В прокат вышла новая мелодрама Наны Джорджадзе «Кроличья лапа» — история любви экстравагантного француза Николя и взбалмошной Али, обитательницы богемной питерской коммуналки.

Проект интригует прежде всего своим кастингом: в «Кроличьей лапе» снимались Пьер Ришар и Николя Дювошель, а также Светлана Щедрина, Евгения Добровольская, Олег Гаркуша, Евгений Ткачук и Александр Половцев. В режиссерское кресло села кинематографист с мировым именем: фильм «Робинзониада, или Мой английский дедушка» сделал Нану Джорджадзе лауреатом Каннского фестиваля, а комедия «1001 рецепт влюбленного кулинара» номинировалась на премию «Оскар». Продюсером же «Кроличьей лапы» стала Юлия Соболевская, много лет занимавшаяся «Улицами разбитых фонарей», «Дорожным патрулем» и другими телепроектами.

— Юля, вы очень давно занимаетесь телевизионными сериалами. И вдруг — полный метр. Как я понимаю, он у вас первый…

— Да, это действительно мой первый полнометражный проект. Но опыт работы в кино у меня огромный. Я окончила театральный институт, поработала в театре, а потом поняла, что меня тянет на съемочную площадку. Начинала с хлопушки, была и ассистентом, и вторым режиссером — перепробовала почти все. Кстати, помните «Золотой глаз» Мартина Кэмпбелла (фильм 1995 года из франшизы о Джеймсе Бонде. — «Культура»)? Он частично снимался в Москве, и именно я отвечала за игровой транспорт. А потом очень много занималась сериалами и всегда любила то, что делала.

— Однако специализировались вы на детективах, а «Кроличья лапа» — чистокровная мелодрама.

— Я бы назвала ее лирической драмой. Но дело не в жанрах, а в том, что это очень простая и трогательная история. Как раз такую нам и хотелось сделать.

— Вы сказали, что прошли дорогу от хлопушки до продюсера — через все цеха. Насколько важно будущему продюсеру идти именно этим путем? Я знаю, что некоторые люди приходят в эту профессию со стороны, считая, что легко могут снять какое-нибудь крутое кино…

— Самое смешное, что у них это иногда получается. Но, знаете, помимо съемок, я работаю педагогом-доцентом на кафедре продюсирования в Санкт-Петербургском государственном институте кино и телевидения. И своим студентам всегда говорю: «Хотите быть продюсерами — идите на площадку, работайте!» Потому что только так можно научиться чему-то, только так зарабатывается уважение. И только после этого появляется шанс стать непохожим на всех других, что сегодня особенно важно.

— А каким еще должен быть продюсер?

— Он должен ничего не бояться. К примеру, наша «Кроличья лапа» — череда сплошных авантюр. Изначально мы планировали сделать довольно камерное кино: отснять «французские эпизоды» в Прибалтике или в Выборге, пригласить на роль французов русских актеров. Но потом поняли, что получается какая-то профанация. И выслали сценарий Луи Гаррелю, Гаспару Ульелю и Николя Дювошелю. С последним, как вы понимаете, нам повезло (улыбается).

А потом Нана Джорджадзе, наш замечательный режиссер, вдруг говорит: «Я очень часто снимаю Пьера Ришара, он мой талисман, давайте попробуем его пригласить». Но проблема в том, что роли для него на тот момент не было: нам пришлось срочно выдумывать дедушку-винодела, чтобы мы могли предложить его Пьеру. И как же мы удивились (и обрадовались!), когда он согласился.

Но он сказал, что у него свободны только определенные дни. А мы к тому времени не успевали вообще ничего! Пришлось молниеносно все перекраивать, искать объекты для съемок, искать деньги, команду и прочее. Сплошная импровизация и авантюра! Но мы справились.

— А с Наной Джорджадзе как вам работалось?

— Нана очень непростой человек, но она невероятный, большой художник. Мы очень бурно рождали это кино, но я ни разу не пожалела, что мы работали вместе. У нее есть фантастическая особенность: она умеет говорить необычно о самых простых вещах. Вы же обратили внимание, что «Кроличья лапа» — совершенно не бытовое кино, хотя у нас в кадре кухня, коммуналка и прочее? Так вот, это полностью заслуга Наны и ее сына — оператора Михаила Квирикадзе. Они впустили в фильм воздух, какую-то особую энергетику, стилистику уникальную. И из-за этого даже кипящее белье не кажется чем-то тяжелым, а превращается в элемент сказки или даже притчи. Одна моя подруга-продюсер сказала, что это кино хорошо смотреть в морозный вечер: оно такое теплое — как рождественская сказка. И я с ней согласна.

— Значительная часть действия «Кроличьей лапы» приходится на девяностые. Мне кажется, для нашего кино это самый популярный временной период сегодня.

— Те, кто снимает сегодня о девяностых, как правило, делают это через призму ужаса: в кадре стрельба, малиновые пиджаки и прочее. В «Кроличьей лапе» ничего этого нет. Да и я в то время ни с чем похожим не сталкивалась.

— Как раз хотела спросить, что для вас девяностые. Какими вы их запомнили?

— Были моменты, когда нам совершенно нечего было есть. Но помню, что нам было весело. К примеру, звонок в дверь — и заваливается компания: все голодные, но с каким-нибудь бутыльком (на него последние деньги и тратились). Ты открываешь холодильник — и из пары картошин и полсосиски готовишь что-то невероятно вкусное. А потом сидим все вместе, разговариваем, смеемся…

Да, работы иногда не было. Саша (актер Александр Половцев, бывший муж Юлии, известный по роли полковника Соловца из «Улиц разбитых фонарей». — «Культура») устроился чернорабочим в соседний магазин, а я шила передники и продавала их около метро. А еще мы с подругой вязальную машину купили: две недели она свитера на ней вязала, две недели — я. На это и жили.

— Для человека неподготовленного звучит не очень оптимистично. Но мы все прошли через что-то похожее, и многие вспоминают о том времени с теплотой. Эта теплота, кстати, есть в фильме.

— Да. Мы же были счастливы. У меня, кстати, ребенок родился как раз накануне путча. Помню, лежим мы в палате, и вдруг огромные двери распахиваются, появляется медсестра и громко так заявляет: «Мамочки, в нашей стране государственный переворот. Позвоните домой. Если ваши мужья уже мобилизованы, то мы вас еще подержим. А если нет, то поскорее выпишем, чтобы вы смогли попрощаться». После чего двери торжественно закрываются, а мы лежим в шоке. Врачей, кстати, мы с того дня почти не видели — они перед телевизорами все сидели.

— Юля, давайте вернемся к фильму. Помимо закрытых границ и трудностей, связанных с девяностыми, у героев есть и другая проблема — их отношения начинают разрушаться после измены. Как вам кажется: есть ли возможность сохранить любовь и семью в такой ситуации? Нужно ли прощать?

— Это все очень индивидуально. Я знаю много женщин, которые не смогли простить и ушли, а потом поняли, что ошибались. Но я никого не хочу судить. Я только всегда вспоминаю слова одной взрослой женщины, которая говорила так: «Если ты сталкиваешься с какой-то больной для тебя проблемой, представь, что тебе сейчас девяносто. И посмотри на свою «беду» с высоты именно этого возраста. Стоит ли она того, чтобы ты сейчас убивалась? Попробуй заглянуть немного вперед и оглянись». Я всегда стараюсь так делать.

О чем-то похожем, кстати, говорила покойная Ирина Антонова (президент Государственного музея имени А.С. Пушкина. — «Культура»). Она сказала, что после 85 лет не боишься уже ничего.

— Почему?

— Когда подходишь к этой черте, обретаешь невероятную свободу от всего. И от чужих мнений, и от собственных страхов. Потому что времени бояться у тебя уже не осталось. Так что нам надо учиться смотреть на свои проблемы с высоты именно этого возраста. И тогда мы будем меньше обижаться и перестанем судить других. Ведь жизнь одна. В холодильнике нет запасной. Поэтому кто я такая, чтобы кому-то сказать: «Как ты посмел уйти из семьи? Почему не простил?» Это чужая жизнь, мне бы со своей разобраться.

— Не могу не спросить по поводу съемок в Бельгии. Съемочный процесс в Европе сильно от нашего отличается?

— Мне кажется, киношники везде одинаковы, хотя структурированности там больше. У них хорошо работают профсоюзы, жестко прописаны начало и конец смены. И обед у них строго по расписанию, и на него отводится час: даже если ты поел за десять минут, ты потом оставшиеся пятьдесят должен ходить-переваривать. Но как-то раз была ситуация, когда все утро лил дождь, который прекратился как раз во время обеда. И нужно было срочно бежать снимать, потому что он в любую секунду мог зарядить заново. Так нам все рабочие-механики-операторы сказали, что готовы работать даже во время обеда, если только это не войдет у нас в привычку (смеется). То есть с ними в любом случае можно договориться.