После 1999-го: причины заката Голливуда

Алексей КОЛЕНСКИЙ

24.03.2020


В свет вышло социологическое исследование американского кинокритика Брайана Рафтери «Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все».


Что происходит с кино? С каждым годом проклятый вопрос звучит все тревожнее. И двадцать лет назад критики сетовали на засилье франшиз, однако их число за минувшие годы постоянно росло — с пяти-шести до более чем трех десятков. Многие ли вспоминают их пару месяцев спустя? А фильмы 99-го остаются на слуху, продолжают диктовать моду и формировать киноманские вкусы. «Матрица», «С широко закрытыми глазами», «Красота по-американски», «Бойцовский клуб», «Быть Джоном Малковичем», перезапущенные «Звездные войны», «Офисное пространство», «Магнолия» или раздутые курьезы вроде «Ведьмы из Блэр», «Шестого чувства», «Беги Лола, беги» вдохновили Рафтери на рефлексию — что же приключилось с Голливудом в первый и последний раз?

Оценить феномен позволяют невольные соавторы «энциклопедии расцвета и упадка» — голливудские звезды, коллективное мнение которых выражает критик, а также оригинальный метод авторского анализа. Рафтери оценивает феномен сквозь призму природных сезонов и выявляет ключевые атмосферные явления, сформировавшие погоду. Первая часть — «Зима»: «Год начался январской премьерой на фестивале Сандэнс «Ведьмы из Блэр» — дерганой до тошноты беззвездной авантюры, — а закончился декабрьским наводнением «Магнолии», самого киношного кино года — с хронометражем в 188 минут, дождем из лягушек и зрелищем мега-звезды Тома Круза, виляющего пахом на пути к катарсису... Между ними друг с другом столкнулось множество замыслов и каждый был потрясающе самобытным...». Рафтери вторит открывший «Шестое чувство» Шьямалан: «Те, кто давал деньги на кино, и те, кто ходил в кино, рассуждали так: «Нам не надо знать, куда нас ведут. Мы верим режиссеру». И подобные им дебютанты истово веровали в свое призвание — на рубеже нового века пришло поколение, с ранних лет не расстававшееся с 8-миллиметровыми камерами и не видящее никаких жизненных перспектив, кроме тех, которыми манила Фабрика грез. Впрочем, она казалась им зябким и неуютным пристанищем, требующим радикального апгрейда.

Голливудская перестройка разогревалась мутирующей медиасредой: «1999-й был переполнен всем, чем можно. В чартах происходил настоящий ренессанс благодаря шоу Total Request Live на MTV и новым безбашенным, сексуальным и дерзким звездам — Бритни Спирс, Кристине Агилере, Эминему и Limp Bizkit. А январская премьера нью-джерсийской гангстерской драмы «Клан Сопрано» — задрал сериальную планку. VHS капитулировали перед DVD, в дома входил интернет, а на большой экран во всю ломились цифровые спецэффекты... Но все разговоры вертелись вокруг кино!» Еще бы! Все понимали, что «после «Криминального чтива» истории теперь можно рассказывать хоть задом наперед». Это и породило бум новаторской кинодраматургии и режиссуры, рвущей с линейной логикой, эстетикой комиксов и индустрией бездумных аттракционов.

В 99-м сценаристам доверяли больше, чем звездам, и каждая домохозяйка верила, что ее история может озолотить всю семью. Полулюбительская, снятая за копейки, проданная за миллион и собравшая в сто раз больше «Ведьма из Блэр» подтвердила этот тезис. Однако у инфернальной страшилки объявился опасный соперник — взбунтовавшийся клерк. Вовсе не помышлявший о голливудской карьере, аниматор-самоучка, «папаша» Бивиса и Баттхеда Майк Джадж, внезапно стал голосом поколения, решившего порвать со скучной карьерой, а заодно и нормами приличия. В 99-м этот бунтарь ворвался в «Офисное пространство» и разгромил корпоративный «рай». За ним ринулись в бой адепты «Бойцовского клуба», тихий вуайер «Красоты по-американски», озабоченные тинейджеры «Американского пирога», решивший «Быть Джоном Малковичем» кукольник и, разумеется, проглотивший красную таблетку «матричный» Нео.

Все они стали культовыми иконами поколения пост-бэби-бумеров. Как признавался техник портлендского автомобильного завода Чак Паланик: «Мужики собирались вместе, чтобы потрепаться о том, что их жизнь свернула не туда. Все ныли о том, чему их не научили отцы. Ныли, что их отцы были слишком заняты новыми отношениями и новыми семьями и просто забили на предыдущих детей». Спустя год записанный в корпоративный блокнот «Бойцовский клуб» подарил второе дыхание Дэвиду Финчеру и стал, по признанию Брэда Питта и Эдварда Нортона, лучшим украшением их фильмографий.

Между тем офисным бунтарям было на кого равняться — половина авторов картин 99-го признавалась, что их настольным фильмом был «Выпускник» Майка Николса 1967 года. В обаятельной инди-комедии скромный персонаж юного Дастина Хоффмана воплощал фантазм своего поколения и овладевал образцовой домохозяйкой (по сути, буржуазным идеалом одноэтажной Америки) и умыкал ее дочь из-под венца. Герои Паланика и Финчера замахнулись на большее. «Мы — средние дети истории (то есть нелюбимые, испытывающие дефицит внимания — «Культура»), — разглагольствовал в «Бойцовском клубе» Тайлер Дарден, — телевизор внушил нам, что однажды мы все станем миллионерами, звездами кино и рок-н-ролла. Но это не так и не надо факать нам мозги!» Его чувства разделял автор экранизации, со школы «испытывавший отвращение к власти, бюрократии и неоспоримым правилам любого рода», а также братья (ныне сестры) Вачовски, Сэм Мендес, Спайк Джонс и режиссеры новых «выпускников» 99-го года — Уэс Андерсон («Академия Рашмор»), София Коппола («Девственницы-самоубийцы»), Пол и Крис Вайцы («Американский пирог»).

Истории успехов выдающихся дебютантов Рафтери излагает в части «Весна» и не забывает упомянуть, что 20 апреля «выпускники» показали себя в деле, расстреляв однокашников в школе Колумбайн. «Подвиг» террористов породил медийный шум и вдохновил «выламывающихся из матриц» последователей, а кумиры «бунтарей без идеала» — Финчер и Вачовски — стали мишенью критики. Но истинный масштаб угрозы продемонстрировала диверсия 9/11, имеющая лишь конспирологические объяснения. Стоит задуматься: так ли сильно отличаются истинные разрушители Братьев-близнецов от сопливых хейтеров или повергшего «Матрицу» Нео?

Тревогу, охватившую Америку нулевых, напророчил летний шедевр репертуара — «С широко закрытыми глазами». Стэнли Кубрик обнажил грядущий кризис семейных ценностей, сопутствующую перверсию сексуальности и дефицит эмпатии. «Осеннюю» тоску проиллюстрировали травестированные драмеди — оскароносная «Красота по-американски» Сэма Мендеса, меланхоличный бурлеск «Быть Джоном Малковичем» Спайка Джонса, угрюмо-трансгендерная «Парни не плачут» Кимберли Пирс, исповедально-эксгибиционистская «Магнолия» Пола Томаса Андерсона и стильный, но двусмысленный «Англичанин» Стивена Содерберга… Брайан Рафтери насчитал более двух дюжин культовых, лучших в фильмографиях создателей лент, недостача образной мощи которых не восполнена по сию пору.

Что за вирус прикончил голливудское великолепие? Автор не дает однозначного ответа на проклятый вопрос. Очевидные проблемы лежат на поверхности: «Телевидение перестало быть кладбищем для режиссеров, актеров и сценаристов» и превратилось в сытную кормушку. «Бюджеты кино стали намного меньше... Сегодня из «Матрицы» или «Бойцовского клуба» сделали бы сериал». Роковую роль сыграла и растущая расовая диспропорция аудитории. Белые американцы и европейцы перестали делать кассы, и голливудские воротилы переориентировались на незамысловатые франшизы, отбирающие львиную долю бюджетов, но имеющие шанс окупиться на азиатских рынках. В итоге «сиквелов стало так много, что высокобюджетным фильмам с оригинальными идеями просто не осталось места в прокате… Современным зрителям стало довольно всего нескольких серьезных фильмов в год, и чаще всего они выбирают синюю таблетку», — печально заключает Брайан Рафтери.

Анамнез подтверждает Стивен Содерберг: «Думаю, что 11 сентября на подсознательном уровне повлияло на то, зачем люди ходят в кино. Страна до сих пор не опомнилась от этого события. Об этом мало кто говорит вслух, но ощущение, что в кино сбегают от реальности, определенно усилилось. В кино всегда сбегали от реальности, но после 11 сентября это чувство возобладало… Новые запросы и новые реалии стали давить на картины такого рода, которые нравилось делать мне и моим друзьям... Чувствовалось, как студии от мысли «давайте оседлаем волну новых талантов и поглядим, куда она нас принесет», пришли к жажде той власти, которая была у них в восьмидесятые»...