своего легендарного песенного цикла о борьбе за шахматную корону. Несмотря на душевную близость с гениальным бардом, моралист Говорухин, в отличие от почти всех прочих друзей-приятелей, был беспощаден к его проблемному характеру: «В первую очередь он не смог преодолеть себя, такую слабость проявил. Там, в песнях, везде есть ощущение приближающегося конца — так останови это движение! Нет, не хватило сил».

Сам Станислав Сергеевич жил в соответствии с формулой Заболоцкого: «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь!» Невозмутимое выражение лица, рассудительная манера речи помогали скрывать внутренние борения. Иногда он недвусмысленно проговаривался: «Я-то тертый калач. Жизнь потрепала, выбила из меня какие-то вещи». Приглашал сочинять музыку для своих фильмов знаменитую авангардистку Софию Губайдулину и легендарного джазмена Давида Голощекина, писал маслом вполне качественные картины и даже выставлялся.

Эстетские манеры прекрасно уживались в нем со страстью к альпинизму и атлетизму, мужественная внешность, привычка основательно изъясняться (и, когда нужно, держать уместную паузу) делала наглядным процесс мышления как таковой, подкупая выдающихся режиссеров-постановщиков. Первой разглядела его актерский талант коллега по Одесской киностудии Кира Муратова, пригласившая на главную роль в экранизации повести Владимира Короленко «Среди серых камней». В итоге артист Говорухин создал незабываемый, даже уникальный для нашей культуры образ — не столько эксцентрика, сколько мужчины из плоти и крови, с мышцами и сухожилиями, мыслями и переживаниями, чувствами и убеждениями. А его феноменальная стойка на руках удостоверяла не только силу, но и умение держать равновесие вкупе с идеальным самообладанием.

«Вы видели когда-нибудь режиссера, добровольно ушедшего из кинематографа?! Всех уносили. На самом деле, эту профессию никто не бросает», — Станислав Говорухин снимал при всякой возможности, даже будучи депутатом Государственной думы, а чуть позже — еще и председателем ее Комитета по культуре. «Ворошиловский стрелок» триумфально возвратил его в игровой кинематограф, затем последовали такие заметные работы, как «Благословите женщину», «Не хлебом единым», Weekend, «Конец прекрасной эпохи».

«Все наши мамы и бабушки были подобны героине картины «Благословите женщину» в смысле самоотречения, самопожертвования, однако современных зрительниц это возмущает», — жаловался режиссер, незадолго до смерти уточнив: «Мне стало неинтересно жить, я оказался в совершенно чужом мире».

Сильный и умный человек, он расширял свой коридор возможностей на протяжении всей сознательной жизни. Начинал ее учебой на геологическом факультете Казанского университета и поисковой работой по специальности — ходил по родной земле и присматривался. А дальше — студия телевидения в Казани, всенародно любимое кино, коридоры власти. Он умел и, главное, любил устанавливать прочные связи между разными уголками и социальными этажами огромной, сложноустроенной страны. «Я не люблю повторяться — мне хочется и себя удивить!» — заявлял Станислав Говорухин, и его восторг перед жизнью, отчетливо выраженное преклонение перед ее щедротами и сюрпризами не рассеялись в нашей культурной атмосфере по сию пору.

А культовые фильмы, содержательные интервью, яркие телевизионные выступления гарантируют присутствие мастера в отечественном искусстве в течение (как минимум) многих предстоящих десятилетий.